Видукинд Корвейский - Деяния саксов
28. Проведя три целых месяца в этих областях, король только около январских календ ушел из Майнца и вернулся в Саксонию, завершив дела и потеряв двух мужей, занимавших выдающееся положение и обладавших большой властью, а именно Иммеда и Майнвера 110 , каждый из них погиб от стрел — один в Майнце, а другой — по пути, когда шли в Баварию.
29 111 . После того как Герман 112 и [его] племянники изложили королю дело, все те, кто стоял на защите права 113 , одобрили действия герцога, полагая, что юноши должны быть 114 наказаны. [180] Король же, расположенный к ним, пощадил их и перевел лишь Вихмана под военной стражей во дворец.
30. Между тем 115 [король] узнал, что в Баварию вошли авары, соединились с [его] противникам и предполагают испытать его силы в открытой войне. И он не устрашился 116 такого обстоятельства, никогда не забывая, что является божьей милостью господином и королем, но, собрав сильное войско, выступил навстречу чрезвычайно жестоким врагам. Однако последние уклонялись от встречи и, получив от Людольфа проводников, прошли по всей Франконии, нанося при этом, прежде всего друзьям [короля], такой ущерб, что у одного — по имени Эрнуст 117 , принадлежавшего к противной стороне, захватили в плен сначала более тысячи людей, а затем и всех остальных; таким образом, все эти [действия врага] превосходят то, что можно считать правдоподобным 118 . В воскресенье, перед пасхой, [все жители] Вормса 119 публично встретили авар и преподнесли им многочисленные дары из золота и серебра. Оттуда [авары] отправились в Галлию и другой дорогой вернулись к себе на родину.
31. Баварцы, утомленные как внутренней, так и внешней войной, ибо после ухода венгров они стали испытывать притеснения со стороны королевского войска, вынуждены были повести переговоры о мире, и получилось так, что дано было перемирие до 16 календ июля и определено место, под Цинной 120 , куда надо было представить предложения и дать на них ответ.
32. Когда весь народ собрался в условленном месте, король произнес такую речь: «Я бы еще, пожалуй, мог стерпеть, если бы недостойное поведение моего сына и [лиц], строящих козни, причиняло беспокойство только мне и не тревожило бы всего христианского народа, [этим людям] оказалось мало вторгаться наподобие разбойников в мои города и похищать области из - под моей власти, им понадобилось насытиться еще кровью моих родственников и самых дорогих моих сподвижников. И вот я сижу, лишенный детей и страдая между тем от того, что мой сын является [моим] сильнейшим врагом.
А тот, кого я любил больше всего, кого я вознес из ничтожества до высшего положения и одарил высшими почестями, подстрекает теперь против меня моего единственного сына. Именно [подобные люди] опустошают мое королевство, уводят в плен и убивают моих людей, разрушают города, поджигают храмы, убивают священнослужителей. До сих пор улицы обагрены кровью; недруги Христа, похитив мое золото и серебро, которыми я одарил сына и зятя, возвращаются нагруженными в свои места. Мне трудно представить, что же еще можно отнести к тому, что называется преступлением и вероломством?» Сказав так, король замолчал. Генрих, восхвалив суждение короля, добавил при этом, что враг, потерпев поражение во втором открытом сражении, вновь со злым умыслом начинает стягивать силы, чтобы открыть себе путь для нанесения вреда [181] [королевской власти], [что касается его, Генриха], то он считает более благоразумным разделить общее бедствие и все тяготы, чем когда - нибудь оказать покровительство общему врагу. После этих слов [Генриха] вперед выступил Людольф и сказал: «Я признаю, что людей, нанятых выступить против меня, я удерживал от этого с помощью денег; [я это делал], чтобы они не нанесли вреда мне и тем, кто мне подчинен; если сочтут, что я виновен, то пусть знает весь народ, что я делал это не по собственному побуждению, а вынужденный крайней необходимостью». Наконец выступил архиепископ, обещая перед любыми судьями, которых назначит король, показать, что он [архиепископ] никогда ничего против короля не чувствовал, не предпринимал и не собирался предпринимать. Он, [по его словам], оставил короля лишь из страха, так как понимал, что ему, невиновному, предъявят [необоснованные] тягчайшие обвинения, ибо королю было нанесено оскорбление. В любых условиях, [сказал архиепископ], он будет верен взятым на себя обязательствам. В ответ король сказал: «Я не требую от вас присяги [в сказанном], только содействуйте, сколько можете, миру и согласию». И, сказав это, король отпустил его с верой и миром.
33. Поскольку архиепископ 121 и Конрад 122 не смогли склонить юношу 123 к тому, чтобы тот подчинился отцу и, последовав его мнению, выполнил его решение, они отошли от него и связали себя с господом и королем.
34. В ближайшую ночь Людольф со своими людьми покинул короля и с войском вошел в Регенсбург. А король, следуя за сыном и встретив [на пути] город под названием Горсадал 124 , осадил его.
35. И когда произошла битва, [стало ясно, что] более жестокого сражения, чем у стен [этого города], никто из смертных никогда не видывал. Много там с обеих сторон было убито, а еще больше ранено; [и только] ночной мрак положил конец сражению. Войско, изнуренное битвой, исход которой к тому же оставался неверным, было оттуда выведено, так как становилось очевидным, что нельзя сражающимся задерживаться там дольше для еще более тяжелых испытаний.
36. Путь до Регенсбурга [длился] три дня. После того как место для лагеря было занято и окружено укреплениями, началась тщательно обдуманная осада города. Но так как толпа [осажденных] не допускала придвинуть орудия [осады] к стенам, то сражение у стен достигало иногда довольно большого ожесточения с обеих сторон. Долго длившаяся осада вынудила осажденных предпринять какие - либо военные действия. Хуже страдать от голода, полагали они, если до него их доведут, чем храбро умереть в строю. Итак, было приказано, чтобы конница предприняла вылазку через западные ворота, собираясь якобы напасть на лагерь, а другие [тем временем] пусть сядут на корабли и, [пройдя] по реке, протекающей по соседству с городом [182], пока будет идти конное сражение, вооруженными войдут в покинутый лагерь. Горожане, собранные ударом в колокол, исполнили приказ, а в лагере знали, когда такой знак дается. Поэтому и они немедля подготовились [к отражению нападения]. [Однако] с вылазкой конницы произошла задержка, а корабли прошли дальше от города, и когда высадившиеся напали на лагерь, то натолкнулись там на вооруженных людей; перепуганные, они стали спасаться бегством, но, окруженные со всех сторон, были уничтожены. Одни, стремясь войти на корабли, пораженные страхом, сбились с дороги и были поглощены рекой, другие успели сесть на корабли, но так как их было больше, чем следовало, то суда затонули [вместе с ними], и получилось так, что лишь немногие из большого числа остались в живых. Конница же, утомленная [вражеской] конницей, потерпев поражение и имея много раненых, была загнана обратно в город. Королевские воины, вернувшись победителями в лагерь, привели к воротам с собой лишь одного [воина], пораженного смертельной раной. Весь скот, принадлежавший городу, был [ранее] угнан на места, изобилующие травой, находившиеся между реками Регеном 125 и Дунаем, однако брат короля Генрих захватил [этот скот] и разделил его между союзниками. Горожане, изнуренные частыми сражениями, начали испытывать голод.
37. Людольф, уйдя из города с главными людьми, запросил мира, но не добился его, так как отказал в повиновении отцу 126 . Тогда, войдя [обратно] в город, он попытался совершить вооруженное нападение на Геро, осаждавшего восточные ворота, прославившегося как своими победами, так и сражениями. С трех часов до девяти длилось ожесточенное сражение; у ворот города всадник Арнульф 127 , лишившийся оружия, когда упал его конь, в тот же час был пронзен копьем и пал [мертвым]. Два дня спустя от женщины, бежавшей из города от голода, узнали о его смерти, раньше об этом ничего не было известно. Смерть [Арнульфа] привела в большое замешательство горожан, и они тотчас же начали переговоры о мире.
38. При посредничестве князей Людольф со своими союзниками ушел из города, в котором находился в осаде на протяжении целых полутора месяца; он получил мир до дня, установленного для решения всех этих дел. Местом совещания был назначен Фридислар. Оттуда король вернулся на родину.