Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России
Как известно, Александр не думал ограничиться в своих конституционных реформах одной Польшей. Он ясно выразил свои желания во французской речи, произнесенной им 27 марта 1818 года по случаю открытия первого польского парламента. Приглашая собрание доказать, что свободные учреждения не следует смешивать с разрушительными учениями, он выразил уверенность в возможности распространить благотворное влияние этих учреждений на все страны, волею Провидения порученные его заботам. Быстрое торжество политической реакции во всех европейских странах и, в частности, в России помешало исполнению его желаний, но польская конституция сохранилась, и заседания варшавского парламента пользовались полной свободой обсуждения.
Два восстания — в 1830 и в 1863 году были сочтены русскими монархами совершенно освобождающими их от всех прежних обязательств по отношению к польской нации и поставили поляков в положение неблагонадежных подданных; они были лишены возможности увеличивать свое материальное благосостояние приобретением новых земель и расширять свои духовные богатства свободным исповедованием национальной религии и употреблением национального языка. Странно сказать: движение, по отношению к которому большинство населения осталось, если не индифферентно, то, по крайней мере, нейтрально, становится отправным пунктом политики третирования всей польской нации целиком в качестве врага, постоянно требующего для своего обуздания предупредительных мер и строжайшего контроля. Чтобы разделить эту нацию на две неравные партии, партию высших сословий и партию крестьян, правительство прибегло к самому лукавому маккиавелизму. Приняв сторону последних при разрешении вопроса об освобождении крепостных в Польше и проведя это освобождение на более широких основаниях и с большими преимуществами для низшего слоя населения, императорское правительство сумело создать себе из него верного союзника для преследования своей антинациональной политики, пока применение того же самого маккиавелизма в вопросах о религиозных верованиях и народном образовании не превратило этих новых союзников во врагов и не восстановило старого союза всех классов Польши, внушив всеобщую ненависть к русскому управлению.
Едва ли можно порицать таких людей, как Николай Милютин, которые воспользовались воинственными планами русского правительства по отношению к польской знати, чтобы обеспечить лучшую участь польским крестьянам. В конце концов, эти люди лишь применили к Польше ту систему эмансипации, которую они сначала выработали, надеясь применить ее в России. Однако в последней она была принята с многочисленными частичными поправками в пользу дворянства, тогда как в Польше, благодаря нерасположению правительства к высшему сословию, она не встретила никаких возражений. По этой именно причине польским крестьянам было предоставлено преимущество сохранить в своем владении всю ту землю, которую они обрабатывали ранее будучи крепостными. Равным образом им дано было право пользования общинными землями, пастбищами и лесами. Бывшие крепостные были освобождены от всяких частных платежей своим господам, так как всю заботу о вознаграждении дворянства за понесенные им материальные убытки правительство взяло на себя. Таким образом, польский крестьянин не вынужден был удовлетвориться небольшими клочками земли, с помощью которых русскому дворянину удалось избавиться от всяких более серьезных посягательств на его материальные интересы. Он не был, подобно русскому крестьянину, лишен права общинного владения пастбищами и лесами. А так как в Польше не существовало сельских общин, то освобожденные крепостные стали вскоре полными собственниками отмежеванной им земли. С другой стороны, крупные землевладельцы вынуждены были согласиться на признание за крестьянами сервитутных прав на их помещичьи земли со всеми невыгодами подобной системы с точки зрения рационального хозяйства. Неудивительно поэтому, что они всегда восставали и восстают еще и до сих пор против указанной системы, с помощью которой был разрешен в России жгучий вопрос об определении взаимных отношений между бывшим господином и его бывшим крепостным. Тем не менее вопрос решен, по-видимому, бесповоротно как для тех, кто от этого выигрывает, так и для тех, кто теряет. Возникли новые поводы для жалоб, оставившие далеко позади себя вопрос о якобы грабеже, которому подверглось польское дворянство в 1864 году.
Желая ослабить польский элемент в землевладении и земельной аренде и усилить русский элемент, правительство приняло в 1865 году следующую меру: лицам польского происхождения было запрещено приобретать новые земли в так называемом Западном крае, центром которого является город Вильна и который сыграл такую активную роль в восстании 1863 года. Что же следовало понимать под термином польское происхождение? В течение долгого времени правительство считало обыкновенно отличительным признаком одну национальность, а не религию, но уже в 1869 и 1870 годах генерал-губернаторы этого края отказали в праве приобретения земель лютеранам, женатым на католичках, на том основании, что по смерти родителей имение может перейти к их детям католического исповедания[11]. Если же эта самая мера не применена к русским, женатым на польках, то причина этого заключается в том, что по закону дети обязательно становятся православными, если один из родителей принадлежит к этому исповеданию.
В течение долгого времени мера, принятая против расширения польского землевладения, ограничивалась исключительно сельскими имениями и лицами, принадлежавшими к дворянству и среднему классу; но вскоре это запрещение было распространено на городскую собственность и на крестьян, желавших приобрести участок земли размером больше того, какой они могли обрабатывать собственным трудом без посторонней помощи. В 1884 году новым законом было объявлено, что на сельское имущество лиц польского происхождения не может быть заключена никакая ипотека. В то же время эти лица были изъяты из числа тех, кто мог снимать в аренду земли вблизи городов и местечек, безразлично частные или государственные. Нечего удивляться, что вскоре одержала верх практика не заключать никаких земельных договоров без письменного разрешения генерал-губернатора — практика, признанная законной постановлением Комитета министров от 1 ноября 1886 года. С этого времени генерал-губернаторы самым фантастическим образом толковали естественное право приобретения земель сообразно со своими действительными или предполагаемыми нуждами. Они объявили, например, что крестьянин-католик не может приобрести более шестидесяти десятин земли и то лишь в том случае, если он отвечает следующим условиям: он должен быть крестьянского происхождения, жить жизнью крестьянина, употреблять постоянно русский язык, не владеть никакой другой землей и быть в состоянии обрабатывать ее собственным трудом без помощи наемных рабочих. Богатая изобретательность высших чиновников, внезапно возведенных в сан законодателей, блещет равным блеском в предписаниях следующего рода: в силу циркуляра от 19 мая 1887 года, посланного виленским генерал-губернатором подчиненному ему губернатору, крестьяне, состоявшие членами приходского братства и действовавшие в качестве посредников между приходским священником и населением, не могли быть допущены к приобретению новых земель. Что же касается тех из них, кто принял православие, то простой факт неаккуратного посещения церкви, факт, единственным судьей которого является приходской священник, признавался достаточным, чтобы лишить их такого разрешения. Несколько меньшие, хотя и не последние, проявления этого же административного произвола мы находим в двух актах 1891 и 1892 годов., которыми виленский генерал-губернатор вопреки всем законам запретил прибывшим из Польши крестьянам-католикам приобретать земли в Западном крае. Это же правило было применено и к крестьянам двух приходов Гродненской губернии — Следзяново и Граново за оказанное некоторыми из них сопротивление уничтожению их приходской церкви — и это в конце XIX века!
В то же время мы с радостью упомянем о том, что недавно принятыми мерами было отменено другое непостижимое правило, в силу которого через тридцать лет после восстания крупные польские землевладельцы должны были еще вносить в казну десятую часть своих доходов в виде штрафа за их действительное или предполагаемое участие в повстанческом движении. Чтобы найти нечто подобное этой мере в летописях прошлого, нужно вернуться к генерал-майорам Кромвеля, требовавшим такого же штрафа с роялистов. Хотя эта мера была распространена, по крайней мере вначале, на всех землевладельцев без различия национальности и вероисповедания и считалась чем-то вроде сбора на расходы по поддержанию порядка, однако для русских и немецких собственников этот штраф обыкновенно уменьшался наполовину, и разницу уплачивали польские собственники. Вначале эти правила считались временными; они стали постоянными в 1870 году, когда начали освобождать от всяких платежей земли, перешедшие в собственность русских. Эта система вышла из употребления лишь в царствование Николая II.
