Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 3
После знакомства с этими обычаями делается совершенно понятной та беззаветная удаль, мужество и выносливость русских людей в бою и при суровых невзгодах походного времени.
«Юноши, – говорит Герберштейн, – наравне с подростками сходятся обычно по праздничным дням в город на обширном и известном всем месте, так что большинство может их там видеть и слышать; они созываются вместе диким свистом, который является как бы условным знаком; созванные, они тотчас сбегаются вместе и вступают в рукопашный бой; начинают они борьбу кулаками и вскоре без разбору и с великой яростью бьют ногами по лицу, шее, груди, животу, и вообще каким только можно способом, одни поражают других, состязаясь взаимно о победе, так что часто их уносят оттуда бездыханными. Всякий, кто победит больше народу, дольше других останется на месте сражения и весьма храбро выносит удары, получает особую похвалу в сравнении с прочими и считается славным победителем. Этот род состязания установлен для того, чтобы юноши привыкали сносить побои и терпеть какие угодно удары».
Главной наградой за службу военно-служилому люду при Василии была, так же как и при его предках, раздача поместий, переходивших после смерти владельца, если у него не было сыновей на службе, в другие руки. Семьям же умершего выдавались из этого поместья известные доли на прожиток.
Поземельным устройством всех служилых людей ведал Поместный приказ, который вместе с Разрядным, или Военным, приказом, а также и некоторыми другими, о которых мы будем говорить ниже, составляли, так сказать, высшее управление всеми делами Московского государства. Приказами управляли бояре, но важное значение в них имели дьяки, заведовавшие всей письменной частью и являвшиеся часто с докладами в Боярскую думу, которая собиралась под председательством самого государя. Василий Иоаннович, как мы говорили, очень ценил умных и образованных дьяков и некоторых особо приблизил к себе, причем наибольшим его доверием и любовью пользовался тверской дворецкий – дьяк Шигона Поджогин; способности другого дьяка Юрия Малого Траханиота государь ценил так высоко, что когда тот бывал нездоров, то его приказано было привозить на тележке в царский дворец для совещания о делах.
С. Сиренко. Архангельский собор Московского Кремля
Василием Иоанновичем были установлены некоторые новые придворные должности – оружейничего, ловчего, кравчего и рынд; рындами назначались знатные молодые люди, носившие в торжественных случаях длинное одеяние из белого шелкового атласа и серебряные топоры и находившиеся непосредственно при великом князе. Все эти придворные чины при первом же сборе в поход тотчас садились на коней и отправлялись на войну, так как все высшее служилое сословие, какие бы оно должности ни занимало, было прежде всего военным и службу эту несло от молодых лет до смерти.
«Зато, – говорит помянутый нами итальянский историк Павел Иовий, – несущие воинскую службу пользуются свободою от податей, имеют преимущество над поселянином и во всех делах сильны царским покровительством. Во времена войны открывается благородное поприще для истинной доблести, и вообще, во всякой области управления имеются превосходные и полезные учреждения, так что каждый за совершенный им поступок получает в удел или вечную награду, или вечный стыд».
Следуя во всем заветам своего великого родителя, Василий Иоаннович, так же как и он, ревностно продолжал заботиться об украшении стольного города и его святынь.
Через несколько месяцев по смерти Иоанна III он начал строить в Кремле церковь Николая Гостунского, а затем в 1508 году было окончено сооружение нового Архангельского собора и начата постройка великой колокольницы церкви Ивана Лествичника. Всего в Москве при Василии Иоанновиче было построено 11 каменных церквей, причем самым замечательным сооружением почитается Новодевичий монастырь, основанный в благодарность за взятие Смоленска.
В 1508 году было закончено сооружение новых каменных Государевых палат, куда Василий и перешел на житье; они сохранились до настоящего времени и составляют два нижних яруса так называемого Теремного дворца.
Наконец в том же 1508 году Василий Иоаннович приказал Фрязину Алевизу Новому выкопать вокруг Кремля глубокий ров и выложить его камнем и кирпичом, а со стороны реки Неглинной (ныне засыпанной) устроить обширные глубокие пруды, причем Неглинная была соединена со рвом и с Москвой-рекой, так что крепость со всех сторон окружалась водою, а Кремль стал островом.
А. Дроздов. Новодевичий монастырь
Павел Иовий по этому поводу рассказывает: «Город Москва по своему положению в самой середине страны, по удобству водяных сообщений, по своему многолюдству, по крепости стен своих есть лучший и знатнейший город в целом государстве…
Дома в нем вообще деревянные, не слишком огромны и не слишком низки, а внутри довольно просторны; каждый из них обыкновенно делится на три комнаты: гостиную, столовую и кухню. При всяком почти доме есть свой сад, служащий для удовольствия хозяев и вместе с тем доставляющий им нужное количество овощей; от этого город кажется необыкновенно обширным. В каждом почти квартале есть своя церковь, на самом же возвышенном месте стоит храм Богоматери, славный по своему строению и великолепию… В самом городе впадает в реку Москву речка Неглинная, приводящая в движение множество мельниц. При впадении своем она образует полуостров, на конце которого стоит весьма красивый замок с башнями и бойницами, построенный итальянскими мастерами. Москва по выгодному своему положению перед всеми другими городами заслуживает быть столицею, ибо мудрыми основателями своими построена в самой населенной стране, в средине государства, ограждена реками, укреплена замком и, по мнению многих, никогда не потеряет первенства своего».
С особенным старанием украшал Василий Иоаннович иконами и стенописью построенные отцом церкви, подобно тому, как поступал Симеон Гордый по отношению церквей, выстроенных его отцом Иоанном Калитою.
Поселившись в 1508 году в новом дворце, Василий Иоаннович повелел подписывать дворцовую церковь Благовещения мастеру Феодосию Денисьеву с братией, а в 1514 году и Успенский собор, в котором древняя икона Андрея Боголюбского – Владимирская Божия Матерь – была благоговейно поновлена самим митрополитом Варлаамом; затем она была богато украшена серебром и золотом, а весь собор расписан стенописью, которая была «вельми чудна и всякой лепоты исполнена».
Во время великого княжения Василия Иоанновича в Западной Европе имелись уже довольно подробные сведения о Московском государстве. В помянутом нами землеописании Себастиана Мюнстера от 1550 года имеется весьма любопытное изображение русского пахаря. Начиная свое описание Московского государства, Мюнстер приводит картинку, под которой подписано «Довольство русского». Русский изображен варящим пищу в огромном котле; далее им приводятся изображения: превосходного русского быка; как русская женщина берет на дереве рой; как она вынимает мед из улья, закрывши себе лицо корзиной, и медведя, яростно отбивающегося от диких пчел, в дупло которых он залез, очевидно, чтобы полакомиться. На рисунке, изображающем финских инородцев, покоренных Иоанном III на северо-востоке нашей земли, Мюнстер помещает также зверей, водившихся в этих краях, и изображает, как дикие инородцы, уже просвещенные Христовой верой нашими бесстрашными проповедниками, показывают своим детям на небо, жилище Господа Бога. Наконец, обитатели Крайнего Русского Севера представлены еще язычниками, поклоняющимися солнцу и луне.
Вообще, по описанию иностранцев, Московское государство представлялось весьма здоровой для жизни страной и вместе тем очень плодородной и богатой как рыбой, так и дорогим пушным зверем.
Приводя наименования разных зверей, в изобилии водившихся в нашей земле, и рассказывая про охоту на них с помощью собак, кречетов и тенет, Павел Иовий говорит, между прочим: «Там ловится также черноватая птица с красными бровями, величиною с гуся, мясо которой по вкусу и достоинствам превосходит фазанов; на московском языке она называется тетер».
Места для охоты в те времена были везде богатейшие, особенно же под самой Москвою, где в окрестных полях и лесах водилось необычайное множество зайцев и диких коз, охота на которых была строго воспрещена, так как составляла особую потеху самого государя и приближенных бояр.
Подъезжая к Москве, большею частью из Смоленска, по Можайской дороге, западные европейцы приходили в неописуемый восторг, когда с Поклонной горы им открывался действительно восхитительный вид на Москву и ее окрестности. Некоторые благочестивые немцы прямо сравнивали ее с Иерусалимом, считая, что с этим именем связано все прекрасное и великолепное, чем только может отличаться город.
