Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
Мы тоже были приглашены в эти родственные объятия (для многих представителей рода Сванидзе эти объятия очень скоро оказались смертельными, тогда как некоторые из Аллилуевых отделались ссылками. – Б. С.), но я просто чудом избегла этого «фестиваля 23-го декабря». Постепенно, конечно, эти настроения Иосифа расшифруются, думаю, что они связаны с тяжелыми переживаниями – потеря Нади, Кирова, чувство надвигающейся старости и невозможность в такие годы сближения с новыми людьми…
Я спросила Алешу, как вел себя 23-го Иосиф в кругу чуждых ему родственников. Он говорит, как всегда, он был мил, гостеприимен, но сидел не долго и с Алешей уехал ночевать на другую дачу».
М.А. Сванидзе, как и многие в стране, искренне приветствовала репрессии Сталина против прежних друзей. Так, 29 апреля 1935 года она записала в дневнике: «После разгрома ЦИК’а и кары, достойной кары, которую понес Авель, я твердо верю, что мы идем к великому лучезарному будущему – это гнездо измен, беззаконий и узаконенной грязи меня страшило. Теперь стало светлее, все дурное будет сметено и люди подтянутся и все пойдет в гору. Об Авеле, как личности, вошедшей в историю советского быта 17 лет революции, я еще коснусь в дальнейшем. Сейчас довольно».
9 мая 1935 года Сванидзе описала свой визит к Сталину накануне: «Были в выходной у Иосифа… У меня была на даче Сашико, и мы вынуждены были взять ее с собою. Впечатление было такое, что Иосиф был недоволен ее приездом. Он ее встретил фразой: «А она откуда взялась?..» и тон был далеко не любезный. После такой встречи мы все чувствовали себя неважно. Он предложил обед, чай – мы отказались. Тогда он, Каганович и Павел ушли играть на биллиарде, а мы, три женщины, остались одни… Под конец решили пойти в биллиардную. Встретили нас без энтузиазма. Иосиф и Каганович были определенно не в духе. Видимо, у них был деловой разговор. Играл Иосиф неудачно, проигрывал. В 11/2 ч. ночи сказал: «Довольно» (тогда подхалимаж среди родственников и соратников еще не был развит до такой степени, чтобы лучший друг советских детей и летчиков стал еще и лучшим бильярдистом. Соратник по Политбюро и свояк могли себе позволить обыграть гения всех времен и народов и при этом умереть своей смертью – от сердечного приступа. Вот Леонид Брежнев, как говорят, никогда не проигрывал в карты, что характерно, а первый президент России Борис Ельцин – в теннис, хотя играть начал уже в весьма зрелом возрасте. – Б. С.). Быстро оделся и ушел из биллиардной. Сашико понеслась за ним, но не догнала. Мы вернулись в дом. Смотрели альбомы, а Иосиф с Кагановичем продолжали тут же свой разговор. Речь шла о работниках (кадрах крупных). Иосиф критиковал Шатова (заместителя наркома путей сообщения, окончившего свои дни в 1943 году в ГУЛАГе. – Б. С.) и кого-то еще, рекомендовал назначить – выдвинуть кого-то из молодых, чем-то себя проявивших…
Иосиф нервничал, сделал замечание девушке, что долго не дают ужина. Сели за стол – с одной стороны мужчины, с другой – дамы. Все напряженно молчали, не находили общей темы, ели и чувствовали себя чем-то разобщенными.
Первую улыбку у Иосифа вызвал маленький диалог. Подали шашлык с луком и гранатами из молодого барашка. Я стала есть и хвалить. Женя попробовала и ей не понравилось. Она говорит: «Вы грузинка и поэтому вам это нравится». Сашико подала реплику: «Она вовсе не грузинка», а я вставила: «Хотя я и даже моя мать родились в Грузии, права грузинского гражданства мне не дают». Иосиф рассмеялся и лукаво посмотрел на меня. Каганович думал, что я грузинка, и когда я сказала, что еврейка, очень удивился. С этого момента все заговорили, стали пить тосты, вспомнили поездку в метро совместную 22/IV, перешли на ребят, их переживания в тот вечер (слезы Васи), Светланину фразу (мы передали ее Иосифу) – «пусть меня весь свет ненавидит, лишь бы меня любил папа. Если папа скажет мне лезь на луну – я полезу». Заговорили о Яше. Тут Иосиф опять вспомнил его отвратительное отношение к нашей Надюше, вновь его женитьбу, все его ошибки, его покушение на жизнь, и тут Иосиф сказал: «Как это Надя, так осуждавшая Яшу за этот его поступок, могла сама застрелиться. Очень она плохо сделала, она искалечила меня». Сашико вставила реплику – как она могла оставить двух детей – «Что дети, они ее забыли через несколько дней, а меня она искалечила на всю жизнь. Выпьем за Надю!» И мы пили за здоровье дорогой Нади, так жестоко нас покинувшей (Сталин, безусловно, был эгоцентристом, а потому после самоубийства Аллилуевой больше жалел не погибшую жену и осиротевших детей, а самого себя, которого так трагически оставила в одиночестве единственная женщина, которую, как он считал, он любил. – Б. С.). Женя сказала: «У Нади были приступы тоски, Надя была больна – (это со слов Каннель я сказала Нюре и Жене)». «Я этого не знал, я не знал и того, что она постоянно принимала Koffein, чтобы подбадривать себя». (Каннель мне сказала после смерти Нади, что при просвечивании рентгеном установили, что у нее был череп самоубийцы. Не знаю, так ли это, во всяком случае у нее был ранний климакс и она страдала приливами и головными болями).
Когда мы обсуждали поездку в метро и восторг толпы, энтузиазм, Иосиф опять высказал мысль о фетишизме народной психики, о стремлении иметь царя. Я сказала, что если это есть свойство психики всех народов, то у нас это иначе – каждый в нем видит проводника своих стремлений, своих мечтаний, своих волевых импульсов – ведь все это делается для народа и от народа, если даже моментами кажется, что что-то навязано, то в конечном итоге выясняется, что это толчок, а все остальное уже свершается по доброй воле. Находиться в таком исключительном сооружении, как наше метро, и быть в обществе своих вождей, являющихся воплотителями коллективной воли нашей, – разве это не может вызвать подъем и энтузиазм. О, конечно!
Иосиф был плохо настроен, вернее, он был чем-то озабочен, что-то его занимало до глубины, чему он еще не нашел разрешения. Он показался нам похудевшим и осунувшимся. Весь его вид вызывал какое-то жалостливое сострадание. Хотелось сказать ему что-либо ласковое и теплое».
О Сашико Сталин отозвался очень плохо. 25 июня 1935 года, во время очередной встречи, когда ее стали упрекать за незаконное присвоение фотографий с 55-летия вождя, Сталин, по словам М.А. Сванидзе, «в конце концов послал Сашико к черту: «Я знаю, она оказывала услуги мне и некоторым старым большевикам, правда тут же нас попрекая куском, но все же она добрая женщина, я и решил ей отплатить, но она вздумала на меня обижаться, пишет письма по разному поводу и вообще требует, чтобы я ею занимался. Мне некогда собою заниматься, я женою совсем не занимался. Она всегда была обижена, так стану я ею заниматься и т. д.». В общем, мы ушли все трое с сознанием, что мы выполнили свой долг, а там посмотрим». Именно М.А. Сванидзе с П.С. и Е.А. Аллилуевыми накапали Сталину на родственницу Александру Семеновну Сванидзе (Сашико). Нравы в сталинской семейке были еще те, но это, согласимся, не повод, чтобы вот так запросто расстреливать или сажать ее членов. Замечу, что родственникам Надежды Аллилуевой повезло больше, чем родственникам Екатерины Сванидзе: они отделались тюрьмами и ссылками. Расстреляли только С.Ф. Реденса – мужа А.С. Аллилуевой, но он был не жилец по своей должности – возглавлял Московское управление НКВД, а затем – НКВД Казахстана, и стал жертвой очередной смены караула в органах. Показательно, однако, что Сталин то ли инициировал, то ли, по меньшей мере, санкционировал его арест и казнь, а значит, наверняка не питал к свояку теплых чувств.
Атмосферу полуночных сталинских застолий хорошо передает запись в дневнике М.А. Сванидзе о праздновании 56-летия вождя: «Приехали – все сидели за столом (Ворошиловы, Каганович, Косиор, Постышев, Берия, Микоян, Молотов, Серго). Когда мы приехали, Иосиф был в прекрасном настроении и все за столом были шумны и веселы (кроме Кагановича и Микояна, которые на другой день должны были делать доклады на Пленуме ЦК – оба были бледны и задумчивы, все подшучивали над ними). Когда мы вошли, Иосиф обратился к Алеше и сказал: «Если б не ты, всего этого (показывая на длинный накрытый стол и многочисленное общество) не было бы. Я забыл совсем об этом дне» (свояка Сталин отблагодарил по-царски – 20 августа 1941 года Александра (Алешу) Семеновича Сванидзе расстреляли. – Б. С.). Климент Ефремович возразил: «Нет, нет, мы бы все равно приехали (с Екатериной Давыдовной), я после Пленума вспомнил, посмотрел на календарь и мы решили к тебе ехать». Климент Ефремович был в новой маршальской форме, виски у него совсем поседели, выглядит браво и молодо… За ужином пели песни. Жданов прекрасно играл на гармонии, но она у него несколько раз портилась. Песни пели заздравные абхазские, украинские, старинные студенческие и просто шуточные. Постышев был очаровательно весел, плясал с Молотовым шуточно русскую, говорил с ним по казакистански, и очень веселила эта пара Иосифа и всех гостей (Сталин повеселился всласть, постепенно низвергая Постышева с вершин партийного Олимпа – из Политбюро в лубянский подвал. – Б. С.). После ужина перешли в кабинет (большую комнату). Иосиф завел граммофон (радио) и плясали русскую, Анастас Иванович лезгинку дико и не в такт, как всегда, мы танцевали фокстрот. Приглашали Иосифа, но он сказал, что после Надиной смерти он не танцует. Иосиф ставил для фокстрота все время одну пластинку, ту самую, которую ставил в прошлом году – она ему нравится, и он уже не признает других (у него есть постоянство в натуре). За ужином он сказал, что «хозяйка требует рояль», мы поддержали. Конечно, Жданов играет и на рояле, Иосиф любит музыку. Очень хорошо, что у него будет рояль. Настроение не падало до конца… Хотелось бы встретить Новый год с Иосифом, но думаю, что это не выйдет, вероятно, встреча будет в более замкнутом кругу».
