Альберт Шпеер - Воспоминания
Первой реакцией на мое назначение на пост министра был прилет 9 февраля в ставку из Берлина личного референта Тодта обер-регирунгсрата Конрада Хааземана. У Тодта имелись более влиятельные и высокопоставленные сотрудники, поэтому я истолковал направление личного референта как попытку подвергнуть мой авторитет испытанию. Хааземан с самого же начала обратил мое внимание на то, что с его помощью я мог бы познакомиться с качествами моих будущих сотрудников. На это я коротко ответил, что намереваюсь сам составить себе о них впечатление. В тот же вечер я отправился ночным поездом в Берлин. Охота к полетам у меня была на некоторое время отбита.
Когда на следующее утро мы проезжали окраины столицы Империи с их заводами и железнодорожным хозяйством, меня мучила тревога, справлюсь ли я с этими мне чуждыми и огромными техническими задачами. У меня были немалые сомнения, гожусь ли я для новой должности, осилю ли содержательные проблемы, соответствую ли я личным качествам, требуемым от министра. Когда наш поезд вползал на Силезский вокзал, у меня сильно билось сердце и мне было не по себе.
Нужно же было так случиться чтобы именно я во время войны занял один из ключевых постов, хотя в общении с незнакомыми людьми был скорее скован, у меня не было дара легко выступать на собраниях, и даже на заседаниях мне нелегко было формулировать свои мысли точно и понятно для всех. Что скажут армейские генералы, когда я, несущий клеймо несолдата и художника, должен буду быть их партнером? И правда, в начале вопрос о том, как я выгляжу со стороны и не роняю ли я свой авторитет, доставлял мне не меньше забот, чем собственно деловые проблемы.
Серьезная трудность ожидала меня в управленческом аппарате моей новой сферы работы. Я отдавал себе отчет, что в глазах старых сотрудников Тодта неизбежно должен был выглядеть самозванцем. Им, хотя и было известно, что я был добрым знакомым их шефа, но они знали меня и как просителя, который иногда заглядывал к ним по вопросам снабжения стройматериалами. На протяжении многих лет они самым тесным образом были связаны с д-ром Тодтом.
Сразу же после прибытия в министерство я обошел комнаты всех ответственных сотрудников, избавив их таким образом от необходимости формального визита-представления. Я также распорядился, чтобы в кабинете д-ра Тодта, хотя его обстановка и была не совсем в моем вкусе, за время моего пребывания на этом посту ничего не менялось (7).
Утром 11 февраля 1942 г. я должен был участвовать в торжественной встрече останков д-ра Тодта на Анхальтском вокзале. Меня эта церемония, так же как и состоявшаяся в построенном мной мозаичном зале Рейхсканцелярии панихида с прослезившимся Гитлером потрясли. Во время скромного прощания над могилой Дорш, один из ближайших сотрудников Тодта, торжественно заверил меня в лояльности. Двумя годами позднее, когда я был тяжело болен, он ввязался в интригу, затеянную Герингом против меня.
Работа началась немедленно. Статс-секретарь министерства авиации, генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх приглашал меня на совещание, которое должно было состояться в большом зале его министерства 13 февраля и на котором предстояло с частями всех трех родов войск вермахта, а также с представителями экономических кругов обсудить общие вопросы производства вооружений. На мой вопрос, нельзя ли это совещание чуть отодвинуть, чтобы я мог хоть немножко оглядеться, Мильх ответил в свойственном ему несколько задиристом тоне, впрочем, соответствовавшем нашим хорошим отношениям: промышленники со всей страны уже съезжаются и не собираюсь ли я праздновать труса. Пришлось согласиться. За день до совещания меня вызвали к Герингу. Это был мой первый визит к нему в ранге министра. Он начал с теплых слов о своем отношении ко мне, своему бывшему архитектору. Он надеется, что в этом ничто не изменится. Геринг, если хотел, мог быть покоряюще, хотя и несколько преувеличенно, любезным. А затем вдруг он выложил свое требование: с моим предшественником у них было письменное соглашение. Аналогичный документ заготовлен и для меня и будет мне переслан для подписи. В нем записано, что я, отвечая за армию, не вмешиваюсь в вопросы четырехлетнего плана. Нашу беседу он закончил довольно темным намеком, что дальнейшее я узнаю на совещании у Мильха. Я ничего на все это не ответил и завершил разговор в том же сердечном тоне. Поскольку четырехлетний план охватывал всю экономику, то с подписанием заготовленного Герингом соглашения я становился бы просто недееспособным.
Я предчувствовал, что на совещании у Мильха меня ожидает что-то необычное. Чувствуя себя еще далеко неуверенно, я не скрыл своих опасений и сомнений от Гитлера, находившегося в Берлине. По тому впечатлению, которое Геринг должен был оставить у Гитлера в связи с моим назначением я мог рассчитывать на понимание. «Хорошо, — сказал Гитлер, — если против Вас будет что-то затеваться или Вы столкнетесь с трудностями, прервите заседание и пригласите его участников в зал заседаний кабинета. Я скажу господам необходимое.»
Зал заседаний считался «святым местом», быть в нем принятым — это должно было произвести сильное впечатление. Намерение Гитлера обратиться к кругу людей, с которыми мне предстояло работать — лучшего старта я не мог себе пожелать. Большой пленарный зал министерства авиации был полон. Присутствовали тридцать участников: важные фигуры от промышленников, среди них генеральный директор Альберт Феглер, руководитель Имперского союза германской промышленности Вильгельм Цанген, начальник сухопутных войск резерва генерал-полковник Эрнст Фромм вместе с подчиненным ему шефом отдела вооружений генералом Леебом, генерал-адмирал ( так в тексте — В.И.) Витцель, начальник отдела вооружений ВМФ, генерал Томас в качестве начальника отдела Верховного командования вермахта по вопросам военной экономики и вооружений, а также несколько уполномоченных, отвечающих за различные разделы четырехлетнего плана и другие ответственные сотрудники Геринга. Мильх по праву хозяина дома занял место председателя, пригласив Функа сесть справа, а меня — слева от него. В кратком вступительном слове он рассказал о трудностях в экономике вооружения и неразберихе, порождаемой конкуренцией трех родов войск вермахта. За ним выступил Феглер от «Ферейнигте Штальверке» с очень разумными рассуждениями о том, как военная экономика страдает от приказов и контрприказов, от споров вокруг степеней срочности той или иной продукции, от постоянной смены приоритетов. У нас есть еще нераскрытые резервы, которые при таком раздоре просто не видны, так что необходимо срочно оздоровить обстановку. Решения должен принимать кто-то один, кто этот один — промышленности все равно.
Следующими взяли слово генерал-полковник Фромм от армии и генерал-адмирал Витцель от ВМФ и с некоторыми оговорками присоединились к Феглеру. И другие участники высказались в том же духе; при этом ясно прозвучало желание иметь дело с одним начальствующим лицом, который взял бы руководство. Еще во время моей работы на авиапромышленность я осознал всю остроту этого требования.
Наконец поднялся Имперский министр экономики Функ и обратился непосредственно к Мильху. Мы все, сказал он, здесь сходимся во мнении, ход совещания это показал. Поэтому речь может лишь идти о том, кто будет этот руководитель. «И кто мог бы лучше, чем Вы, дорогой Мильх, подойти для этой роли? Вы, пользующийся полным доверием нашего высокочтимого рейхсмаршала. Я полагаю что говорю от имени всех присутствующих, когда прошу Вас взять эту задачу на себя», — несколько патетично для этой аудитории воскликнул он.
Все это было, несомненно, обговорено заранее. Функ еще продолжал говорить, когда я прошептал Мильху на ухо: «Совещание будет продолжено в зале заседаний кабинета. Фюрер выразил желание высказаться о моих задачах.» Мильх, человек умный и с быстрой реакцией, ответил на предложение Функа, что он высоко ценит выраженное доверие к нему, но что он не может принять на себя общее руководство ( 8).
Тут я в первый раз взял слово: я передал приглашение фюрера и одновременно заявил, что дискуссия будет продолжена в четверг 18 февраля в здании моего министерства, поскольку предположительно в зале кабинета речь пойдет о моих задачах. Мильх закрыл заседание.
Позднее Функ признался мне, что накануне заседания Билли Кернер, статс-секретарь Геринга и одна из ключевых фигур в четырехлетнем плане, настойчиво просил его предложить кандидатуру Мильха на роль уполномоченного принимать центральные решения. Функ считал само собой разумеющимся, что Кернер просил его об этом не без ведома Геринга.
Уже приглашение Гитлера само по себе должно было дать почувствовать всем посвященным в прежнее соотношение сил, что я получил более сильную позицию, чем та, которую мой предшественник когда-либо имел.
Теперь Гитлер должен был выполнить свое обещание. Он в своем кабинете предложил мне кратко проинформировать его о совещании, затем попросил меня оставить его на несколько минут одного, так как ему надо сделать заметки. Затем он вместе со мной прошел в зал заседаний кабинета и сразу же взял слово.
