Барбара Такман - Загадка XIV века
Опасность чувственных связей с женщинами обычно осознавалась мужчинами в конце жизни, когда их желание угасало и приходила боязнь за свои грехи попасть в ад. Так, Дешан, воспевавший в молодости любовь, в конце жизни разразился «Зерцалом брака», сочинением, в котором представил брак мучением для мужчин. В этом произведении из двенадцати тысяч строк Дешан вторит церковным установлениям и перечисляет пороки женщин: распутство, вздорность, своенравие, расточительность, невоздержанность на язык и изнурение мужа чувственными желаниями. И все же Дешан (кстати, бывший примерным мужем) прежде всего — поэт, воспевавший любовь и плотские удовольствия.
Церковная догма, твердо установившая, что совокупление только для наслаждения есть не что иное, как грех, вызывала немало вопросов. Если таинство брака священно, как может сексуальное удовольствие в браке быть греховным? Если удовольствие простительный грех, то почему, становясь похотливым или чрезмерным желанием, оно становится смертным грехом? Является ли зачатие ребенка вне брака, служащее для произведения отпрысков, более тяжким грехом, чем сексуальное удовольствие в браке без цели зачать ребенка? Может ли муж спать со своей женой в период ее беременности, когда зачатие невозможно? Если женатого мужчину искушает другая женщина, а он, чтобы «охладить» вспыхнувшее при этом желание, ложится спать со своей женой, то не является ли это грехом во спасение от другого греха? Если рыцарь, оправляясь в крестовый поход, оставляет дома жену, то не является ли это пренебрежением к воспроизводству потомства, хотя и не расходится с учением церкви? Конечно, все эти вопросы, главным образом, задавали себе критические умы, обыкновенных людей они мало заботили.
Как и к ростовщичеству, к сексу относились неоднозначно, за исключением общего негативного отношения к любой сексуальной практике, противоречащей законам природы. Все отклонения от этих законов назывались «педерастией». Этот термин обозначал не только гомосексуализм, но и любой сексуальный контакт с человеком противоположного пола, если он совершался в «неподходящей» позиции или задействовал «неположенное» отверстие. Этим же термином называли занятие, свойственное Онану, и скотоложство. Все это считалось педерастией, извращением законов природы, выступлением против Бога и потому «самым тяжким грехом» в распутстве.
Брак признавался связью мужчины и женщины, объединенных общими интересами. Эта тема развивается в «Кентерберийских рассказах», при этом наиболее дискутируется вопрос: кто главный в семье — муж или жена. Этот вопрос актуален и для «Парижского домовода», составленного неизвестным французским автором для своей пятнадцатилетней жены. В этом руководстве семейной жизни говорится о том, что жена должна выполнять все распоряжения мужа, а своим поведением — доставлять ему удовольствие, ибо «удовольствие мужа для жены превыше всего». Жена не должна быть надменной, не должна прекословить мужу, особенно на людях, поскольку, согласно установлению Бога, «женщина подвластна мужчине», но она может добиться желаемого от мужа любовью и послушанием. Жене следует искусно и деликатно отвращать мужа от безрассудных поступков, но никогда не ворчать и не придираться к нему, потому что мужчина не склонен подчиняться жене и действовать по ее наставлениям.
Жен, имеющих обыкновение перечить мужьям, нередко наказывали. Ла Тур Ландри рассказывает о том, как некий муж, которого жена отчитала на людях, разъярился до такой степени, что ударом кулака сбил ее с ног, сломав ей при этом нос, после чего «злая на язык женщина не смогла показываться на публике», чего заслужила «за пререкания с мужем». Средневековые авторы, упоминая в своих работах о женщинах, неизменно советуют им быть послушными и уступчивыми, и можно предположить, что женщины того времени отличались противоположными качествами. Например, гнев воплощался в то время в образе женщины, хотя другие грехи, в основном, олицетворяли мужчины.[7]
Если средневековая женщина действительно отличалась сварливостью, то надо думать, что брань и вздорность были ее единственным средством против безоговорочного подчинения мужу. Фома Аквинский считал, что для поддержания порядка в семье одни должны повиноваться другим, «более умным», и потому женщина, «слабая и душой, и телом по природе своей», должна в полной мере подчиняться мужчине, «сильному и духом, и телом». Фома Аквинский также считал, что отца следует любить больше, чем мать, потому что он — инициатор зачатия, а роль матери при этом пассивна. Как полагал тот же автор, мать должна заботиться о ребенке в младенчестве, а ответственность за его воспитание, как духовное, так и физическое, должен нести отец.
Оноре Боне в своем сочинении задается вопросом: может ли королева в отсутствие короля, когда управляет страной, судить рыцаря за провинность? И сам же отвечает на этот вопрос: нет, не может, «поскольку не вызывает сомнения, что мужчина превосходит любую женщину как умом, так и добропорядочностью, и потому женщина не может судить того, чьи достоинства превышают ее умственные и нравственные начала».
В середине XIV столетия получила распространение история безропотной терпеливой Гризельды, рассказанная Боккаччо, затем Петраркой и Чосером (в «Рассказе студента») и наконец изложенная автором «Парижского домовода».
Гризельда безропотно отнеслась к словам своего жестокосердого мужа, когда тот сообщил ей, что хочет убить их детей. В дальнейшем оказалось, что этот бесчувственный эгоист всего лишь хотел проверить, насколько жена покорна и послушна ему. Когда Гризельда узнала об этом, она охотно вернулась в объятия своего мужа.
Автор «Парижского домовода», человек с добрым сердцем, хотя и изложил вслед за другими авторами историю смиренной Гризельды, считал, что история эта малоправдоподобна, но все же вставил ее в свое руководство, посчитав, что его жена должна с ней ознакомиться, чтобы в разговоре с другими дамами, любившими в часы досуга послушать развлекательные рассказы, поддержать разговор, если он коснется популярной в то время истории. Чосер также считал, что история эта малоправдоподобна, да вдобавок унижает женщин, и потому, завершая «Рассказ студента», дает дамам утешительные советы:
Коль ты красива, на глазах людейЦвети и надевай все украшенья.А коль дурна, расходов не жалей,Чтоб приобресть друзей для услуженья.Будь весела, как листья лип весной,А мужу предоставь плач, вой, мученья.
Любовь в замужестве, несмотря на игривость куртуазных романов, все же являлась целью супругов. Но эта задача взваливалась на плечи жены, обязанной завоевать любовь мужа и «принести в семейную жизнь мир и спокойствие» через постоянную заботу о муже и проявление кротости, покорности и терпения. Все советы автора «Парижского домовода» сводятся, по существу, к одному: «Чтобы наилучшим образом угодить мужчине, следует доставить ему удовольствие». Третье сословие, к которому принадлежал автор «Парижского домовода», придавало большее значение браку, чем знать, что объяснялось более близкими отношениями между супругами в буржуазной семье. В английском Данмоу, городе в Эссексе, одаривали копченым свиным боком супружескую чету после года совместной жизни и клятвенного заверения в том, что супруги никогда не бранились и не жалеют о вступлении в брак.
В средневековье, наряду с культом куртуазной любви, возвысившим знатных дам, распространился и культ Девы Марии, но эти духовные устремления не мешали бесславить женщин за пустословие, пересуды, кокетство, назойливость, фантазерство, сентиментальность и чрезмерное сострадание к странствующим студентам и нищим. Женщин также порицали за поведение в церкви. Придя в храм, они до крайности суетились: поминутно окропляли себя, молитвы читали вслух, преклоняли колени перед каждой святыней, крутили головой, обращая на все внимание, а вот проповеди нисколько не слушали. Доставалось даже монахиням, которые, как считалось, постоянно угрюмы и раздражительны, «словно собаки, сидящие на цепи». В монастыри женщины уходили по разным причинам: одни по религиозным соображениям, другие — разуверившись в мирской жизни, а третьих в монастырь отдавали родители. Но, как правило, монастыри были доступны лишь тем, кто мог сделать церкви достаточное пожертвование.
В средневековье женщины в возрасте от двадцати до сорока лет умирали чаще мужчин-ровесников, что, вероятно, обусловливали смертность при родах и недостаточная сопротивляемость женского организма болезням. После сорока лет смертность женщин была ниже, чем у мужчин, и вдовам разрешалось выйти замуж вторично.
В повседневной жизни знатные дамы, как и простолюдинки, имели свои обязанности, вытекавшие из их социального положения, а порой определявшиеся стечением обстоятельств. Крестьянки могли арендовать участок земли и тогда выполняли ту же работу, что и мужчины, но в связи с более низким заработком имели меньший доход. Женщины объединялись иногда в гильдии, занимались прядением, ткачеством и даже пивоварением. К занятию некоторыми ремеслами женщин не допускали, за исключением жен и дочерей членов гильдии. Купчихам в отсутствие мужа помимо домашних дел приходилось вести бухгалтерию и следить за торговлей.
