Злой рок. Политика катастроф - Нил Фергюсон
Аргументы Сена по большей части основаны на рассмотрении случаев самого страшного голода за последние триста лет. Но еще в «Богатстве народов» Адам Смит делает смелое утверждение и говорит, что за два столетия, предшествующих написанию его книги, «голод никогда не возникал по какой-либо иной причине, как в результате насильственных мероприятий правительства, пытавшегося негодными средствами устранить неудобства дороговизны»[634][635]. Впрочем, случаи голода во Франции 1693–1694 и 1709–1710 годов (в эту эпоху правил самодержец Людовик XIV, «король-солнце»), как кажется, идеально вписываются в концепцию Сена: рынок обрушивался вслед за страшными неурожаями, а власти, никому не подотчетные, и не пытались облегчить участь голодающих. Во время первого из двух кризисов умерло 1,3 миллиона человек – примерно 6 % населения Франции[636]. Алчность Ост-Индской компании, подотчетной лишь своим акционерам и, в конечном счете, британскому парламенту, – вот едва ли не единственная причина жуткого голода, в 1770 году поразившего Бенгалию и унесшего жизни от одного до двух миллионов человек (до 7 % населения)[637].
Непосредственной причиной Великого голода, разразившегося в Ирландии в 1840-х годах, была грибковая спора Phytophthora infestans: она с поразительной быстротой уничтожала урожаи картофеля, в то время как он составлял 60 % продовольственных ресурсов Ирландии, а 40 % хозяйств поддерживали свое существование почти исключительно благодаря ему. «Гниль» прибыла в Ирландию в 1845 году из Северной Америки через Бельгию и возвращалась каждый год (кроме одного) до 1850-го. В 1846 году погибло три четверти урожая. К 1848 году размер посевных площадей, отданных под картофель, сократился едва ли не до 15 % от уровня 1845 года. А кроме того, поскольку исчез главный источник калорий, питавших селян, снизилось и производство других культур – пшеницы и овса. С 1846 по 1849 год поголовье свиней в Ирландии сократилось на 86 %. Селяне почти никак не могли получить кредит и возместить ущерб от потрясения, если не считать примерно трехсот займов от Ирландских ссудных фондов (Irish Loan Funds), ранней формы микрофинансирования[638]. По оценкам, от голода погибло около миллиона ирландцев, или 11 % населения, прежде, до бедствия, составлявшего 8,75 миллиона человек[639]. Еще миллион человек эмигрировал из Ирландии, прежде всего в Северную Америку.
Но Ирландия – это не Бенгалия. Ирландцы заседали в обеих палатах Вестминстерского дворца. Конечно, местная аристократия была англо-ирландской и представляла собой сословие, отделенное от масс, если смотреть с религиозной, культурной и даже языковой точки зрения. И, безусловно, избирательное право и для сельского, и для городского электората было более ограниченным: после реформ избирательной системы 1829 и 1832 годов всего около 90 тысяч человек имели право голоса[640]. И тем не менее в Палате общин присутствовали избранные ирландские представители; был среди них и великолепный Освободитель, Дэниел О’Коннелл, который в январе 1847 года председательствовал в Дублине на собрании ирландских землевладельцев и политиков, созванном, чтобы потребовать от правительства хоть как-то противостоять катастрофе[641]. Но все же те, кто принимал ключевые решения – скажем, Чарльз Тревельян, помощник секретаря казначейства, – были ревностными евангельскими христианами и приверженцами политэкономических доктрин, согласно которым государство не должно вмешиваться в экономику. «Несчастным тяжело утратить знание о том, что они страдают от горести, насланной Провидением Божьим», – писал Тревельян 6 января 1847 года. По его словам, Бог послал голод в испытание, «чтобы преподать ирландцам урок и показать, что бедствие нельзя смягчать слишком сильно… Истинное зло, с которым нам необходимо бороться, – это не физическое зло Голода, но моральное зло эгоистичной, извращенной и непокорной человеческой природы»[642]. На основе таких аргументов из Ирландии продолжали вывозить зерно (по большей части овес).
Нет, некоторые меры все же были приняты, чтобы облегчить людям муки голода и справиться с болезнями, которые следовали за ним по пятам. В 1846 году консервативное правительство сэра Роберта Пиля отменило «Хлебные законы» – протекционистские тарифы, препятствовавшие импорту дешевого зерна в Соединенное Королевство. В страну стали ввозить кукурузу и кукурузную муку из Америки; кто-то устраивал общественные работы; иные делали значительные пожертвования; а Британская ассоциация помощи пострадавшим в чрезвычайной ситуации из отдаленных приходов Ирландии и Шотландии – при поддержке королевской семьи и Ротшильдов – сумела за время своего существования собрать примерно 470 тысяч фунтов стерлингов. Правительство в 1847 году предоставило Ирландии заем в 8 миллионов фунтов стерлингов (Irish Famine Loan)[643]. Но эти меры и близко не могли возместить падение доходов селян в дни жестокого дефицита. После отставки Пиля в результате отмены «Хлебных законов» в отношении лондонцев к ирландцам преобладало безразличие, а может быть, даже презрение. «Все дело в гнилой картошке, – жаловался герцог Веллингтон во время раскола тори из-за „Хлебных законов“. – Это из-за нее чертовски перепугался Пиль»[644]. «Со своей стороны, – отмечали в Times, – мы считаем картофельную гниль благословением. Как только кельты перестанут быть картофелефагами, они непременно станут плотоядными. А когда они распробуют мясо и у них разыграется аппетит, вместе с ним придет и готовность заработать на свой кусок мяса. А уже вслед за этим явятся стабильность, порядок и упорство – конечно, если только их развитию не воспрепятствует слепой ирландский патриотизм, близорукое равнодушие мелких лендлордов или случайная беспечность правительства, которое решит вдруг проявить благожелательность»[645]. Сэр Чарльз Вуд, канцлер казначейства Великобритании, объяснял в Палате общин: «Никаких усилий правительства и, добавлю, никакой частной благотворительности не хватит, чтобы в полной мере справиться с нынешним бедствием. Это кара Божья, постигшая народ по воле Провидения»[646][647].
Можно подумать, что нет двух идеологий более различных, чем классический викторианский либерализм и кровавый марксизм большевиков, и все же каждая из них, пусть и по-своему, давала массовому голоду рационалистическое объяснение. Но имелись и важные различия. В истории Советского Союза было два жесточайших голода: один – в 1921–1923 годах, второй –
