А. Боханов - Деловая элита России 1914 г.
Идея столыпинских преобразований, осмеянная и ошиканная в кадетско-либеральных кругах, способная реализоваться лишь в рамках умеренно-авторитарного режима (каким и было после 1905 г. самодержавие), при понимании и поддержке образованных кругов общества, могла дать исторический шанс и П.Н.Милюкову и российскому бизнесу. Но ждать никто не хотел. Все желали играть лишь исторические партии "борцов с деспотией". Лидерам либерализма очень хотелось, чтобы Россия поскорее стала "второй Англией" и во имя этой великой цели либеральные златоусты отбрасывали жгучие экономические вопросы действительности, присвоив себе право лишь разоблачать и клеймить власть и все ее начинания. Эти политические деятели не хотели и не могли объединить сколько-нибудь значительные предпринимательские элементы.
Применительно к России само понятие "предпринимательские круги" следует скорее воспринимать как историческую метафору, чем определение некоего конкретного, связанного общностью интересов, целей и мировоззрения сообщества. Были банкиры, промышленники, торговцы, биржевики; существовали различные организации по отраслевым, региональным и даже общеимперским интересам, но почти везде, в том числе и в наиболее значительной организации – Совете съездов представителей промышленности и торговли, центробежные силы сплошь и рядом доминировали над центростремительными, а текущие интересы и потребности преобладали. Шаткость, неустойчивость экономической и социальной обстановки в стране осознавалась очень многими, но рецептов и рекомендаций по оздоровлению не предлагалось. То же, что инициировало правительство, почти сразу же отвергалось. Да подобные спасительные средства в последние годы вообще вряд ли могли быть. Крупный бизнес теснейшим образом оказался связан с государственной системой, которая отвергалась большинством политических деятелей. Экономические и политические вопросы переплелись, и конкретный прогресс в той или иной области хозяйства часто неразрывно был связан с более общими проблемами переустройства социальной жизни. Времени и возможностей для коренной реконструкции было очень мало и у государственной власти. Деловой мир, российский предприниматель оказался заложником исторической ситуации, когда все хотели блага, но никто уже почти ничего не мог. Судьба монархии и судьба предпринимателя оказались скованы одной цепью.
Причины подобной исторической аномалии следует искать не в тактике и стремлениях либеральных партий; их не следует выводить из политической недальновидности и интеллектуальной ущербности лидеров российского либерализма (здесь было достаточно ярких личностей). Основным стержневым фактором было отсутствие органической, надежной социальной базы для буржуазной эволюции. Именно тот хозяйственный импульс, резкий подъем частновладельческого хозяйства, о котором упоминалось выше, происходивший при деятельной поддержке самодержавного института власти, привел, с одной стороны, к росту наиболее крупных и совершенных финансово-индустриальных структур, а, с другой – отрывал крупный бизнес от своих естественных социальных резервов, не связав массу мелкособственнических интересов с интересами воротил делового мира.
Крупный капиталист и в XX веке, как правило, оставался одинокой фигурой, не вызывавшей симпатий не только в широкой общественной среде, но часто не имевшей поддержки и в самих предпринимательских кругах. Русские капиталисты не успели и не смогли стать альтернативной социальной силой, способной объединить конструктивные элементы общества и сошли с исторической арены вместе с самодержавной властью. Этот известный итог существования российских предпринимателей не был исторически запрограммирован, но оказался обусловленным всем ходом общественного развития, теми формами и тем уровнем, на которые его характеризовали.
