ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Кэт Бохэннон
Но обычно это не так, потому что многим биологам и медикам трудно совместить тот факт, что виды, имеющие пол, имеют два совершенно разных типа тел. Мы только сейчас начинаем слышать голоса, призывающие медицинское сообщество к разным путям лечения для разных полов. Но даже за пределами больниц знание того, как малярия действует на беременных женщин, может помочь мужчинам и детям.
Учитывая, насколько вероятность укуса малярийного комара выше у беременных, особое использование преимуществ тела этих женщин может быть частью общей стратегии жизненного цикла простейших. Мы знаем, что простейшие накапливаются в плацентарной ткани. Если секвестрация в плаценте человека позволяет им дольше избегать обнаружения, они получают явное преимущество – именно это обычно и поддерживает эволюция. Как и в случае с ВИЧ, такие «резервуары», по-видимому, помогают сохранять очаги инфицированных клеток крови, в то время как остальная часть тела женщины избавляется от инфекции.
Исследователи не уверены, как простейшие «узнают», что им нужно прятаться в плаценте, учитывая, насколько яростно плацента обычно борется с повседневными инфекциями (в противном случае многие дети со слабой иммунной системой умерли бы)[172]. Скрываясь там, простейшие избегают обнаружения врачами, проверяющими кровь женщины. Инфицированные беременные регулярно получают отрицательный результат на малярийную инфекцию и, как следствие, не получают лечения от нее. Когда простейшие снова появляются, они попадают в печень, размножаются и начинают свой жизненный цикл заново.
Мы пока не знаем, используют ли такие вирусы, как Зика, аналогичные стратегии, хотя вирус был обнаружен в плацентарной ткани женщин, у которых случился выкидыш. А инфекция Зика в первом триместре (как и малярийная инфекция), по-видимому, связана с более высокой частотой выкидышей, а также с различными пороками развития плода. Поиск ответов на подобные вопросы – это именно то, чего мы должны ждать от будущего гинекологии, а также от глобальных исследований в области здравоохранения. Возможно, москитные сетки и пестициды – не единственные стратегии, которые нам следует использовать для борьбы с этими болезнями. Контроль над рождаемостью также должен стать передовой защитой – не только для женщин и детей, но и для всего местного населения.
Задумайтесь: США избавились от малярии в ХХ веке, уничтожив огромное количество комаров. Частично за счет распыления инсектицидов внутри и вокруг домов. А также за счет контроля над окружающей средой: например, осушение стоячей воды и выявление районов, где, как известно, размножаются малярийные комары. Сейчас нам это может показаться простым решением, но чтобы даже просто вообразить себе такую стратегию, нужно было сменить точку зрения: эффективное общественное здравоохранение требует не просто карантина и лечения пациентов, но и активного подхода, учитывающего более широкие условия, в которых болезни проходят свои циклы. Представление о малярии как о гинекологической проблеме (другими словами, не просто о том, что женщины и эмбрионы «уязвимы», но и о том, что человеческая беременность может быть важной особенностью того, как болезнь протекает в масштабе населения) требует аналогичного изменения. Это означает, что мы должны думать о пространствах в человеческом теле как об условиях. Как мы обсуждали в главе «Матка», конкуренция между матерью и плодом сосредоточена в локальной среде матки, а значит, матка беременной женщины обладает уникальными особенностями, которыми могут воспользоваться инфекционные заболевания. Если что-то вроде малярии использует человеческую плаценту в качестве резервуара, скрываясь от иммунной системы матери, чего мы можем добиться, предложив женщинам безопасный и здоровый выбор в отношении их репродуктивной судьбы? Ставки не малы: мы говорим о страданиях миллионов людей сейчас и в будущем. Что произойдет, если мы предоставим женщинам выбор и инструменты, позволяющие уменьшить количество плацент на квадратную милю?
Триумф матки
Вместо извилистых влагалищ с ловушками у нас есть таблетки и диафрагмы. Вместо эффекта Брюса у нас есть метотрексат и мизопростол. Вместо того чтобы ждать появления менее опасных родовых путей, у нас есть акушерки, которые помогают новорожденным преодолеть трудности, и чудо современного кесарева сечения[173]. Когда у других видов физиологическая эволюция создавала новую особенность, позволяющую самке осуществлять репродуктивный выбор, гоминины вместо этого использовали поведенческие инновации – некоторые из них были социальными, другие включали инструменты и фармацевтические препараты. Тот контроль, который мы имеем над самыми мощными рычагами нашей эволюционной приспособленности, привел нас туда, где мы находимся сегодня. Это позволило ранней человеческой популяции наконец взорваться, распространившись почти на каждую экологическую нишу, на которую натыкались наши предки. Это также улучшило показатели выживаемости каждой беременной женщины со слишком узким тазом и жадной плацентой.
Нас сюда привел не триумф инструментов, а триумф матки. Успех нашего вида был и до сих пор зиждется на животах и спинах женщин, которые на протяжении всей своей репродуктивной жизни делали трудный выбор. Глубокая история гинекологии – это не просто история того, как мы нашли способы уменьшить страдания женщин. Это история о том, почему мы вообще живы.
Так что, возможно, нам нужен кадр получше, чтобы описать «триумф» человечества. Наша история начинается не с оружия. Не с мужчины. Символами наших высших технологических достижений не должны быть атомная бомба, интернет или плотина Гувера. Это должны быть Таблетка, Расширитель, Диафрагма.
Окей, Кубрик, дубль два:
ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА
Желтый рассвет поднимается над землей. Камера приближается. Небольшая группа гомининов, мужчин, женщин и детей, собирается у водопоя. Худощавые тела, длинный черный мех. Но в пустыне есть манна: между пятнами коричневых скал и осыпей растут ягоды, клубни и маленькие цветы, которые появляются после дождя.
