Валерий Субботин - Великие открытия. Колумб. Васко да Гама. Магеллан.
6 марта показались какие-то острова, в том числе один довольно крупный (Гуам). На горизонте замаячили косые паруса, сделанные из матов, потом стали видны рыбацкие лодки с поплавками-балансирами, с задранными вверх носом и кормой. Экспедиция была спасена. Она вышла к обитаемой западной части Тихого океана, где можно было получить свежую пищу, поставить на ноги тех, кто еще не был безнадежно болен.
На испанские корабли, приставшие к наиболее крупному острову, поднялись хорошо сложенные, обнаженные рыбаки с длинными черными волосами, с кожей оливкового цвета, смазанной кунжутным маслом. С берега доставили воду, начался обмен европейских товаров на фрукты и рыбу. Он, по-видимому, мало что дал, так как в последующие два дня Магеллан предпочел торговать не с местными жителями, рыбачившими на мелких лодках, а с владельцами прау — крупных лодок такого же индонезийского типа, — подошедших откуда-то издалека. Эта торговля тоже продолжалась недолго. Мирные отношения с чаморро, как называли себя островитяне, прекратились, когда выяснилось, что они то и дело забирались на европейские корабли с единственной целью похитить там что удастся. Отбиваться от них становилось все труднее, а когда ночью была угнана лодка, привязанная к флагману, капитан-генерал решил, что пора взяться за оружие.
Несколько десятков испанцев, отправившись на берег, подожгли приморское селение. Свою лодку они отбили и доставили к флотилии после столкновения, в котором погибло семеро чаморро. Магеллан должен был тут же поднять паруса, так как к флотилии подошла сотня лодок с островитянами, забрасывавшими корабли камнями. Пришлось уходить и на протяжении нескольких миль отстреливаться из арбалетов, прежде чем оторвались от преследования.
Магеллан назвал эти острова воровскими (Ладронес). Со второй половины XVII в., когда они были официально аннексированы Испанией, их стали именовать Марианскими. Новое название было дано в честь королевы Марианы Австрийской, вдовы Филиппа IV, при котором Испания утратила ряд владений в Европе. Колонизация Мариан испанцами привела к уничтожению многих чаморро. Оставшиеся в живых смешались с филиппинцами, завезенными туда как рабочая сила. Теперь трудно сказать, почему чаморро в свое время не побоялись вступить в конфликт с Магелланом, почему пытались забрать у него лодку и т. д. Конечно, их взгляды на имущество не соответствовали европейским, и понятие собственности, если оно имелось, могло не распространяться на те вещи, которые они хотели захватить. Чаморро не пользовались железными изделиями, изготовляли орудия труда из дерева, камня и рыбных костей. Мужчины рыбачили, женщины вели домашнее хозяйство. Выращивали бананы и бататы, собирали кокосовые орехи, разводили домашнюю птицу. Пигафетта писал, что у чаморро господствовало равенство, но позднее европейские исследователи установили, что это было не так. На Марианах были простолюдины и знать, между ними воспрещались контакты, не говоря о браках.[122]
Уйдя на запад от Мариан, Магеллан через 10 дней увидел Филиппины. Он назвал центральную часть этих островов архипелагом Св. Лазаря. Название не утвердилось, и с середины XVI в. вся островная группа стала именоваться Филиппинами в честь короля Филиппа II, сына и преемника императора Карла V. Гористый филиппинский архипелаг тянется на полторы тысячи километров, замыкая с востока Южно-Китайское море. Омываемый обильными теплыми дождями, он во времена Магеллана был больше чем наполовину покрыт лесом. Прибрежные долины тонули в экваториальной растительности, тогда как выше в горах росли сосны, дубы и мирт. Животный мир на островах, отделенных от материка, лежавших на периферии Малайского архипелага, был сравнительно беден в видовом отношении. В то же время он отличался своеобразием, заметными контрастами. Рост филиппинского буйвола в холке не превышает одного метра; столько же, или даже больше, составляет размах крыльев у местной летучей собаки — достопримечательности, которую смогли увидеть Магеллан и его спутники.
Участники экспедиции встретились с исконными жителями Филиппин, низкорослыми чернокожими, которые некогда говорили на особых языках. Они их утратили, смешавшись в большинстве случаев с пришлыми индонезийцами, людьми того же монголоидного типа, что малайцы. По прошествии ряда столетий образовались многочисленные народности, отличные друг от друга по цвету кожи, говорящие на разных австронезийских языках, далеко не всегда понимающие друг друга. Среди этих народностей наиболее крупными были — в северных и центральных районах архипелага — тагалы и висайя, на юге — моро («мавры»), потомки исламизированных переселенцев из Индонезии. После начала испанской колонизации тагалы и висайя приняли христианство, тогда как моро остались мусульманами. Опытные моряки, они всегда отличались воинственностью, совершали набеги на соседей, угоняли их в рабство. Вплоть до наших дней на мусульманском Юге, сохранившем многие черты прошлого, обстановка неспокойна, сильны сепаратистские настроения.
Первым островом Филиппин, которого достиг Магеллан, был обширный и сравнительно населенный Самар. Капитан-генерал не стал у него задерживаться, предпочитая остановки у близлежащих мелких и менее людных островов, где он чувствовал себя в большей безопасности. Там филиппинцы установили с экспедицией добрые отношения и доставили свежие продукты. Мелкие острова стали для испанцев лазаретом под открытым небом, и спустя три недели многие больные выздоровели. На одном из островов раб Магеллана Энрике, уроженец Суматры, впервые был понят местными жителями. Правда, объясняться ему удавалось с немногими, понимавшими индонезийские или малайские наречия.
Капитан-генерал не упускал из виду главную цель — поиск Молуккских островов. Филиппины на них не походили, хотя здесь встречались пряности (например, имбирь), так же как золото, что заставляло не торопиться с отъездом в другие края. Нужны были сведущие местные моряки, знавшие путь к Молуккам. Таких людей легче всего было найти в торговых центрах, а потому был взят курс на о. Себу. На нем располагался одноименный город, или, точнее, скопление нескольких разросшихся селений. По мнению местных жителей, Себу был наиболее крупным из ближайших портов.
Висайя и другие народности, населявшие Самар, Себу, Минданао и прочие острова, были схожи в культурном отношении со своими индонезийскими предками. Рисоводы и рыбаки, они жили по берегам своих островов в свайных постройках, недоступных океанским волнам ни во время прилива, ни в бурную погоду. Разводили домашних животных, включая свиней и коз. Железо на их островах не выплавлялось, а потому ценилось высоко, чем, конечно, воспользовались испанцы. В военных действиях шли в ход мечи, копья и дротики, духовые ружья с отравленными стрелами. Население делилось на знать, простолюдинов и рабов. Правитель Себу, стареющий раджа Хумабон, обнаженный до пояса, покрытый татуировкой, в торжественных случаях восседал перед народом на площади в окружении знати. Висайя Себу торговали с дальними странами: Малаккои, Бирмой, Китаем. Существовала письменность на основе индийской графики.
По словам Пигафетты, нравы висайя более всего отличались тем, что островитяне злоупотребляли пальмовым вином и с легкостью относились к интимным отношениям. Девочки вступали в интенсивную половую жизнь с шести лет, что вело к деформации их половых органов. Мужчины перфорировали гениталии, куда вставляли металлический стержень с зажимами на краях. Пигафетта был невысокого мнения о местных жителях с точки зрения исполнения супружеских обязанностей и соблюдения супружеской верности. «Женщины любили нас больше, чем своих мужей», — отмечал он. Это замечание, казалось бы, свидетельство пикантной экзотики, настораживает, если учесть события в начале мая 1521 г., которые привели к нападению висайя на испанцев, понесших существенные потери. Что касается утверждения о супружеской неверности висайя, то, как писал один филиппинский комментатор европейских текстов, «покоренные народы всегда изображаются в невыгодном свете…».[123]
Магеллан вошел в порт Себу 7 апреля 1521 г. под гром пушечного салюта, перепугавшего местных жителей, включая раджу Хукабона. Спустившийся на берег переводчик, тот же Энрике, всех успокоил, сообщил, что корабельные пушки грохотали в знак приветствия, что флотилия «величайшего в мире короля» пришла искать Молукки, что стоянка в Себу была нужна для обмена европейских товаров на съестные припасы. Хумабон заговорил было о таможенных пошлинах, но Энрике объяснил, что величайший из королей никому ничего не платит, а если раджа желает воевать, то он получит такую возможность. Других объяснений не потребовалось. Хумабон выказал полное понимание, пригласил всех отведать мяса с пальмовым вином, а детальные переговоры отложил на следующий день.
