Карл Клаузевиц - О войне. Части 5-6
5. Но так как такое состояние страны мыслимо лишь при чрезвычайно высокой культуре и большой плотности населения, то отсюда само собой вытекает, что число подступов, а равно и число отрядов, необходимых для их заграждения, окажется очень большим по сравнению со стратегическим расположением за другими преградами; отсюда опять-таки следует, что такая оборонительная линия не должна быть длинною.
Основная голландская линия идет от Наардена на Зюдерзее, большей частью за р. Фехтой до Горкума на Ваале, т. е., собственно говоря, к Бисбошу, и имеет протяжение около 8 миль. Для обороны этой линии было использовано в 1672 и 1787 гг. 25000-30000 человек. Если бы можно было уверенно рассчитывать на непреодолимое сопротивление, то, несомненно, результат являлся бы весьма значительным; по меньшей мере достигалось бы прикрытие расположенной позади голландской провинции [137] . В 1672 г. эта линия действительно выдержала наступление значительно превосходных сил под начальством великих полководцев, а именно – сначала Конде и затем Люксембурга, в распоряжении которых находилось от 40000 до 50000 человек; однако решительных действий они не предприняли и предпочли выжидать наступления зимы, которая, впрочем, оказалась недостаточно суровой. Напротив, в 1787 г. сопротивление на этой линии оказалось совершенно ничтожным, и даже более серьезное сопротивление на гораздо более короткой линии, между Зюдерзее и Гаарлемским морем, было сломлено в один день воздействием весьма искусных и в точности отвечавших местным условиям тактических распоряжений герцога Брауншвейгского несмотря на то, что силы пруссаков, действительно двинутые против этой линии, мало или даже вовсе не превосходили сил обороняющегося.
Различный исход этих двух оборон находится в зависимости от различия в главном командовании. В 1672 г. Людовик XIV напал на неизготовившихся к войне голландцев; последние, как известно, располагали сухопутными силами, не особенно проникнутыми воинственным духом. Поэтому большинство крепостей оказалось плохо снабженным предметами снаряжения и лишь со слабыми гарнизонами, состоящими из наемных войск; комендантами крепостей являлись или вероломные иностранцы, или свои, да неспособные. Поэтому бранденбургские крепости на Рейне, занятые голландцами, очень скоро почти без сопротивления попали в руки французов, точно так же, как и их собственные крепости, расположенные к востоку от указанной оборонительной линии, за исключением Гренингена. К захвату этого множества крепостей и свелась, главным образом, деятельность 150000 человек французской армии.
Когда же, вследствие имевшего место в августе 1672 г. убийства братьев де Витт, принц Оранский встал во главе правительства и внес единство в мероприятия по обороне, время оказалось еще не упущенным для того, чтобы заградить вышеуказанную оборонительную линию, и все мероприятия оказались настолько согласованными, что ни Конде, ни Люксембург, командовавшие после ухода обеих армий – Тюренна и Людовика XIV – оставшимися в Голландии войсками, не отважились что-либо предпринять против отдельных отрядов.
В 1787 г. обстоятельства сложились совершенно иначе. Вся тяжесть обороны легла на одну лишь провинцию – Голландию, а не на все семь союзных провинций Нидерландской республики. Теперь не было и речи о взятии всех тех крепостей, которые в 1672 г. составляли главный предмет военных действий; оборона сразу ограничилась вышеупомянутой линией. Впрочем, и у наступающего имелось не 150000 человек, а всего лишь 25000; стоявший во главе полководец не являлся могущественным королем соседнего великого государства, а являлся посланцем весьма далекого, связанного всевозможными соображениями государя. Народ же, как во всей республике, так и в провинции Голландии, был разделен на две партии, но в Голландии партия республиканцев решительно господствовала и притом находилась в поистине восторженно-приподнятом настроении. В этих условиях в 1787 г. могло быть оказано по меньшей мере столь же успешное сопротивление, как и в 1672 г. Однако имелось и существенное различие: дело в том, что в 1787 г. не было единства в командовании. Последнее, переданное в 1672 г. в сильные руки разумного и предусмотрительного Вильгельма Оранского, оказалось в 1787 г. порученным так называемой комиссии обороны; эта комиссия, хотя и состоявшая из четырех сильных духом людей, не смогла, однако, внести во все дело обороны нужное единство мероприятий и внушить отдельным лицам требуемое доверие; поэтому весь инструмент оказался несовершенным и не пригодным к употреблению.
Мы остановились немного на этих событиях с целью внести несколько большую определенность в представление об этом оборонительном мероприятии и вместе с тем показать, насколько различна его действенность в зависимости от большего или меньшего единства и последовательности, господствующих в руководстве всем делом в целом.
Хотя организация и методы обороны такой оборонительной линии составляют предмет тактики, но близко соприкасаются и со стратегией; поэтому мы позволяем себе сделать замечание, повод к которому нам дает кампания 1787 г. Мы полагаем, что как ни пассивна должна быть по самой природе дела оборона отдельных пунктов, все же наступательная реакция на каком-либо участке сил всей оборонительной линии не исключается и может иметь хороший успех, если противник, как это имело место в 1787 г., не обладает заметным превосходством сил. Подобная вылазка может состояться лишь по дамбам и потому явится стесненной в свободе движений и не будет отличаться особой силой напора; но зато и наступающий не будет иметь возможности занять все те дороги и плотины, по которым он сам не продвигается. Таким образом, у обороняющегося всегда явится возможность, при его знании страны и обладании крепостями, или произвести действительную фланговую атаку против наступающих колонн неприятеля, или же отрезать им связь с их запасами продовольствия. Если при этом иметь в виду, в каком крайне стесненном положении находится наступающий, – а именно, как в данном случае по сравнению со всеми другими возрастает его зависимость от сообщений, – то станет понятным, что каждая вылазка обороняющегося, имеющая хотя бы самые отдаленные шансы на успех, даже оставаясь только демонстрацией, может принести крупные последствия. Мы очень сомневаемся, решился ли бы подойти к Амстердаму осторожный и осмотрительный герцог Брауншвейгский, если бы голландцы предприняли хотя бы одну такую демонстрацию, – например, со стороны Утрехта.
Глава XXI. Оборона лесов
Прежде всего нужно различать густые, непроходимые, дикорастущие леса от культурных разросшихся лесных насаждений, которые частью очень редки, частью прорезаны многочисленными путями.
Последние, раз вопрос идет о занятии оборонительной линии, следует или оставлять у себя в тылу, или, по возможности, избегать их. Обороняющийся более, чем наступающий, нуждается в том, чтобы иметь свободный кругозор, – отчасти потому, что он является слабейшей стороной, отчасти потому, что естественные преимущества его положения побуждают обороняющегося развертывать свой план позднее наступающего. Если бы он допустил перед собою лесистую местность, то ему пришлось бы сражаться, как слепому против зрячего. Если бы он вздумал расположиться в лесу, то хотя обе стороны оказались бы слепыми, но это равенство не соответствовало бы естественным потребностям обороняющегося [138] .
Итак, подобная лесистая местность не представляет каких-либо выгод для ведения обороняющимся боев, за исключением случая, когда она оказывается в тылу, где позволяет укрыть от наблюдения неприятеля все, что происходит позади; лесистая местность может быть также использована обороняющимся для прикрытия и облегчения своего отступления.
Оговоримся, что здесь речь идет лишь о лесах в равнинной местности, ибо там, где местность носит решительно гористый характер, влияние последней в стратегии и тактике будет господствующим, и о нем мы уже говорили.
Но непроходимые леса, – т. е. такие, через которые можно пройти лишь по определенным дорогам, – несомненно, представляют для косвенной обороны выгоды, подобные тем, какие последняя извлекает из гор для завязки сражения в благоприятных условиях. Армия может позади такого леса выжидать в более или менее сосредоточенной группировке приближения неприятеля, чтобы атаковать его в момент дебуширования [139] из теснин, образуемых лесными дорогами. Такой лес по оказываемому им воздействию скорее напоминает горы, чем реку, ибо хотя прохождение через него крайне медленно и трудно, однако в случае отступления он скорее выгоден, чем опасен.
Все же непосредственная оборона лесов, как бы непроходимы они ни были, – рискованное дело даже для самой слабой цепи сторожевого охранения, ибо засеки представляют лишь воображаемые преграды, и никакой лес не является настолько непроходимым, чтобы через него в сотне пунктов нельзя было продвинуть небольшие отряды, а эти последние по отношению к сторожевой цепи напоминают первые капли воды, просочившиеся через плотину; за ними вскоре последует общий ее размыв.
