Евгений Федоров - Большая судьба

Старик выглядел бодрым; Павел Петрович положил ему на плечо руку:

- Рад, что ты здоров. Дело к тебе есть, отец. Сказывали мастера, что ты залежи графита знаешь. А без него всё наше дело с литейщиками стало. Помоги, друг!

Охотнику было приятно, что о нем вспомнили. Он лукаво подмигнул:

- Вишь, и Евлашка понадобился. Что же, Петрович, помогу. Есть на примете одно местечко. Сведу тебя, сам увидишь: есть там камушки, писать ими можно...

Сборы были недолги. Евлашка забросил за плечо старенькое ружьишко, и они вышли на улицу, посреди которой, побрякивая колокольчиками, нетерпеливо поджидали лошади.

- Место, куда я тебя повезу, - сказал дед, - еще господину Татаринову я показывал, да так о нем и позабыли.

К вечеру Аносов с дедом Евлашкой добрался до озера Большой Еланчик, расположенного к югу от Миасса. Стаи уток и гусей носились над камышами. Подъехали к берегу и остановились. Кругом немая тишина. По широкой озерной глади нет-нет да и пробежит шаловливый ветерок. От его легкого дуновения на воде ерошились серебристые чешуйки, и на секунду-другую зеркальная гладь рябилась. Аносов вздохнул полной грудью.

- Что за приволье! - восторженно сказал он и загляделся на просторы. Рядом большие плёсы, курьи, мысы, заросшие густым тальником. Безоблачное безмятежное небо глядится в глубину озерных вод.

Оставив лошадей на дороге, они пошли по берегу. Под ногами шуршала мелкая галька.

- Где же это заветное место? - пристально посмотрел на деда Аносов.

- Да оно перед нами, Петрович. Глянь-ка на галечку!

Павел Петрович набрал горсть темных камешков. Они были жирны на ощупь, пачкали ладонь.

- Графит! - изумился Аносов. - Настоящий графит!

Однако темных камешков на берегу оказалось не так уж много. Они набрали мешочек, отнесли и положили в экипаж. Аносов долго бродил по берегу, всматривался в породы, небольшим шурфом углубился в отмель. Перед ним раскрылась жила, которая круто уходила под Большой Еланчик.

Солнце незаметно опустилось за горизонт, по воде пошли красноватые отливы зари. Постепенно они переходили в нежно-синие, гасли, наступали сумерки. В тишине теплого вечера рождались звуки, полные своеобразной дикой прелести: заскрипел коростель, где-то завела свою незатейливую песенку болотная курочка, посвистывали запоздавшие на ночлег кулики. В глуши тростников закрякала потревоженная утка...

Взошла луна. Нежный зеленоватый свет превратил всё окружающее - и озеро, и рощи, и дальние горы - в сказку. Всё выглядело загадочным и было полно прелести.

- Тут бы заночевать, да торопиться пора, - с сожалением обронил Аносов... - Ну, дед, тронулись!

Евлашка сел за ямщика, тряхнул вожжами и кони, фыркая, побежали от озера, которое всё лучилось и переливалось под ярким месяцем...

...Снова Аносов приступил к опытам. Прошли плавки сто двадцать вторая, сто двадцать третья, четвертая, пятая. Опыты проходили с переменным успехом. После отдыха приступили к сто двадцать восьмому опыту. Швецов сосредоточенно закладывал в тигли железо и графит. На душе было тяжело: уходили силы, годы, а всё-таки тайна ускользала. Аносов устроил себе постель в цехе и на час-другой ложился там отдыхать.

Однажды на завод пришла Татьяна Васильевна, робко остановилась у двери литейного цеха и молча наблюдала за мужем. Потный и перемазанный, он пристально следил за тиглями. Она не решилась отрывать мужа от работы. Так же неслышно, как появилась, молодая женщина исчезла.

Павел Петрович последние дни находился в напряженном состоянии. Когда ковали сплав, у него дрожали руки, хотя кузнецы исправно делали свое дело. С трудомом дождался конца испытаний, и сразу у него отлегло от сердца. В журнал в этот день занес: "Ковалось хорошо, узоры хорасана. На клинке сохранились такие же узоры. Грунт темный, с синеватым отливом. В закалке крепче литой стали.

Из сих опытов следует, что совершенство булата, при одинаковых прочих обстоятельствах, зависит от совершенства графита или от чистоты углерода".

Подошел Новый год. Встречали скромно, в семье. Татьяна Васильевна ходила вокруг празднично убранного стола и по-девичьи радовалась:

- Сегодня ты весь вечер дома. Приласкай детей. Боже мой, посмотри, как быстро растут они!

На высоких стульях восседало буйное молодое племя. Дети радостно смотрели на отца и думали: "Когда же сегодня зажгут елку?".

Около полуночи наступил веселый праздник. Аносов вместе с детьми резво прыгал вокруг елки. Сияли сусальные звёзды, блестели позолоченные грецкие орехи.

- Папа, - закричала маленькая Аннушка. - Из чего делают порошок, которым золотят игрушки?

- Хотите, я расскажу вам про один волшебный камень, и тогда вы будете многое знать? - раскрасневшийся Павел Петрович выжидающе уставился на детей.

Все захлопали в ладоши, а Татьяна Васильевна предложила:

- Усядемся под елочку и послушаем о твоем волшебстве.

Все опустились на низенькую скамеечку, и Аносов начал:

- Жаль, нет с нами деда Евлашки, - он виновник всему волшебству... Ну, что ж, можно и без него... Как-то вечерком сидели мы с ним у костра. Хотелось отдохнуть после трудной ходьбы по горам и поесть. А в мешке и карманах у нас было совсем пусто, - всё поприели. Сидим, греемся у огонька, а от голода даже под ложечкой сосет. Дед Евлашка сидит медведем у кострища, а искры так и сыплются из него золотым дождем. "Смотри, дед, борода сгорит!" - пошутил я. Он угрюмо огляделся кругом. Видит, у ног лежит камешек, очень похожий на глыбку черной слюды. Поднял дед этот осколок и бросил в костер; из огнища взметнулась искра. "Эх, напасть, так я голоден - вола бы съел!" - сказал он. "А я бы, я бы..." - начал я и поперхнулся. Гляжу на огонь, и глазам своим не верю. Камешек, который бросил старик в костер, вдруг ожил, зашевелился и стал медленно расти...

- А ты, папа, не обманываешь? - лукаво спросила Аннушка. - Камни только под дождем растут.

- Нет, и под дождем камни не растут, и вообще этого не может быть, серьезно ответил отец. - В этом-то всё и дело. А наш камешек становится всё больше и больше. "Гляди, - кричу я Евлашке, - почему он дышит?" Дед и глазом не сморгнул, схитрил. "Лукавый его знает, почему он дышит? Знать, то волшебный, наговорный, гляди, как порох, взорвет!" - сказал, а сам подальше от костра отполз. Ну, и я за ним. Сидим и за волшебным камнем наблюдаем. "Вот-вот взорвет", - думаю, а черный кусок продолжает шириться и раздуваться.

- Ой, ребята, это всё не всамделишное! - закричал пятилетний Саша.

- Не любо - не слушай, а врать не мешай! - серьезно сказал Павел Петрович и посмотрел на сына. - Только тут никакой выдумки. Всё было так. Посидели-посидели мы с Евлампием, но камень не взорвался, а только в десять раз вырос. "Вот так штука!" - подумал я и вытащил его из костра. Глыбушка оказалась легкой и ярко-золотистой. Чудеса! "Погоди, я тебя, старик, удивлю!" - решил я, поднялся на горку, отыскал черную глыбищу и скатил ее в костер. "Вот это да! - одобрил дед. - Посмотри, что только будет!" И тут, мои милые, началось. Глыба стала набухать и, долго ли, коротко ли, величиной стала с дом!

- Браво, браво! - захлопала в ладоши от восторга Аннушка. За ней зашумели все остальные. Татьяна Васильевна серьезно посмотрела на мужа:

- Ты это сам видел?

- Сам, - твердо ответил Аносов.

- Странно. Неужели есть на Урале такие волшебные камни? - удивилась она.

- Есть, и они вовсе не волшебные. Это - черная слюда, ее много в наших горах. И называется она верникулитом. Вот из нее и делают золотые и серебряные порошки для елочных украшений... А домов из нее не построишь...

- Жалко, - разочарованно протянула Аннушка. - Какой же это волшебный камень, если из него не может вырасти дом...

Все засмеялись, зашумели. А за окном, разрисованным морозными узорами, ярко блестели звёзды. На сердце у Аносова было светло и хорошо.

"Пусть новый год действительно принесет всем нам счастье!" - с облегченной душой подумал он.

И в самом деле, новый год принес Аносову приятную неожиданность. Оренбургский генерал-губернатор Перовский - большой охотник и любитель булатов - прислал Павлу Петровичу булатный кинжал, сделанный из индийского вуца.

Булат отличался исключительной красотой. Узоры походили на серебристые переплетающиеся виноградные гроздья. Булату, несомненно, было не менее двух тысяч лет.

"Он пришел из глубины веков, - писал Аносову генерал-губернатор, - и, чаю, его сотворил великий чародей - мастер. Вглядитесь в его узоры и в таинственное мерцание, и тогда вы поймете, как заманчиво открыть тайну утерянного мастерства!"

Булат ходил по рукам. Швецов держал его, как большую драгоценность.

- Ты очень осторожен, - с улыбкой заметил ему Аносов.

Старик смутился, но со всей искренностью признался:

- Держу его словно дорогую чашу и боюсь выплеснуть живую каплю...

Рассматривая кинжал, Аносов угадывал секрет: вероятнее всего, булат этот был получен путем прямого восстановления железа.