Как Николай II погубил империю? - Александр Иванович Колпакиди
Но по крайней мере это мотив. И это объясняет активнейшее участие в февральских событиях председателя Центрального Военно-промышленного комитета Гучкова, который войной кормился, и повторяемое «временными» заклинание о «войне до победного конца» — под какой лозунг их ставили, тот и талдычат. Да и простая логика говорит: если уж союзники решили «поменять коня на переправе», для этого должны быть очень серьезные основания, а не мифическое опасение за судьбу черноморских проливов.
А уж на буржуазную революцию союзникам было и вовсе плевать. Что там будет в России — конституционная ли монархия, республика… лишь бы поставляла солдат для фронта и концессии для бизнесменов. Они и с большевиками потом прекрасно договорились.
Как бы то ни было, и переворот, и буржуазная революция совершенно не означали развала государства. После двадцати лет отрицательного отбора, который практиковал император, его правительство мало отличалось по дееспособности от Временного. И ни устроители всего этого революционного балагана, ни их кураторы не рассчитывали на какие-то эпохальные потрясения. Да если б они знали, что из всего этого получится в итоге, они бы пылинки с русского царя сдували — как свои, так и иностранцы. Однако одного фактора они не учли. А именно того, что февральские события послужат детонатором для давно уже назревавшего в стране социального взрыва. Чуть-чуть ослабили крышку на перегретом паровом котле — и рвануло.
Дальше, в течение года, впритирку идут две линии событий, принадлежащие двум революциям. Первая из них, Февральская буржуазно-демократическая, началась 17 октября 1905 года и закончилась 12 января 1918-го широко известными словами матроса-анархиста Железнякова: «Караул устал!» Октябрь же начал отсчитывать время с 27 февраля 1917 года, когда раскрылись тюрьмы и крышки подполов и на свободу вышла нелегальная оппозиция — левые радикалы.
Господа «думские революционеры» в своем раскладе кое-чего не учли. Они предполагали, что голодные рабочие именно в них видят «лиц, которым может верить вся страна». Но оказалось, что у рабочих по этому поводу другое мнение и другой орган «народного доверия». На бунтующих окраинах внезапно, как чертик из табакерки, материализовалась новая сила — порожденные революцией 1905 года Советы.
Едва началась заварушка, все сколько-нибудь заметные общественные деятели левого толка стали собираться к Таврическому дворцу, где заседала Государственная дума. Туда же стянулись освобожденные из тюрем революционеры. В этом здании социалисты всех мастей, а в основном меньшевики и эсеры, встретились с активистами профсоюзного и кооперативного движений. Структура у них была наработана еще с 1905 года, и, не теряя времени, вся эта публика явочным порядком образовала Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов и призвала рабочих быстренько заняться выборами самих депутатов. Сюда же пришли и представители восставших полков, и на первом же заседании, состоявшемся в 9 часов вечера 27 февраля, было решено, говоря современным языком, «объединить бренды», присовокупив к слову «рабочих» еще и «солдатских».
Сгоряча они даже начали немножко управлять. Постановили немедленно занять Государственный банк, казначейство, Монетный двор, Экспедицию заготовления государственных бумаг. Но тут же встал пошлый вопрос: а какими силами? Своих сил у Совета не было, поручить это дело революционным солдатикам — ясно ведь, чем все закончится. Выход из положения все же нашли, написав в решении: «Совет рабочих депутатов поручает Временному комитету Государственной думы немедленно привести в исполнение настоящее постановление». Вот пусть у «временных» голова и болит.
Еще забавнее вышло со знаменитым «Приказом № 1», вводившим демократию в армии. Его представляют как плод демократических мечтаний членов Совета. Да ничего подобного! Штатскому адвокату Соколову и слов-то таких знать было не положено, какие в этом приказе употреблялись. В вышедшей в 1938 году книге «История гражданской войны» рассказывается, как это было.
«Сразу после первого бурного заседания группа солдат тут же, за перегородкой, обступила стол члена исполнительного комитета совета меньшевика Н.Д. Соколова, которому было поручено обнародовать решения совета в приказе по войскам. Соколов записывал то, что диктовали окружавшие его солдаты. Именно под давлением масс был издан первый революционный приказ, по поводу которого Керенский позже говорил, что “отдал бы десять лет жизни, чтобы приказ вовсе не был подписан”»[146].
Этот документ и вправду положил начало окончательному развалу государственной системы, но зато отсрочил восстание в армии.
Данным приказом Петросовет сразу упрочил свое положение — теперь он мог опираться на штыки Петроградского гарнизона, тем более что Временный комитет от большого ума распустил полицию и жандармерию. Подавления революции военной силой можно было больше не опасаться.
Что бы потом ни говорили историки, Петросовет быстро одумался и на государственную власть больше не претендовал. Его вполне устраивала роль земства. Это уже Ленин выкинул лозунг «Вся власть Советам!».
Что же касается общего управления тем бардаком, который развели совместными усилиями Временный комитет и Временный исполком, то эту обязанность они усердно спихивали друг на друга. Уже 27 февраля вожди Исполкома явились во Временный комитет и потребовали от него взять в свои руки власть. И тут с нашими храбрыми думцами случилась подлинная истерика. Перепуганный Родзянко спрашивал присутствующих: «Что это будет, бунт или не бунт?» На что либералы промолчали, а ответил монархист Шульгин: «Никакого в этом нет бунта. Берите как верноподданный. Если министры сбежали, то должен же кто-то их заменить. Может быть два выхода: все обойдется — государь назначит новое правительство, мы ему сдадим власть. А не обойдется, так если мы не подберем власть, то подберут другие, те, которые выбрали уже каких-то мерзавцев на заводах…»
По меткому выражению Троцкого, Дума «вручение ей власти воспринимала как акт политического изнасилования». Мол, «либералы соглашались взять власть из рук социалистов лишь при условии, что монархия согласится принять власть из их собственных рук».
Монархия, как известно, не согласилась. Но и Советы на себя власть не принимали — им было и так неплохо. Высокопоставленные заговорщики оказались в ужасной для каждого оппозиционера ситуации: они-то хотели всего лишь порулить, имея на соседнем сиденье опытного шофера в лице самодержца. Тот же самый Шульгин писал: «Мы были рождены и воспитаны, чтобы под крылышком власти хвалить ее или порицать. Мы способны были в крайнем случае пересесть с депутатских кресел на министерские скамьи… Под условием, чтобы императорский караул охранял нас».
Но караул ушел вместе с монархией, так что думцы получили руль в руки единолично и без дублеров. Под жестким давлением обстоятельств и Советов им пришлось все-таки уступить насильникам и 2 марта объявить о создании Временного правительства — оно должно было править страной до Учредительного собрания, которому предстояло
