Витовт Чаропко - Великие князья Великого Княжества Литовского
В глазах подданных Сигизмунд был победителем. Поэт Ян Вислицкий посвятил ему поэму «Прусская война» с предисловием: «Сигизмунду, непобедимому королю Сарматской Европы», искренне благодарил его: «Спасибо тебе за опекунство, хвала твоему мужественному сердцу» и воспевал его военные победы:
Сигизмунде, украшение своей земли,
Ты счастливый славы Марсовой обладатель,
Тремя триумфами украшенный
Сияешь над всеми краями света.
Превзошел ты славой властителей,
Которых вспоминает поэт-вещун:
Они в столетиях вечных
Светлой красой триумфов сияют,
Но сникнут сиитионы перед тобой.
Прославлял Сигизмунда в поэме «Песня о зубре» и Николай Гусовский:
Клонит перо мое в сторону, чтобы тебе, Сигизмунде,
Отец короны и уделов Литовского Княжества,
Славу воспеть и восхвалить твои успехи в деле,
Дома великой, за межами края — не меньшей.
А самому Сигизмунду была милей слава законодателя, мецената, мудрого правителя, чем слава полководца и победителя. Главной целью своего правления он считал «добропорядочный стан» Короны Польской и Великого Княжества Литовского. В Литве давно назрела необходимость в упорядочении законов, ибо «юстиция руководилась исключительно обычаем и рассуждениями каждой отдельной головы и совестью, как казалось, каждому судье, более справедливо и слишком ненадежно», — писал Сигизмунд в 1522 году в своей грамоте. Поэтому на сейме в том же году он обещал дать «всем жителям и обывателям (ВКЛ. — Авт.), каким бы благородством и знатностью они не отличались, одно писаное право и один закон».
Тогда началась работа над составлением общегосударственного свода законов — Статута Великого Княжества Литовского. Статут должен был установить «одинаковую справедливость» для граждан государства. Основой законов, помещенных в Статуте, стали «звычаёвые» права белорусских и литовских земель, а также писаное право из прежних земских привилеев.
В 9-м разделе Статута декларировалось: «Теж хочем и уставляем вечными часы быти хованы, иж вси подданные наши так убоги, яко и богатые которого бы колвек ряду або стану были розно а одностайно тым писаным правом мають сужаны быти». Равноправие перед законом не только декларировалось, но и юридически закреплялось. Сам Сигизмунд выступал гарантом соблюдения законов.
«Господар шлюбует никого не карати на заочное поведанье, хотя бы ся тыкало ображеня Маестату[61] его милости. А хто бы теж не справедливе на кого вел, сам тым мает коран быти». Были установлены меры наказания за преступления, подтверждены права и привилеи феодалов для «размноженью великого князства Литовского». Сигизмунд обещал «панства его милости великого князства литовского и панов рады ни в чом не понижити». Важным для государственности ВКЛ был пункт, в котором Сигизмунд говорил, что «шлюбует размножати великое князство Литовское и што не добре разобрано ку панству привернута», т.е. сохранять территориальную целость ВКЛ и вернуть его утраченные земли. Уряды, достоинства, земли в государстве должны были даваться только «прирожоным и тубылцом». Издавать новые законы и привилеи великий князь (господар) мог только «з ведомостью и порадою и призволенем рад наших великого княжества Литовского ради оправовати будем».
Работа над Статутом шла под руководством канцлера Николая Радзивилла из Гонёндзи, а после его смерти — канцлера Альбрехта Гаштольда. Есть данные, что в подготовке Статута принимал участие и белорусский первопечатник Франциск Скорина. По мнению исследователя Иосифа Юхо, многие правовые идеи Скорины использованы в Статуте. Необходимо отметить и то, что этот выдающийся памятник правовой мысли Европы написан на старобелорусском языке. Это содействовало закреплению его как государственного в Великом Княжестве Литовском.
В действие Статут был введен привилеем Сигизмунда от 29 сентября 1529 года. Статут стал лучшим в Европе систематизированным сборником законов. Сигизмунд мог гордиться по праву законодательной деятельностью. И прославился он как «пан и хранитель чести, достоинства, доброты и счастья всех своих под данных и свободы народного права». В знак уважения королю-законодателю в его гробнице был поставлен бюст библейского царя-законодателя Соломона, который под рукой скульптора приобрел сходство с чертами лица Сигизмунда. Это своего рода символическое указание на духовное родство между двумя правителями. Сигизмунд воспринимался наследником мудрости Соломона.
Воспитанный известным итальянским гуманистом Филиппом Буонарроти (Каллимахом), Сигизмунд любил ренессансную культуру, приглашал в Краков итальянских художников, скульпторов, мастеров. Вслед за Александром, который начал перестройку Вавельского замка после уничтожающего пожара в 1499 году, Сигизмунд завершил ее. Замок превратился в огромный дворец-крепость. Для украшения парадных залов дворца Сигизмунд приобрел в Антверпене 108 гобеленов, украшали залы полихромная стенопись и живописные картины. В архитектуре и искусстве Сигизмунд хотел показать величие династии Ягеллонов, которой принадлежало почти пол-Европы. И великолепный Вавель достойно представлял Ягеллонов перед послами европейских монархов и знатными гостями из других стран. Покровительствовал Сигизмунд и ученым людям, профессорам Краковского университета дал дворянские права. Знал он и белорусского первопечатника и просветителя Франциска Скорину. Когда Скорину в 1532 году преследовали кредиторы, Сигизмунд издал указ об аресте его, но, разобравшись в чем дело, дал ему привилей. «Считая достойными доверия добродетельность, — говорилось в нем, — необыкновенную ученость в искусстве медицины, знание и умение выдающегося Франциска Скорины из Полоцка, доктора искусств и медицины, желаю ради этого одарить его особенной нашей лаской». Сигизмунд взял Скорину под защиту и опеку, запретив его задерживать или арестовывать и судить «под страхом тяжелого покарания по нашему осуждению».
Гуманизм отразился и на принципах правления Сигизмунда, которые он изложил в письме к племяннику, венгерскому и чешскому королю Людовику, желая наставить его «на дорогу добродетельной жизни». Королевскую власть Сигизмунд рассматривал как святую миссию, доверенную самим Богом, поэтому правитель должен руководствоваться Божьими заветами. «Тем более, когда власть и целое бытие наше в руке Бога, и что значит королевство перед его обликом — есть только ненужный прах. Просим Вашу Королевскую Милость, чтобы во всех делах своих Бога перед глазами всегда имел, ему служил, и не только в костеле, но и в покое своем ему молился, мессу и святое письмо слушал. В святые дни на охоту не ездил, а когда имеешь важное дело для решения, то совсем откажись от той охоты». Сигизмунд советует племяннику вести себя в жизни достойно его высокого положения. «Не будь неприступным с людьми, уважаемыми за доброту и знаки науки. В наградах смотри, что должен дать, одинаково остерегайся и расточительности, и скупости. Всегда избегай В.К.М.[62] компании нахлебников, людей, которые легко бросаются во все стороны, ничему В.К.М. хорошему не научишься от них, а следуя за их советами, не осчастливишь своих подданных». Что еще должен был делать правитель для счастья своих подданных? Быть мудрым в своих решениях, если этого дано, то слушать мудрых советников. «Когда В.К.М. на совете находишься, говори то, что нужно говорить, не в спешке, но тщательно все дела обдумай и делай... Не слишком доверяй своему уму, советуйся с сообразительными и знающими». По-отцовски Сигизмунд советовал племяннику соблюдать во всем умеренность: «Остерегайся пьянства и вседозволенности, ибо они позорят королевское величие». Вот и все. Этих принципов придерживался и сам Сигизмунд.
Людовик был для него как сын. Когда в 1522 году королева Бона захотела, чтобы Сигизмунд отнял у Людовика Глоговское княжество и отдал их сыну Сигизмунду Августу, он отказался. «Подумай, Ваша Королевская Милость, хорошо ли получается и какую нам славу снискаем у народов, если б мы от молодого племянника, доверенного нашей опеке, нарушая всеобщие права, вместо предоставления ему помощи и приложения стараний для возврата утраченного, желали б еще что-то с того малого, что ему осталось, для маленького сына, который этого не требует», — ответил жене Сигизмунд. И он был прав, усмиряя алчность королевы Боны. Какая слава от вероломства и грабежа своего племянника? Только бесславие.
А племянник Людовик, к огорчению Сигизмунда, не прислушался к его предостережениям и советам, жил и правил государством беспутно. Можно понять горечь Сигизмунда, когда он жаловался на своего племянника канцлеру Криштофу Шидловецкому: «До этой поры заботились мы о деле нашего племянника Людовика и посылали в его интересах много дорогих посольств, однако он мало уважает нашу заботу и внимание о нем, потому что пренебрегает советами преданных ему людей, а слушается чужих, и врагов наших принимает ласково с великими почестями, чего они не стоят». Не мог понять Сигизмунд, зачем Людовик по его совету не заключил мира или перемирия с грозной Турцией, ибо «христианские правители» разделены между собой и на них нет никакой надежды. Но именно эти правители, и прежде всего император Карл V, подталкивали молодого короля Людовика к войне с Турцией, прославляя его как защитника христианства. А тот и был рад стараться и ввязался в войну с Турцией, в которой и погиб.
