Нина Соротокина - Свидание с Петербургом (Гардемарины, вперед !, книга 2)
- Ладно. Я с тобой напрямик буду говорить,-строго сказал Лядащев.- У этого дела две стороны, и от тебя самого зависит, орлом или решкой его к себе повернуть. Что молодой человек ни в чем не виновен, это ты лучше моего знаешь. Невиновен и богат. Обозначь его дело как "неважное" и получишь хороший куш. Ты брови-то не супь, я тебе взятки не предлагаю, а только совет даю. А может быть, на Оленева еще и дело не заведено? Может быть, он все еще числится под именем Сакромозо?
Дементий Палыч ,неопределенно поерзал по скамейке, но промолчал.
- Значит о подмене Бестужеву еще ничего не известно,- уточнил Лядащев и подумал: "Что-то здесь не так- Бестужев-сын мог узнать о мызе Каменный Нос только у Бестужева-отца. Или я чего-нибудь не понимаю? Можно бы напрямую спросить, но этот язык себе скорей откусит, чем сознается".
- Ас чего вы, Василий Федорович, взяли, что арестант так уже чист? Улик-то более чем достаточно.
- Это каких же?-Лядащев круто повернулся и с насмешливым удивлением уставился на собеседника.
Здесь с Дементием Палычем произошла метаморфоза, словно ощерившийся каждой своей иголкой дикобраз превратился в ласкового, пушистого зверька.
- Расскажу, Василий Федорович, все поведаю, но не задаром!
В голосе Дементия Палыча прозвучало такое искреннее и доверительное выражение, что Лядащев подумал подозрительно: "Что еще придумал этот хорек? Или он так откровенно просит взятку?"
Но в голове стража законности были совсем другие мысли. Дементий Палыч не сразу понял, что Лядащев опасен, а когда понял, то призадумался. В Тайной канцелярии знали, что когда-то у него были свои, особые отношения с Бестужевым, и хоть сошел Василий Федорович с тропы сыска, кто может поручиться, что не наплетет он канцлеру всякого вздора. Тем более, что о подмене Сакромозо, как и догадывался этот умник, Бестужеву еще не было доложено. Сразу надо было рапорт написать, но ведь страшно! Кто знает, как отреагирует на это канцлер?
А Лядащев цепок, своего не упустит. Видно, щедро заплатили ему Оленевы за услуги. Хотя зачем ему деньги, он богат. Темны чужие души. Господи... Если он деньги в сундук складывает, то их никогда не бывает' слишком много. Знать бы, как к нему попала эта проклятая записка с приглашением Сакромозо во дворец...
Простая идея пришла в голову вечером, когда Дементий Палыч вдыхал у окошка запах бальзамных тополей. Если Лядащев не отвяжется, то почему бы не заставить его работать на себя? Василий Федорович ведь сам рвется к делу, не требуя за это ни денег, ни лавров.
- Не задаром,- повторил Дементий Палыч с видимым удовольствием.Помогите распутать сей клубок. Моей скромной натуры на это недостаточно. А улики таковы...
Первой назвал Дементий Палыч уже знакомое послание прусского посла. Вторая улика - тоже письмо, в котором прямо говорилось, что Никита Оленев был знаком с купцом Гольденбергом еще в Германии, что имел с ним дела, а именно: занимал у него под проценты большие суммы, денег, и что к убийству оного Гольденберга Оленев имеет прямое касательство.
- Какое еще касательство?- с подозрением спросил Лядащев.
- Прямое,-твердо повторил Дементий Палыч.
- Можешь донос показать?
- Все бумаги в деле, а для работы с ними я допустить вас в канцелярию не могу.
- Знамо дело - не можешь. Домой к себе папку принесешь. Сегодня же,-строго сказал Лядащев.-Кто писал донос?
- Аноним... сами знаете, ветер принес. И еще сей аноним сообщает о причастности к убийству некоего Белова Александра. Лядащев даже подпрыгнул от неожиданности.
- Ну это совсем чушь! Они просто вместе труп обнаружили.
- Никто не обнаружил, а они - пожалуйста...- скороговоркой произнес канцелярист.- Я уж буду совсем откровенен. За домом графа Лестока учинена слежка.
- Вот как? И давно?
- Давно. В числе прочих, посещавших дом лейб-медика в Аптекарском переулке, замечен поручик Белов, который, как известно, в друзьях дома не состоит и к медицине отношения не имеет.
- Может, у него геморрой разыгрался,- хмуро буркнул Лядащев.
- Эх, кабы так...- вздохнул Дементий Палыч, и это у него вышло как-то просто, по-человечески, мол, сочувствует он этим беловым-оленевым, да как им помочь, если они сами в огонь лезут.
- И давно ли Белов был у Лестока?
- Вчера.
Василий Федорович был не просто обеспокоен или удивлен, он с трудом скрывал бешенство. Зол он был и на Белова. Что у него за мерзкая привычка хитрить и не договаривать? Уши бы оборвать этому любимцу двора и баловню судьбы! Ведь говорил же он ему - не шляйся к Лестоку, что ты там потерял? Глубочайшее раздражение вызвал и' этот барчук холеный Оленев - кой черт. он поперся во дворец? Ну ладно, любовь... Но зачем под чужим именем под арест идти? Может быть, его вынудили? Но кто?
К чести Лядащева скажем, что он ни на минуту не усомнился в честности двух друзей, даже мысленно не поставил вопроса: "Положим, они прусские шпионы..." Все это смешно, глупо и не более. Но Василий Федорович знал цену уликам, знал, в какие цепкие руки они попадают в Тайной канцелярии, и был отчаянно зол на случай, на бестолковую насмешницу Фортуну.
- Допрашивал Оленева?
- С великим грубиянством юноша. Одно словечко и подарил, случайность, мол...- Дементий Палыч скрипнул зубами.
- Ты мне скажи, в чем твоя основа-то? Что Оленеву вменяешь- шпионство иль убийство?
- Да ведь как повернуть,- неопределенно сказал канцелярист.- Любого из двух обвинений достаточно, чтоб под кнут и в Сибирь.- Он по-старушечьи собрал в узелок красивые губы и добавил укоризненно:- А вы говорите невиновен.
- Смотри-ка, погода портится...
Дементий Палыч вслед за говорящим обвел глазами серенькое, набухающее дождем небо.
- А теперь глянь сюда...
Лядащев разжал ладонь, на ней лежал сапфир удивительной красоты, если б не огранка, он был бы похож на огромную каплю воды, зачерпнутой где-нибудь в Средиземном море ,или в Индийском океане.
Глаза Дементия Палыча округлились, в них даже промелькнул голубой детский оттенок, словно вобрали они в себя экзотическую лазурь. Быстрым, хищным движением он зажал руку Лядащева в кулак.
- Сестру замуж выдашь, в отставку подашь, съездишь в Грецию, туда-сюда... Ни одна живая душа не узнает...- ворковал Лядащев.
Дементий Палыч молчал, не в силах убрать руку с кулака Лядащева, красивые пальцы его дрожали.
-14
Беловы не принимали.
- Сам Александр Федорович в отсутствии, а барыня больны.
В нахмуренном лбу лакея и смятой переносице притаился сумрак недовольства и угрюмости, которые появляются обычно при неблагополучии в доме, когда хозяева ругаются, а зло на слугах срывают. Лядащеву бы обратить внимание на слова о болезни Анастасии Павловны, но он воспринял их только как отговорку: нежелательным визитерам всегда так говорят.
Он обозлился, но все-таки оставил Саше записку, мол, надо срочно встретиться по неотложному делу, однако не отказал себе в удовольствии ткнуть блестящего гвардейца носом в ... "Беда в том, что шляешься ты без надобности к неким медицинским особам, о коих предупрежден был, и последствия твоей беспечности непредсказуемы".
Идти домой Лядащеву не хотелось, он пошел в трактир, а за жарким и пивом все размышлял, как же могут выглядеть последствия Сашиной беспечности. Суть этих размышлений сводилась к следующей фабуле: не посмеют его арестовать! Первостепенное значение он отдавал связям при дворе - это раз, отсутствие четких улик - это два, а то,что о Белове позаботится сам Лядащев,-это три. Лучше бы всего получить Саше сейчас длительную командировку куда-нибудь в Лондон, на худой конец хоть в Тулу. Главное, с глаз долой, пересидит бурю, а там все встанет на свои места. Знай Лядащев, что в этот самый момент злой, как черт, Саша рубится на шпагах с военным чином на бестужевской мызе, мысли бы его приняли совсем другой оборот.
К Дементию Палычу он явился в самом благодушном настроении, слегка под хмельком, но, к его удивлению, хозяина не было дома. Лядащева встретила сестрица, худосочная, измученная желудочными заболеваниями особа, которая изо всех сил старалась переделать свойственную ей кислую улыбку в лучезарную. Кабы не плохие зубы, ей бы это вполне удалось.
- Дементий Палыч приказали вас встретить и проводить в его горенку. Сами они скоро будут.
На столе уже известной нам комнаты в идеальном порядке пребывали обещанные бумаги в папке, перья в стаканчике, до краев наполненная чернильница, рюмка и ядовито-зеленая настойка в бутыли. "Умеет работать",не без удовольствия подумал Лядащев о своем бывшем сослуживце.
Для начала он попробовал настойку. Сладковата, пожалуй, но пахнет хорошо и крепость имеет в достатке. Документов было два. Депеша Финкенштейна вызвала у Лядащева. откровенное удовольствие. Догадка только тогда верна, когда ты брюхом понимаешь- все было именно так и не могло быть иначе. Доверчивый Белов поперся к Лестоку просить за Оленева, а Лесток, вот уж воистину ума палата, немедленно свалил на арестованного чужую вину. Чью?
