Дмитрий Засосов - Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX— XX веков; Записки очевидцев
На той же стороне от железной дороги находилось местечко Заячий Ремиз. Здесь были собственные шикарные дачи. В самом городке жило много военных с семьями, дворцовые служащие, торговцы, ремесленники[539]. Промышленности не было, единственное производство — гранильная фабрика.
Старый Петергоф, по существу, был менее парадной частью Нового Петергофа. Английский дворец и Английский парк были очень скромные. В описываемое время летом во дворце помещалась певческая капелла. Мальчики и юноши в серых брюках и тужурках играли на площадках около дворца в рюхи, лапту. Во дворце часто звучало пение, разучивали новые вещи. Часто «капелланы» группами ходили гулять в парки.
Сам дворец был величественным, но простой архитектуры. Вокруг него не было цветников, статуй, ваз. Английский парк представлял собой лес с немногочисленными дорожками, только около пруда в сторону Заячьего Ремиза парк был разделан: аккуратные дорожки и аллеи, мостики, несколько шале[540] из неокоренной березы, могучие дубы, вокруг них скамейки. Публики в Английском парке гуляло мало.
На окраине Старого Петергофа был целый дачный поселок — Отрадное. Здесь жили скромные люди. В поселке был круг, где по вечерам молодежь танцевала под граммофон[541].
Большинство же дачников жили между Старым Петергофом и Ораниенбаумом, в поселках Лейхтенбергском, Мордвиново, Мартышкино и Ольгино. На коротком расстоянии от Старого Петергофа до Ораниенбаума — около 6 верст — было четыре платформы. Поезд с полным составом не мог останавливаться на каждой версте. Правление железной дороги нашло хороший выход. Публика, которой нужно было в эти поселки, высаживалась в Старом Петергофе, поезд уходил в Ораниенбаум, и сразу после его ухода подавалась «кукушка» — маленький паровозик с большим двухэтажным вагоном. Эта «кукушка» и развозила дачников, останавливаясь у каждой платформы. «Кукушка» была сезонным мероприятием, правление железной дороги считало ее внештатной единицей, билеты продавали студенты, которые желали летом подработать; живя на даче, они одновременно служили. На паровозике — машинист и кочегар, тоже нештатные. Допускались вольности: между полустанками помашет кто-нибудь зонтиком или платочком — машинист остановит. Машинист забавлял публику тем, что, сделав большой мочальный кнут, хлестал им при каждом отправлении поезда по котлу паровоза, высунувшись из окна, кричал: «Но, поехали!» — и свистал: «Ку-ку!»
* * *
Затекшие руки дорвались до гребли,
Уключины стонут чуть-чуть.
На веслах повисли какие-то стебли,
Мальки за кормою как ртуть…
Саша ЧерныйНе будем останавливаться на каждом поселке, а скажем о самом большом и оживленном — Мартышкине[542]. Главная его часть располагалась от железной дороги к морю, по улицам Лесной, Нагорной, Кривой. Дачные участки были невелики, дачи лепились друг к другу и были доступны небогатым людям. На самом берегу занимала большой участок дача царского повара Максимова. Она была каменная, трехэтажная, при ней фруктовый сад, небольшой сосновый парк. В море выступал железобетонный причал. Дача выделялась в скромном поселке. Незастроенный берег пляжем не служил: тогда не было принято валяться на песке в купальных костюмах. Берег был частично застроен хибарками рыбаков, завешан сетями, снастями. На пляже лежали вытащенные лодки.
Но совсем лишить дачников возможности купаться в море не хотелось, ведь благодаря этому дача выигрывала в цене. Поэтому купальни были вынесены далеко в море, к ним вели длинные мостики. Купальня представляла собой вытянутую платформу на сваях. С платформы в воду спускались лестницы. Купальни были устроены на хорошем песчаном дне, глубина — по пояс. Все купальни были платные.
Семья дачников покупала у владельца сезонный билет, рубля за три. Существовало расписание женских и мужских часов. Конечно же, вездесущие мальчишки купались когда угодно и где угодно.
Было много лодок и маленьких яхт. Большинство лодок и парусных яхт принадлежали дачникам, которые из года в год снимали дачи у крестьян или имели свои скромные домишки. Некоторые купались прямо с лодок. У кого лодок не было, можно было взять у рыбаков. Часто искали компанию покататься вместе, ведь могла подняться волна, грести или управлять парусом трудно. Мальчишки без спросу отвяжут лодку, покатаются и поставят обратно. Никто не возражал. Любителей моря было много. Вечером или ночью берег с моря выглядел красиво, весь в огоньках, а на лодках звучат песни под гитару. Кроме катания многие занимались рыбной ловлей; уезжали на ночь, а утром привозили хороших лещей, окуней. Судак попадался реже. Рыбная ловля была к тому же прямым подспорьем для семьи.
В Мартышкине жило на дачах много немцев: ремесленников, служащих — очень предприимчивых людей. Они арендовали у крестьян небольшой участок земли на задах Нагорной улицы, расчистили его, построили большой деревянный павильон и открыли в нем Гимнастическое общество. Кроме немцев туда могли за невысокую плату ходить кто хочет из юношей и детей. Дачники с удовольствием записывали детей в это общество. Три раза в неделю там по два часа обучали вольным движениям, упражнениям на снарядах. Во главе общества стоял немец Мейер, помощником его был Ланге. Чтобы иметь средства, общество устраивало в этом помещении по субботам и воскресеньям платные танцы. Отчетные выступления детей перед родителями происходили два раза в лето. Устраивались прогулки с играми. На длительные прогулки собирали по 20 копеек, бутерброды несли в бельевых корзинах. Где-нибудь давали детям молоко. Шли под барабан, толстый немец колотил палками по небольшому барабану. За отличие в гимнастических упражнениях давали значки общества, на которых были начальные буквы фразы: «В здоровом теле — здоровый дух».
Местные крестьяне кроме дохода от дач зарабатывали на молоке, ягодах, грибах и даже воде. С водой в Мартышкине было плохо, колодцев при дачах мало, вот и развозили воду в бочках. Водовоз ежедневно привозил условленное количество ведер.
В двух верстах от Мартышкина, в густом лесу, был маленький монастырь святого Арефия. Монахи накупили самоваров и под большими елками поставили столы и лавки. Дачники приходили с бутербродами, заказывали самовар, за 10 копеек малый, за 20 — большой. Сидят, пьют чай, воображают, что они в обители. Маленькая церквушка тоже имела доход от посетителей. Каждый считал нужным поставить свечку святому Арефию, который помогал от каких-то болезней.
Дачники в Мартышкине назывались «мартышками». Они весело проводили время: кругом были чудесные леса, парки — Лейхтенбергский и Ораниенбаумский. Много было ягод и грибов. Рядом — Петергоф с его фонтанами, можно было из Ораниенбаума проехать в Кронштадт и Лисий Нос. Собирались компании: студенты, девушки, гимназисты старших классов, брали с собой бутерброды, лимонад; предприимчивый лесник устроил под елками столики и скамейки, торговал молоком и варенцом[543] в горшках. Брали гитары, спиртного не брали: пить было не принято, особенно в присутствии девушек. И без вина было очень весело: пели, играли в горелки. Дачники были народ скромный, и мораль у них была строгая.
При фешенебельных дачах были теннисные корты, увлечение среди молодежи этой элегантной игрой распространялось повсеместно, но требовало тогда соответствующего костюма, и ракетки стоили дорого. Начинать во взрослом состоянии, без подготовки с детства, значило срамиться и стать посмешищем девиц. Это тебе не рюхи, где решали размах да сила. Предпочитали крокет[544], в котором дамы чувствовали себя на равных с мужчинами, а то и посильнее. Но почему-то ни в одной игре не возникало столько споров, иной раз даже ссор, как на крокетной площадке.
А в дождливую погоду играли в домино, в «бой цветов», «игру камней». Отцы семейств приезжали на воскресенье усталые, загруженные покупками. Они отдыхали в гамаках, ходили купаться, осенью — по грибы. Гимназисты старших классов и студенты развешивали на столбах объявления, что готовят к переэкзаменовке по всем предметам. Приглашений было много, а оплата — 7–10 рублей в месяц. Но эти небольшие деньги устраивали молодых людей: они могли что-то купить, поднести девушке цветы, приобрести билет на танцы, съездить с «дамой сердца» в Ораниенбаумский курзал, где бывали спектакли[545].
* * *
В Ораниенбауме есть наипреимущественнейшая в своем роде катальная гора.
ЩекатовЗа Мартышкином следовал Ораниенбаум. Здесь железная дорога кончалась, и непосредственно к станции прилегал городок, который народ называл Рамбов. Сюда приезжало много крестьян сбывать разный товар, заезжали из Кронштадта сюда рабочие мастерских и доков, а также погулять на денек матросы. Публикой городок не блистал[546] и выглядел невзрачно — пыльный, грязный, на каждом шагу трактиры, винные лавки, пивные. Но рынок богат был, что естественно, рыбой, ягодами, а осенью грибами. Но не этим всем знатен был Ораниенбаум. Петербуржцев — и приезжавших на день, и дачников, селившихся вокруг Ораниебаума, где были хорошие дачи, — привлекал прекрасный парк, густой, с большими прудами, переходящий в лес. И это не все. Публику привлекали исторические памятники, которые можно было осмотреть в сопровождении сторожей, а некоторые из них, постарше, могли рассказать и кое-что интересное: что, например, канал к морю по приказу Екатерины II был вырыт за одну ночь[547]. Многому свидетелем был Ораниенбаумский парк, не говоря уже о дворцах. Два из них носят роковую печать взлета и падения двух исторических личностей: дворец Меншикова, растянувшийся как бы длинной шеренгой вдоль моря, и дворец Петра III — наоборот, компактный, по-военному подобранный.
