Александр Немировский - Откуда пошел, как был организован и защищен мир
Как-то перед представлением в одной деревне они зашли в трактир и люди налили им вина. Ученик не стал пить, а учитель, радуясь даровому угощению, выпил много и расхвастался:
— Как сейчас шел я в город, мне дорогу перебежал заяц. Это плохая примета, подумал я, и погнался за косым. От туда, сюда. Но от меня не уйдешь! Нагнал я его, хвать за уши и приволок в город. Вокруг меня собралась огромная толпа. Сколько крику было! Подняли меня на руки и понесли. И все показывали пальцами: «Вот человек, нагнавший зайца!»
Трактир заполнился удивленными возгласами. Ободренный акробат продолжал:
— В другой раз вместе со многими я шел в город на великий праздник. Дело было в пору разлива. Разбушевавшаяся река снесла мост. Видя это, люди постояли и повернули назад. Я же, разбежавшись, совершил прыжок, которому мог бы позавидовать Хануман, и оказался на другом берегу реки.
И тут кто-то из находившихся в трактире выразил сомнение:
— Этого не может быть!
— Ты мне не веришь?! — возмутился учитель. — Сейчас ты увидишь, что я прыгну через пять дротиков.
— Не делай этого, почтенный, — шепнул бодхисатва. — Ты прыгаешь лишь через четыре дротика.
Акробат отмахнулся от него, выбежал на улицу и воткнул в землю пять дротиков острием вверх.
Бодхисатва подошел и настойчиво предложил:
— Разреши, я уберу один дротик.
— Не смей! — закричал акробат, дыша в лицо бодхисатвы винным перегаром. — Ты ещё не знаешь, на что я способен!
Разбежавшись, он прыгнул, перескочил через четыре дротика, а на пятый же накололся животом и стал похож на цветок мадхуки, нанизанный на собственный стебель. Тогда бодхисатва сказал:
Перед народом не хвались ни ловкостью, ни скоростью.
Четвертый дротик одолев, на пятом ты наколешься.
Золотой гусь
Давным-давно, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, бодхисатва возродился в семье одного брахмана и, достигнув зрелости, взял в жены дочь брахмана. У неё родились три дочери-близнецы. Им дали одно имя — Нанда.
Эта жизнь бодхисатвы была недолгой. Он не успел обратить жену в свою веру, объяснить ей, что алчность — первый из пороков, что алчный омерзителен не только людям, с которыми ему дано жить, но и матери, его родившей.
После смерти Будды его жена и дочери жили в бедности. Перенося её как величайшее из наказаний, они завидовали каждому, кто хоть немного богаче их. А Будда возродился в облике золотого гуся, наделенного разумом и знанием былых воплощений. Вспомнив о жене своей и дочерях, он прилетел к их хижине и незаметно стал за ними наблюдать. Видя, что они живут, прислуживая соседям, бодхисатва решил: «Покажусь-ка я им! Мое тело покрыто золотыми перьями. Буду отдавать им по одному перу, и они заживут безбедно».
Утром, проснувшись, увидели вдова и три её дочери золотую птицу на соломенной кровле, и разгорелись у них глаза.
— Откуда ты, почтеннейший? — спросила мать.
— Оттуда! — сказал гусь, поднимая клюв к небу. — Я твой супруг и отец твоих дочерей. После того как мы расстались, я возродился в образе гуся. Теперь вы заживете в достатке.
С этими словами он вырвал клювом одно из своих перьев и бросил его вниз. Женщина кинулась на землю, закрыв перо грудью, так и не заметив, как улетел гусь.
И стал гусь прилетать время от времени, оставляя семье по одному перу. Однажды мать позвала своих дочерей и обратилась к ним с такими словами:
— Милые! Теперь у нас появился достаток, и мы уже не прислуживаем чужим людям, как шудры. Но у нас нет служанок и слуг. Мы ходим пешком, живем в хижине. Давайте, когда прилетит отец, выдернем у него все перья и разбогатеем.
— Но ему будет больно, — робко возразили дочери.
— Перетерпит! — упрямствовала жадная женщина.
На следующий раз, когда прилетел золотой гусь, брахманка ласково подозвала его к себе. Когда же он, ничего не подозревая, приблизился, схватила его и ощипала. Но перья бодхисатвы, вырванные против его воли, из золотых стали серыми, как у журавля. Взмахнул гусь крыльями, чтобы улететь, но не смог. Брахманка поместила его в ящик и стала закармливать, чтобы он стал жирнее, надеясь продать подороже. Когда у гуся отросли перья, они стали белыми. И тогда он улетел и больше не возвращался.
Священное древо
Давным-давно, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, бодхисатва возродился в образе священного древа, росшего на берегу реки и ушедшего корнями в её дно. Тогда же среди рыбаков, ловивших сообща рыбу и деливших доходы поровну, возродился и его враг Девадатта.
И вот Девадатта взял удилище и отправился с маленьким сыном к месту, где был хороший клев, под огромное дерево. Насадил он на крючок червяка, закинул удочку и почувствовал, что не может её вытащить. «Наверное, подумал он, — на крючке большая рыба. Я её продам и разбогатею. Лишь бы о моей добыче не узнали в деревне!» И сказал он сыну:
— Милый! Беги к матери и передай ей, что мы поймали большую рыбу и скажи, чтобы она затеяла ссору с соседями.
Когда мальчик ушел, рыбак, опасаясь оборвать леску, разделся, сложил одежду на берегу и полез в воду. Ему не терпелось поскорее вытащить свой улов, и он не заметил, что крючок зацепился за подводную корягу.
Наткнувшись на её острие, он сразу же лишился обоих глаз, когда же вынырнул, не нащупал своей одежды — её унес вор.
Жена тем временем вырядилась как чучело. Намазала лицо сажей, прицепив к уху пальмовый лист и взяв на руки дворовую собаку, стала ходить из хижины в хижину. Видя её, люди говорили:
— Ты рехнулась, что ли? Вымазалась и держишь собаку, как ребенка.
В ответ она стала оскорблять соседей. Поднялся шум. Прибежал деревенский староста и, увидев жену рыбака, сразу понял, кто виновник ссоры.
Видя эти бедствия — одно в лесу, другое в деревне, — бодхисатва, высунувшись из дерева, произнес гатху:
Слышна в деревне брань. Рыбак всего лишен.
Кто зол, к тому беда идет со всех сторон.
В поисках нового имени
Возродился бодхисатва в Таксиле наставником и начал обучать дхарме пятьсот учеников, слетевшихся к нему со всех концов Индии, как мотыльки на свет. Был среди них некто по имени Паршва. Слыша без конца: «Паршва, иди туда», «Паршва, иди сюда», он возненавидел собственное имя и, явившись к учителю, сложил ладони и обратился к нему с просьбой:
— Не могу я слышать свое дурное имя. Дай мне хорошее.
— Я знаю хороших и дурных людей, — ответил учитель. — Имена для меня безразличны. Но я готов называть тебя так, как это тебе по душе. Назови свое новое имя.
Паршва замолчал, перебирая в памяти имена.
Не дождавшись ответа, учитель сказал:
— Походи по стране и поищи себе имя. По возвращении ты его обретешь.
Паршва поклонился учителю, взял с собою в дорогу провизии и отправился в путь, из деревни в деревню, из города в город, спрашивая у всех встречных их имена.
В одном месте он увидел похоронную процессию и, будучи человеком благочестивым, к ней присоединился. На кладбище, после того как тело умершего было предано огню, он спросил у родственников:
— Как звали безвременно скончавшегося?
— Живака, — ответили ему.
— Как же мог Живака умереть?
— Умирает не имя, а тело того, кто его носил, — ответили ему. — Ты, кажется, не в своем уме.
Услышав это, Паршва отказался от понравившегося ему имени и отправился на поиски другого.
Идет он по городу и слышит свистящие удары, сопровождаемые стонами. Пошел он на эти звуки и увидел привязанную к дереву обнаженную женщину, наказываемую хлыстом. После каждого удара бьющий приговаривал: «Вот тебе, Богатяка!»
— Эту женщину зовут Богатякой? — удивился Паршва. — За что ты её бьешь?
— Таково имя моей рабыни, — ответил хозяин, занося хлыст для нового удара. — Она, негодная, утаила часть заработка.
— Почему же, будучи Богатякой, она рабыня и вынуждена работать на других?
— Да ты не в своем уме! — воскликнул хозяин, нанося удар. — Имена ведь даются не для того, чтобы можно было судить о состоянии людей, а чтобы отличать одних от других.
И отправился Паршва далее, пока не встретил человека, растерянно оглядывавшегося по сторонам.
— Ты кого-то ищешь? — спросил Паршва, поздоровавшись с незнакомцем.
— Я сбился с дороги. Скажи, какая дорога ведет в Варанаси?
— А как твое имя? — спросил Паршва.
— Меня зовут Провожака, — ответил заблудившийся.
— И ты, Провожака, спрашиваешь дорогу у меня, Паршвы! — воскликнул ученик Будды и поспешил в Таксилу.
Учитель, увидев его, спросил:
— Каким же именем тебя называть?
— Называй прежним, — ответил Паршва. — Ведь о людях судят не по имени, а по делам их.
И произнес Учитель следующую строфу:
Живаку мертвецом узрев, а Богатяку — нищей,
Доволен именем мудрец и перемен не ищет.