Лоуренс Рис - Нацисты: Предостережение истории
Гитлер собирался взять Сталинград любой ценой. Этот город был важным промышленным и стратегическим центром на Волге, реке, по которой Советы получали жизненно важные поставки с Кавказа. Если бы Москву и другие северные города лишили южной нефти, экономика Советского Союза получила бы смертельный удар. (Возможно, Гитлер соблазнялся также мыслью захватить город из-за его названия: прежний Царицын переименовали в Сталинград, чтобы увековечить подвиги, якобы совершенные там Сталиным в ходе Гражданской войны.)
4-я и 6-я танковые армии постепенно стягивались к городу, протянувшемуся вдоль волжского берега на пятьдесят километров. Трудно вообразить себе город, более неудобный для обороны, чем Сталинград: когда немцы окружили его с трех сторон, подкрепления могли прийти к защитникам только вплавь, через огромную водную преграду.
В воскресенье, 23 августа, на Сталинград налетели шестьсот немецких бомбардировщиков. Это была самая мощная бомбежка, виданная до той поры на Восточном фронте. В то утро Валентина Крутова, одиннадцатилетняя школьница, вместе со своим четырнадцатилетним братом Юрием собирала ягоды на окраине города. Вдруг дети услышали рокот целой армады самолетов и, подняв глаза, увидели, как с неба падают бомбы. «Все было в огне, – с ужасом вспоминает она, – повсюду слышались крики… И если взрослые понимали, что война дошла и до нас, то что было думать нам, совсем еще детям? Мы просто испугались, что нас убьют».
«Бомбардировка была чудовищной, – рассказывает Альберт Бурковский, которому в 1942 году исполнилось четырнадцать. – Я поныне помню самолеты, этот страшный рев, этот ад. До сих пор не понимаю, как люди смогли такое пережить. Город превратился в одно огромное пожарище. Мы забрались на крышу и слышали оттуда, как кричат и стонут те, кто остался внизу». Как только бомбежка прекратилась, Альберт побежал домой, к бабушке. Добравшись до родной улицы, увидел, что его дом превратился в груду обломков. «Из-под руин доносились непрерывные стоны – моя бабушка спряталась в подвале, осталась под развалинами, ее нельзя было вытащить наружу. Все, кто скрывался там, оказались раздавлены обломками. Какое-то время я думал: уж лучше бы и меня убило вместе с остальными! Горе, тоска, полное одиночество…»
Сталин приказал отстоять город. Красная Армия отступила на сотни километров от Харькова, чтобы укрепиться близ Волги. Поначалу Сталин запрещал даже гражданскому населению переправляться на противоположный берег. Бежать отныне возбранялось. Здесь Красная Армия должна была стоять, будто врытая, и сражаться.
В новой ставке, обустроенной в Виннице, на Украине, Гитлер изнывал от нестерпимой летней жары. Несмотря на успехи, коих добились обе армейские группы, им по-прежнему не удавалось окружить советские войска. Генерал Гальдер, начальник штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта, лишь подлил масла в огонь, сообщив, что ресурсов может не хватить на обе группы, что армиям не выполнить поставленных перед ними задач одновременно. Гитлер пришел в ярость. 30 августа Гальдер записал в своем дневнике следующее: «На сегодняшней встрече фюрер опять безосновательно упрекал все высшее командование в полнейшей неспособности управлять армией. Он обвинял своих генералов в тщеславии, зазнайстве, полном отсутствии гибкости, в неумении постичь истинную суть происходящего»2.
В начале сентября приключился новый взрыв ярости, поскольку группа армий «А», возглавляемая фельдмаршалом Листом, якобы замедлила наступление на Кавказе. Йодль, начальник Штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта, взял сторону фельдмаршала Листа, ссылаясь на то, что Лист всего лишь выполнял предыдущие распоряжения фюрера. Гитлер взбесился от злости. Листа сняли с должности, а 9 сентября Гитлер взял на себя командование группой армий «А», которая находилась тогда в тысяче шестистах километрах от Генштаба. Возникло неслыханное организационное строение: командующий армейской группой Гитлер подчинялся Гитлеру как командующему армией, который в свой черед подчинялся Гитлеру как Верховному главнокомандующему вооруженными силами Германии и вождю государства… Однако, этого показалось недостаточно. 22 сентября Гитлер заменил Гальдера на посту начальника штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта Куртом Цейтцлером, который славился особо льстивой преданностью фюреру. В то время как Сталин учился прислушиваться к суждению своих генералов, Гитлер создавал никчемную военную структуру, которая делала невозможной любую личную инициативу, в которой все военачальники отчетливо представляли себе судьбу каждого, кто осмелится критиковать всезнающего фюрера.
В последнюю неделю августа, после бомбардировки Сталинграда, немцы наконец добрались до Волги. К 3 сентября город окружили со всех сторон. «Мы остановились на возвышенности, откуда прекрасно был виден весь Сталинград, – рассказывает Иоахим Штемпель. – Город пылал, а за ним серебряной лентой тянулась Волга. Она сделалась неожиданно близка. Мы все знали, что должны добраться до нее – Волга была нашей целью, возможно, целью всей этой войны… Нас охватило невероятное чувство: мы стояли на самой границе с Азией – и готовы были закричать на весь мир: “Дошли до Волги!” До нее рукой подать! Сияющая в лучах осеннего солнца, Волга являла захватывающее зрелище. В Германии не встретишь столь величественных рек. А этот вид на азиатские земли, открывающийся с Волги! Леса и вновь леса, равнины, бесконечный окоем… Картина воодушевила всех, кто прорывался через русские укрепления, кто захватывал эти земли, кто терял боевых товарищей, которым так и не удалось разделить с нами радость победы. И вот она, Волга, так близко – рукой подать! Казалось, война близится к завершению – мы пришли сюда!»
Когда немцы подступили к городу, тысячи мирных жителей оказались в окружении вражеских войск. Валентина Крутова, ее брат Юрий и пятилетняя сестра были среди тех, кого отрезали от сужавшейся советской части города. Они жили с бабушкой, тяжело раненной разрывом бомбы. «Немцы пришли к нам домой, – рассказывает Валентина. – Открыли двери, вошли в комнату, начали осматриваться. Но бабушка буквально сгнивала заживо, а немцы страшно боялись подхватить от местных какую-нибудь болезнь, потому близко подходить не стали. Немцы увидели, что ее кожа вздулась волдырями, а в ранах копошатся крошечные черви. Запах стоял ужасный».
За медицинской помощью обратиться было некуда, и вскоре после прихода в город немцев бабушка скончалась. «Когда она умерла, мы вынесли ее и просто положили в покинутый окоп, завернув тело в рогожу. Так и похоронили. А потом не смогли отыскать могилу. Нам пришлось нелегко, ведь когда она была еще жива, мы чувствовали хоть какую-то поддержку. Хоть она и была прикована к постели, но все же оставалась с нами, родной и близкий человек. С нею можно было посоветоваться. Бабушка обнимала нас, жалела – это согревало наши сердца. Мы не так сильно боялись, хоть и жили на территории, оккупированной немцами. Но когда мы потеряли ее, стало совсем тяжело. Никакой иной опоры у нас не было».
Троим детям, осиротевшим в оккупированном Сталинграде, почти невозможно было выжить. Но четырнадцатилетний Юрий умудрялся отыскивать среди развалин какую-то еду: «Брат ходил к элеватору, где оставалось немного зерна, так мы и держались. Мешочек с зерном он прятал между оконными стеклами. Однажды пришел немецкий офицер вместе с двумя солдатами – не то немцами, не то румынами. Они хотели, чтобы мы накормили их. Потребовали яиц, курятины, хлеба. А у нас ничего не было. Они стали сами искать еду и догадались глянуть между стекол – там и нашли мешочек пшеницы. Солдаты хотели нас застрелить, но мы с братом упали им в ноги, стали просить пощады. Немецкий офицер был совсем еще молодым. Он сказал что-то своим подчиненным, те забрали зерно и ушли».
Альберт Бурковский тоже остался совсем один в то страшное время, но ему повезло больше – он очутился на советской стороне. В первые дни бомбардировки он вместе со своим одноклассником перевозил на ручной тележке раненых советских солдат к переправе. «Мы доставляли раненых к пристани и видели, как к берегу подплывают катера, лодки, плоты… Немцы не прекращали огонь, без конца обстреливали город. Многие советские суда тонули, не успевая добраться до берега. Переправа была не менее опасна, чем открытый бой. Нас обстреливали и бомбили, так что даже если ты умел плавать, тебя все равно могли убить».
Гитлер приказал взять Сталинград, но Сталин приказал отстоять его – и город, который в начале операции «Блау» был лишь одной из многих целей, нежданно превратился в основную цель. А Сталин потребовал удержать сталинградский берег Волги любой ценой.
В таких лютых обстоятельствах верх должен был взять полководец, обладающий более твердой натурой. 6-й немецкой армией руководил опытный военачальник Фридрих Паулюс, штабной офицер, прежний заместитель начальника Штаба Верховного командования генерала Гальдера. «Паулюс был высоким, очень спокойным человеком аристократического склада, – вспоминает Гюнтер фон Белов, служивший под его началом в 6-й армии. – Разумнейший, очень человечный руководитель. Он всегда колебался, принимая важные решения, его следовало подталкивать… Я как-то сказал ему: “Генерал, если вы не подпишете этот документ здесь и сейчас, я сделаю это от вашего имени”. Он подписал, рассмеялся, произнес: “Ну и ладно!”»
