Жак Эрс - Людовик XI. Ремесло короля
В прошлом несколько вынесенных приговоров уже вызвали скандал, рассматривались как произвол, суровость, выходящая за рамки разумного. Несколько даже верноподданных авторов, ни в коей мере не враждебных королевской власти, обличили их, назвав оскорблениями, нанесенными Богу и правосудию. Процесс над тамплиерами, затем, при Филиппе VI, публичные казни в Париже знатных нормандцев, потом еще целая серия «дел» против Брезе, Ксенкуэна, Жака Кёра, порученные Карлом VII комиссарам, выбранным им самим, явно не встретили одобрения со стороны лояльных подданных и несколько омрачили славу этих королей, как и их тогдашних фаворитов. А тем паче большой «политический» процесс над Жаном д'Алансоном в конце царствования, в августе 1458 года. При Людовике XI такого рода процессы перестали быть прискорбной случайностью, став обычным уделом в политической игре, обыденностью продуманной политики. Каждый ощущал себя под угрозой и мог опасаться падения, бесчестья и позора, неизбежного разорения для своей семьи, того, что его имущество перейдет к подлым противникам, завзятым доносчикам, гнусным интриганам, сумевшим втереться в доверие к господину.
Никто не мог считать себя в безопасности в такое время, когда принцы, сплотившиеся против короля, искали союзников, рассылали более или менее тайно гонцов к королевским чиновникам, чтобы попытаться перетянуть их на свою сторону или побудить выступить в свою защиту. Встречи друзей или сторонников, обычно проводившиеся вдали от Парижа и даже королевства — в графстве Бресс или в Савойе, — бросали тень на многих людей, сообщников поневоле, которых в нужный момент можно было назвать виновными. Везде царил страх, ибо королевский полицейский аппарат располагал целой армией агентов, приставов и комиссаров, способных действовать где угодно и быстро. Закон, изданный 22 сентября 1477 года, обязывал их разыскивать и налагать наказание на всех, «кто проведает о сговоре, замыслах, заговорах и предприятиях против короля». Такие люди подвергались той же каре, что и сами заговорщики.
Принцы и вельможи опасались всего. Они устраивали для себя убежища и укрепляли свои дома. Граф де Сен-Поль велел укрепить защитные сооружения в своих пикардийских крепостях, особенно замок Э, «который ему дорого обошелся, ибо он построил его, дабы спастись в лихой час, и снабдил его всем необходимым». Но подготовить укрытия значило возбудить еще большие подозрения. Мысль о бегстве тоже не сулила добра. Кое-кто подумывал отправиться в Рим, как Жак Кёр в 1451 году (об этом подвиге вспоминали до сих пор), или в Авиньон — он поближе, но не так надежен. Это было не так легко, и Коммин говорит, что мало кто сумел вовремя сбежать: одни не надеялись получить надежное убежище в соседних странах, другие слишком дорожили своим имуществом, женами и детьми. Полно, так ли велика грозящая опасность, чтобы обречь свою семью на изгнание?
Боялись еще и наемных убийц, бакалейщиков, сведущих в ядах, и просто шпионов... Карл, граф дю Мэн, «пребывал в великом страхе, понеже ему казалось, что даже среди людей в его дому есть соглядатаи, и не знал он, как ему быть». Герцогу де Немуру приснился кошмарный сон, в котором король послал войска, чтобы его захватить, «ибо говорили, что как только король выберет время, то пошлет великого магистра с восемью сотнями копий, дабы схватить его». Все прекрасно помнили Монтеро и то, как был убит Иоанн Бесстрашный 10 сентября 1419 года, направляясь на встречу с дофином по мосту, переброшенному через реку. Некоторые не решались предстать перед королем, опасаясь западни, или требовали принятия дополнительных предосторожностей. В 1474 году граф дю Мэн, который должен был прибыть ко двору, переезжал из дома в дом по ночам.
Принцы, приписывавшие Людовику черные замыслы, видя, что его советники желают им погибели и следят за ними, постоянно отправляли переодетых агентов выведывать обо всем, что затевает король. В хрониках того времени часто говорится о разоблаченных шпионах, жертвах своей неловкости или случая, узнанных каким-нибудь приставом, тотчас арестованных и подвергнутых суровому допросу. Порой из-под пера авторов хроник выходили настоящие романы, но все же в них была большая доля истины, ибо любой облеченный властью человек, испытывавший тревогу и опасения, использовал шпионов, поскольку не мог пребывать в неведении относительно того, что замышляет враг — или пока еще друг. Вельможи поддерживали широкую сеть информаторов, верных и более-менее ловких. Граф де Сен-Поль, судимый за измену и оскорбление величия, доверял подобные поручения молодым людям из своих войск: «несколько раз просил их провести день-другой при дворе, дабы разузнать о новостях и донести ему»; известно также, что послания чаще доверяли «маленьким» людям — пажу, самому неприметному лучнику из личной охраны, галантерейщикам или придворным купцам, а еще того более — монахам, особенно якобинцам, которые снискали себе солидную репутацию в этом деле... но которых вскоре и стали подозревать чаще других. Эти люди путешествовали под прикрытием совершенно обыденных поручений, или по своим делам, или по делам своих церквей и монастырей. Некоторые говорили, что совершают паломничество, и действительно отправлялись по святым местам, что не должно было возбудить подозрений во времена, когда святилищ и мест поклонения святым было много во всех краях.
Чтобы сноситься друг с другом, передавать сведения, сообщать свои планы и намерения, принцы вели строго засекреченную переписку, стараясь переиграть королевских агентов, которые перехватывали их письма, с готовностью видя в них доказательства заговоров или гнусных интриг. Они использовали шифры, одни — совершенно обычные, с простыми ключами, другие — более мудреные, зная (или надеясь), что ключа к ним не подобрать. Естественно, послания тщательно прятали, зашивали в подкладку одежды или шляпы, вставляли в полую палку, в сбрую или седло. Реньо де Велор, знакомый и доверенный человек Карла дю Мэна, сильно постарался, чтобы как следует спрятать письма, доверенные его слуге Кастилю и предназначенные для Жильбера де Грассе, слуги герцога Бургундского. Он сложил их, скатал в шарик размером не больше ореха и обмазал воском, велев гонцу, в случае опасности, проглотить этот шарик, чтобы письма не были обнаружены.
Напрасные предосторожности? Чрезмерная тяга к таинственности? Конечно же нет: люди короля следили за всеми передвижениями, которые казались им необычными, за иностранцами, у которых не было веских причин находиться там, где они находились, а в особенности — за чиновниками и слугами вельмож. При малейшей тревоге они быстро ставили в известность своего господина, который хотел знать обо всем. Ордонанс от 1464 года предписывал всем гонцам, направляющимся через королевство, явиться к смотрителю почты или его помощникам и показать им свою суму и письма, чтобы те могли посмотреть, нет ли в них чего-либо зловредного для короля или требующего расследования. Гонцов, застигнутых на объездных и окольных дорогах, передавали бальи или сенешалям, а их письма или пакеты предъявляли королю. Людовик XI утверждал, что приказал соблюдать право на свободное перемещение по королевству для людей папы и иностранных принцев, однако он все же арестовал и отдал на суд Парижского парламента одного тайного агента по имени Джованни Чезарини, которого папа Пий II послал к герцогу Бретонскому. Когда начинался самый тяжелый конфликт с бургундцами, он постарался пресечь всякую вражескую пропаганду и принял меры, чтобы подозрительные принцы и вельможи не могли переписываться. Его агенты постоянно сообщали ему о способах прятать письма: их доверяли уже не конным гонцам или слугам, а ярмарочным торговцам или церковникам; «многие монахи, шествующие дорогами нашего королевства, были застигнуты с несколькими письмами и с поручением передать разные послания, направленные нам во зло». Аббатам Клюни и Сито, а также Шартреза было приказано запретить подобную практику, иначе их всех, вместе с монахами их ордена, выгонят из королевства и лишат всего имущества.
В июне 1474 года Карл де Бурбон, легат в Авиньоне, верный королю и пользующийся его покровительством, велел арестовать арагонского рыцаря Гильома де Сен-Клемана, направлявшегося из Неаполя в Арагон; при нем нашли не-сколько писем и инструкций неаполитанского короля Фердинанда. Людовик XI письменно поздравил консулов и жителей Авиньона, сообщив, что пришлет к ним своего дворецкого Антуана де Фудра с поручением привезти пленника к королю для допроса: «Вельми желаем услышать речи оного рыцаря и выведать у него, в чем было его поручение, поелику подозреваем, что оно нам во вред». Во всяком случае, из писем, перехваченных в Авиньоне, наверняка можно будет узнать, что затевают арагонцы против французской оккупации Перпиньяна и Руссильона, поддерживают ли они мятежников и поощряют ли бунты. Принимаемые меры во многом зависели от подобного надзора и перехвата почты.
