Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 2)

- Да отдадут ли за нас? - молвил Тереха.

- Татьяна-то сказывает, и Спирька в Илье души не чает. Ему бы, дескать, только охотник был хороший.

Авдотье тоже хотелось, чтобы Дуня пришла в дом.

"Я бы с нее все наряды по-новому, по-городскому перешила".

Тереха хотел что-то молвить несогласное со всеми: что, мол, от красивых невесток в семьях бывают несчастья, но Пахом велел ему молчать. Из всех людей меньше всего желал он слушать своего брата.

После полудня в Уральское приехал поп. Он собрал хозяек.

- Великое торжество наступает, - говорил он, сидя у Кузнецовых под образами, и, засучив широкий рукав рясы, размахивал своей громадной рыжеволосой рукой. - Сегодня с пароходом прибывают к нам городские гости. Храм божий откроется, освятится. Зазвенит колокол в безлюдных, неведомых ранее пустынях.

Поп сказал, что после освящения храма будет трапеза. Он велел хозяйкам напечь к воскресенью мясных и ягодных пирогов и нажарить дичи.

- Хорошо бы уток жирных и рыбы - осетрины. Вот отроковица-то хорошо готовит, я знаю ее, - кивнул поп на Дуняшу. - Она да Татьяна еще девчонками были, бывало, пекли вкусные пироги. Пусть поможет. А вы, мужи и отроки, берите ружья и езжайте на охоту.

От такой похвалы при всех бабах Дуня смутилась.

- Зарделась, как маков цвет, - кивая на нее, подтолкнула Наталья Арину, та Агафью, а та Бормотиху.

Аксинья улыбнулась и согласно кивнула головой. Она все время украдкой наблюдала девушку. Здоровое красивое лицо ее, скромность, опрятное платье, широкая в кости рука - во всем была сила, пригожесть. "Хороша!" - думала она.

После отъезда священника Пахом позвал Спиридона к себе.

- Где мы попу возьмем рыбы да дичи? - сетовал он.

- Парень-то у нас нынче трех медведей убил, - рассказывала Аксинья. Первого-то где ты убил? Как ты сказывал, речка-то?

- На Додьге, - недовольно отвечал Илья. "Рядом живем, а мать до сих пор не знает названия речки".

- Вот, вот, на Додьге!

- Погоди, об этом я скажу, - строго перебил жену Пахом.

Илья потупился. "Зачем выхваливают? - думал он. - Больно нужно хвалиться!" Он полагал, что все и так должны знать и видеть, охотник он или нет.

Спиридон радовался, но не подавал виду. Он чувствовал, к чему клонится разговор. Дуня прожужжала ему уши, какой Илья охотник. Такого зятя ему и самому хотелось.

После обеда Дуня и Авдотья вышли погулять. Илья поехал на охоту. Девушки, скучая, посидели на бревнах. Вышла Таня. Спели несколько песен и разошлись по домам.

На другой день явился Илья, мокрый, в изорванной одежде, с ножом за поясом и с ружьем за плечами. В корме и на носу его лодки лежали груды битых гусей и уток.

- Где охотился?

- На косе!

- Че, Ильюшка, отличился?

- На церкву набил, - гордо сказал парень собравшимся мужикам.

- Еще больше можно настрелять, - вяло молвил Тимошка. - Сейчас как раз перелет.

Женщины стали выбирать дичь из лодки. Под птицей оказались осетры и тучный калужонок.

- Ну, бабы, надо жарить гусей к празднику, - сказал дед Кондрат.

Добычу разделили между семьями.

Мать Илюшки затопила печь.

- Давайте я помогу, - вызвалась Дуняша.

Она живо взялась за дело: разожгла во дворе костер, щипала дичь на пне, палила ее, собирала пух и перья.

Во всех домах шли приготовления к торжеству. Илья всем дал работу. Теперь было что везти на праздничный обед.

Трубы задымили. Во дворах пылали костры. Девки и девчонки то и дело бегали на посылках из дома в дом.

Пришли еще две лодки с тамбовцами - мужики собрались у Пахома.

Илья, босой и уставший - он не спал ночь, - сидел на низкой скамеечке.

Дуня выбежала из избы, подсела к нему и заговорила полушепотом, с горячностью:

- Все знаю про тебя. Сегодня твоя гольдячка приехала. Ездила гостить к своим. Ты тут за ней ухлестываешь. Я еще тебе зенки за нее выцарапаю. Девушка вскочила и убежала в избу.

Илья улыбнулся, довольный. Слаще, казалось, ничего не могла сказать ему Дуня.

- Здорово, Иван! - сказал Спирька, встретив Бердышова, который тоже отправлялся куда-то с новым ружьем, в новых сапогах и в новом картузе.

- Здорово!

- Ну, поговорим!

- С дочерью приехал? - спросил Бердышов.

- С ней! Как обещал - привез! Ждешь, что полюбит тебя? Быть может. А не полюбит, не получишь. Пулю в лоб тебе!

- А полюбит, тогда отдашь?

Спирька ухмыльнулся.

- Я для тебя на все согласен, - сказал он. А сам подумал: "Надо бы ее скорей просватать".

Иван поехал на остров на охоту и пробыл там до вечера.

Пока он охотился, Пахом и Спирька ударили по рукам. Решено было, что Дуня пойдет за Илью.

* * *

Дельдика, возвратившись из Бельго домой, где она гостила у отца с матерью, помогла Анге испечь хлеб и приготовить кушанья. Управившись, она умылась, переоделась в русское платье, натянула чулки и башмаки, глянула в зеркало и побежала на берег.

В сумерках молодежь собралась у бревен. Дельдика присела к девушкам, весело смеясь вместе со всеми.

"Вот какая красавица русская", - думала Дельдика про Дуню и осторожно взяла ее под руку.

Дуня, вздрогнув, обернулась. Она увидела смуглое лицо, яркие черные глаза, пышные вьющиеся волосы, заплетенные в косы. Дельдика ей понравилась.

Дочь Кальдуки, нищего, вечно битого, сама чуть не загубленная торгашами, выросшая в дыму и смраде, Дельдика пользовалась каждой минутой, которую проводила подле Дуни, стараясь заметить, что и как делает русская красавица.

Дельдика думала только про Айдамбо. Теперь все очень много говорили про него. Она пожила в Бельго и узнала, как Айдамбо знаменит. Поп и Айдамбо были предметом бесконечных разговоров во всех гольдских деревнях. Она мечтала о том дне, когда поедет вместе с Иваном и Ангой на открытие церкви и увидит его там.

А Илья дивился, глядя, как Дуня и Дельдика быстро сдружились.

К вечеру жаркое и пироги были готовы во всех домах. Мужики и бабы гурьбой ходили по селенью из дома в дом, смотрели и пробовали кушанья.

Ватага их ввалилась к Бердышову. Пьяный Иван спал под лавкой. Его растолкали.

- Ну, че ты тут?

- Паря, я ловко напекарил, - спохватился Иван.

- Чего уж ты напекарил! Валяешься, как чушка.

- Вот будем теперь откармливать попов и начальство! - поднимаясь на ноги, воскликнул Бердышов.

На улице играла гармонь, плясали девки и парни.

"Еще ладно, что Татьяна брюхатая, - думал Спиридон, - а то бы они с Дуней вдвоем натворили бы делов!"

- А ваша Дуня где? - спросила Силиниха про Дельдику.

- Гуляет со всеми.

- Илью на части рвут, - сказал Силин.

- Нет, Дельдика хитрая, - отвечал Бердышов. - С ним дружит, а себе на уме. У нее гольденочек завелся. Шибко вздыхает по нем.

- Обезумели девки! - проговорила Наталья. - Прибегут, в зеркальце посмотрят - и опять на улицу.

- Пойду и я гулеванить! - Иван выскочил из дому.

- Ну, Дуняша, женихов много? - тронул он Дуню за руку.

Девушка приотстала от подруг и улыбнулась. С дядей Ваней можно было обо всем поговорить откровенно. Ему легче признаваться, чем отцу с матерью.

- Илюша нравится, - тихо и скромно сказала Дуня.

Иван тряхнул головой.

- Околдовали! Что такое? Я уж заметил! Пошто меня не любишь? Мне обида!

Она счастливо засмеялась, довольная, что нашелся человек, с которым удалось поговорить по душам, и побежала к подругам.

- Догоню! - Иван свистнул и поспешил за девушками, разгоняя их по берегу и норовя ухватить Дуняшу.

- Истинный зверь! - молвил в страхе Тимошка Силин, сталкиваясь с ним. - Ты что? Тебе тут не отломится.

"Но как я ничего не заметил зимой? - думал Иван. - Плохой я охотник за дичью, главного зверя пропустил".

Иван остановился и вдруг, ни слова не говоря, дал Тимохе такую затрещину, что тот упал.

...Туман полосами кутал лес, рваными клочьями спускался на реку. Где-то вдали, как в дыму, виднелись розовые вершины сопок. Было сыро и холодно. Мгла кутала тайгу.

Ох да эх, ох да эх!

Отношу я в церкву грех,

горланили парни.

Лязгала цепь, ревел медведь: его, видимо, заставляли танцевать под гармонь.

Тамбовские ребята удало выкрикивали новые, неслыханные в Уральском плясовые.

Размахивая платочками, кружась в широких платьях, из тьмы то выплывали, то снова исчезали танцующие девушки.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Над тихим озером ударил колокол, и гул его понесся от стойбища к стойбищу и достиг Уральского.

При звуках его всех охватывало чувство праздника, торжества.

- Батька в большой колокол ударяет, - говорили гольды. - Свой дом открывает.

В лодках и оморочках они подплывали к церкви, с любопытством ожидая, что же будет дальше.

Измученные, сожженные солнцем и ветрами, выбирались на берег русские крестьяне. Из разных деревень съезжались они на Мылки: десятки верст на веслах, на шестах и под парусами добирались на богомолье.

Дымились костры. Приезжавшие разбивали палатки, раскидывали пологи. Многие, отдыхая, засыпали прямо на берегу.