Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг. - Хрусталев Денис Григорьевич

Красочное описание пестрит заимствованиями из классических сочинений и, скорее всего, составлено по шаблону, очень далекому от реального хода дел. Но за неимением лучшего источника мы вынуждены ориентировать на то, что есть в летописи.

После первого дня штурма полностью город взять не удалось. Храбрый посадник Дмитрий был ранен («и Дмитрови ранену бывшу»), но сумел отвести часть воинов в глубь столицы. Здесь они за ночь возвели «другой град» около Десятинной церкви. Утром битва началась с бóльшим ожесточением. Численное превосходство было на стороне монголов, которые оттеснили последних защитников под стены первого русского каменного храма, построенного еще святым князем Владимиром. От большого скопления людей церковные хоры не выдержали и обрушились, погребая под собой тех, кто не желал сдаваться: «…възыдоша татаре на стену и седоша того дне и нощи, гражане же създаша пакы и другыи градъ около святые Богородици, наутриа же приидоша на не и бысть брань межю има велика, людем же збегшим на церковъ и на комары церковъныа и с товары своими, от тягости повалишася с ними стены комары церковъныа»[341].

Разорение Киева было всеобщим. Его не следует преувеличивать (жизнь на этом месте все же не прекратилась), но не следует преуменьшать. Убиты были почти все жители. Подсчеты некоторых исследователей говорят, что из 50-тысячного населения осталось не более 2 тысяч. От огромного мегаполиса, состоявшего из 9 тысяч дворов, занимавших до 400 га, в 1245 г. путешественник застал 200 домов, то есть деревню. Храмы были разграблены, здания разрушены, а церкви сожжены. Даже каменную Десятинную церковь разломали, не говоря уже о крепостных сооружениях, которых просто не стало: «Взяша Кыев Татарове, и святую Софью разграбиша и манастыри все, и иконы и кресты честныя и взя, узорочья церковная взяша, а люди от мала и до велика вся убиша мечем»[342].

Монголы были поражены упорством оборонявшихся, которыми руководил какой-то посадник Дмитрий, не имевший не только княжеского происхождения, но даже прозвища или маломальского титула. Батый приказал даровать жизнь израненному вражескому воеводе («Дмитра же изведоша язвена и не убиша его, мужества ради его»[343]) и позднее разместил его в своей свите на правах почетного пленника. Существует мнение, что героя обороны Киева Дмитрия следует отождествлять с галицким тысяцким Дмитром, упоминаемым в летописи под 1213 г. в качестве сподвижника князя Даниила Романовича, но уверенных указаний на это нет[344].

Исследователи продолжают спорить о степени разорения Батыем поднепровских городов. Сторонники одного подхода считают, что многие города были уничтожены в одночасье и жизнь в них, включая Киев, прекратилась. В подтверждение этому приводится обширный археологический материал. Другой подход связан с признанием невозможности однозначной временной атрибуции археологических артефактов. Города, постройки и люди на Руси гибли не только в 1240-м или 1239 г. В течение целого десятилетия до этого велась гражданская война: в 1230 г. было жестокое землетрясение, после чего русские междоусобицы почти не прекращались. В связи с этим нельзя каждый труп и слой пожарища, датируемые серединой XIII в., связывать с действиями монголов. Истина, скорее всего, как обычно, где-то посередине. Не только археологические, но и письменные (порою синхронные событиям) источники указывают на колоссальный масштаб разорения Руси во время монгольского вторжения. Катастрофические последствия этой войны не вызывают сомнений. Однако монголы были не единственными виновниками снижения социально-экономического потенциала южнорусских земель. И беды эти проявились не во всех сферах и не одинаково в каждом из регионов. В отношении Киева факт разгрома и разорения остается налицо. Но жизнь после этого в городе не прекратилась, он оставался и признавался современниками «древней столицей», овеянным легендами традиционным центром Русского государства, единство которого, однако, к тому времени было весьма эфемерным. Политическое значение Киева как общины, а не места для съездов церковных иерархов, несомненно упало. Его роль в экономике и транзитной торговле также изменилась, но не исчезла и не сошла до незначительной. Стали выдвигаться другие центры, появились другие ориентиры, мир изменился, и Русь стала другой – совсем не только Киевской.

Создается впечатление, что только после захвата Киева монголы стали приблизительно ориентироваться в политической ситуации на Руси. Менгу в начале года пытался вести переговоры с Михаилом Всеволодовичем, которого, вероятно, считал наиболее влиятельным лидером. Однако сам Батый в конце того же 1240 года уже знал, что все изменилось и теперь следует искать князя Даниила, после убийства или пленения которого можно было действительно считать Русь покоренной. Примечательно, что, даже узнав, что Даниил выехал в Венгрию, монголы все равно направились разорять его родовые земли на Волыни. Специально для этого Бату сделал 150-километровый «крюк» в своем маршруте: «Батыю же вземшю град Кыев и, слышавъшу ему о Даниле яко в Угрех есть, поиде самъ Володимеру [Волынскому]»[345].

Ни для кого из иноземцев не было секретом, что статус князя, владеющего Киевом, был значительно выше любого другого, это был «старейший» князь в стране. Надо полагать, что от него следует ожидать особенно стойкого сопротивления захватчикам. Глядя со стороны, можно было подумать, что для такого человека единственной причиной отступления в сопредельное государство может быть соединение его войск с тамошним правителем для совместной борьбы. Возможно, именно так оценивал ситуацию Батый: прежде чем состоится главное сражение, необходимо как можно больше вреда нанести владениям противника – это лишит его продовольственных баз и ослабит психологически. Рашид ад-Дин писал о монгольском походе таким образом: «Царевичи Бату с братьями, Кадан, Бури и Бучек направились походом в страну русских и народа черных шапок [сиях-кулахан; черных клобуков] и в девять дней взяли большой город русских, которому имя Манкер-кан [вар. Манкерман; Киев[346]], а затем проходили облавой туман за туманом все города Уладмур [Владимирские] и завоевывали крепости и области, которые были на [их] пути»[347].

Монгольское вторжение на южные и западные земли Руси. 1239—1242 гг.

Во-первых, обращает на себя внимание то, что, по мнению персидского историка, в штурме Киева принимали участие только три хана, возглавляемые, о чем умалчивается, самим Бату. Известно, что Менгу и Гуюк в период длительной осады были отозваны домой (между сентябрем и ноябрем 1240 г.). Но отсутствие Орды и Байдара говорит о том, что они, скорее всего, были посланы воевать в другие заднепровские земли Руси. Позднее деятельностью этих ханов была охвачена Польша, Моравия и Словакия, куда, таким образом, они отправились еще до взятия Киева.

Второе, что обращает на себя внимание в цитированном сообщении, это акцент на «облаве» и завоевании областей, лежащих на «[их] пути». В источнике подчеркивается, что ключевой точкой был именно «город русских» Манкер-кан, а все остальное – просто «зачистка» коммуникаций, необходимых для связи со своими степными стойбищами. Не раз указывалось, что монголы собирались сделать в Паннонии кормовую базу и основать ханскую ставку, чтобы совершать оттуда рейды в другие части Европы. Южнорусским землям, Киеву и Галиции, отводилась роль проездного пути из глубин Азии на цивилизованный Запад, пути завоевателей и грабителей, протоптанного еще в эпоху Великого переселения народов. Для надежности весь регион по линии Восток – Запад должен был быть приведен в состояние исключительной покорности, города захвачены и безоговорочно подчинены. С этих владений монголы не хотели получать богатые подношения, они просто хотели сделать их своими.