Полковник Магомед Джафаров (СИ) - Коллектив авторов

Елена Гогоберидзе (Джафарова) с сыном Аслан Гиреем и дочерью Лейлой Ханум. Киев, 1915 г.

Отец был осужден по ст. 58 п. 2 за участие и руководство восстанием с целью свержения советской власти в Дагестане в 1930–1931 гг. Но в этот период он находился в Казахстане и никакой связи с дагестанцами не имел. Если бы его осудили и расстреляли, то за 1920–1921 гг., и это было бы вполне закономерно.

Прошу Верховный Совет разобраться и реабилитировать моего отца Магомеда Джафарова, т. к. он с 1921 по 1933 гг. работал честно и ни к каким контрреволюционным группировкам не примыкал, что видно по его показаниям, которые находятся в Восточном отделе ОГПУ в Дагестанском обкоме, а также из его писем семье, которые он писал из мест заключения. Отец воспитывал нас в духе преданности Родине, учил быть честными и порядочными, и мы, его дети, а также его родной племянник, сын старшей сестры Башир Пертузилов, не подвели его.

В первые дни войны я находился на Карело-финском фронте во 2-й саперной армии в селе Падва. Враг на танкетках подходил к селу, и мы лесами, голодные пробирались к Петрозаводску, а затем на баржах из Петрозаводска через Беломорканал пробирались в Череповецк, который был оставлен жителями. Затем я работал в 28-м полевом строительстве г. Ярославля на Волгодоне, а с 1943 г. – на Тагилстрое. Весь мой трудовой путь пройден честно и порядочно. За возведение гидроузла на Волге мне объявили на Тагилстрое благодарность с занесением в книгу почета. За работу по спорту в Армении я был награжден грамотой Верховного Совета Армянской ССР и званием «Заслуженный тренер СССР».

Еще раз прошу учесть все обстоятельства, детально разобраться в подробных показаниях отца на следствии, а также в его показаниях до ареста ГПУ и реабилитировать моего отца, т. к., по моему мнению, он явился, как и многие другие жертвой произвола того периода…

Письмо осталось не отправленным (предположительно дата его написания – 70-е годы), и было передано в рукописном виде после смерти Джафарова А-Г. вдовой его сестре Эльмире.

Воспоминания Эльмиры Магомедовны Джафаровой–Ануровой – младшей дочери полковника Джафарова

Мои воспоминания об отце связаны с рассказами о нем мамы, брата и сестры, т. к. мне было всего 3 года, когда в 1930 году. он был вынужден уехать из Москвы в Казахстан, получив там работу.

О его участии в выступлениях против большевиков в 1920–1921 гг. им подробно написано в «Мемуарах полковника Джафарова», которые полностью приведены в данном труде. Когда я впервые прочитала их, то не могла понять, когда и где они были написаны, но затем, сопоставляя их с его автобиографией, поняла, что они написаны в махачкалинской тюрьме, где его допрашивал начальник Особого отдела Чумаков, в конце «Мемуаров…» стоит подпись Чумакова. Автобиография, докладная о причинах участия в повстанческом движении Нагорной части Дагестана и «Мемуары…» являются свидетельством, в каком трудном положении оказался кадровый военный после Октябрьского переворота.

Со слов мамы знала, насколько несправедливой отец считал Гражданскую войну, и долгое время он пытался уйти от участия в ней, но все-таки был втянут в круговорот событий.

Различия взглядов на «лучшее будущее» для Дагестана у многих руководителей противоборствующих сторон не мешали сохранять многим из них чувства дружбы и иногда взаимопомощи. Так, у отца были дружеские отношения с Махачом Дахадаевым, Хизроевым, Муслимом Атаевым, Гамидом Далгатом. Уже когда мы жили в Москве, к нам в гости приходили Муслим Атаев и Гамид Далгат, которых я помню, и мне странно теперь читать в некоторых изданиях якобы недружелюбные высказывания в адрес отца со стороны Атаева. Я его хорошо помню, когда он приходил в гости к нам в дом на Поварскую в Москве, и дарил мне плитки шоколада.

О том, что после добровольной явки отец был обязан жизнью Хизроеву, я тоже знала по семейным рассказам. Хизроев рекомендовал отца как грамотного военного находившемуся в то время в Дагестане Н.И. Подвойскому, и тот вывез отца с женой и двумя детьми в Москву в конце 1921 г.

Отец добровольно сдался новой власти в 1921 г., понимая бессмысленность дальнейшего сопротивления. Но этому способствовало и то, что его жена и ее сестра были арестованы и отправлены в Бакинскую тюрьму. Маму и её сестру арестовали, когда они возвращались из гостей, не дав даже переодеться. Так они в шубках и гостевых платьях были взяты под арест и пешком этапированы по дороге из Шуры в Петровск, а затем в Баку. Два месяца, проведенные в Бакинской тюрьме, были тяжелейшим испытанием для сестер. На их глазах расстреливали царских офицеров (иногда и знакомых), а их заставляли затем мыть полы, покрытые кровью. Они вышли из тюрьмы после того, как отец сдался Советским властям. Два месяца заключения стоили сестрам многих лет жизни, изменив их не только внешне, но и внутренне.

Говоря о порядочности и чести, хотела бы сослаться на произведение Расула Гамзатова «Мой Дагестан». В главе «Отец. Мать. Огонь и вода» он пишет о том, как в годы гражданской войны крепость у аула Хунзах то и дело переходила в течение шести месяцев из рук в руки. То «белые» захватят, то «красные» отобьют, то в ней засядет Гоцинский, то партизаны Муслима Атаева. Но каждый день на два часа перестрелка прекращалась, в эти часы жены защитников крепости выходили за ее пределы к роднику за водой. Когда полковнику Джафарову предложили не допускать женщин к роднику, лишив тем самым партизан воды, он ответил: «Если мы будем стрелять в женщин, идущих за водой, то Дагестан отвернется от нас». В журнальном варианте этой книги был приведен эпизод захвата в плен беременной партизанки жены Хизроева с донесением, и по распоряжению Джафарова она была отпущена. Он считал недостойным задерживать женщину, ждущую ребенка.

К дуэли отца с графом Тулуз де Лотреком, о чем пишет мой брат, хотела бы добавить документ того времени, который интересен, по-моему, сам по себе. Со слов мамы помню, что в решении об освобождении отца от ареста имели значение показания родственников графа, приехавших на судебное заседание из Франции. Эти показания характеризовали графа как неуравновешенного и вздорного человека.

После установления Советской власти, сдавшись добровольно, отец хотел быть полезным и использовать свои знания военного добросовестно и честно. В 1921–1930 гг. по распоряжению Н.И. Подвойского он работал в Москве на различных должностях, преподавал фехтование в Главной военной школе физического образования трудящихся, состоял членом комиссии по переводу войск на милиционную систему, участвовал в отрядах Н.Е. Какурина в Бухаре по подавлению басмаческого движения (1922 г.). В 1923-1925 гг. преподавал верховую езду слушателям Военной Академии Р.К.К.А., одновременно являясь командиром взвода эскадрона.

Слева направо в 1 ряду: Фуад Даидбеков, Маджидат Доногуева, Елена Джафарова с детьми, Эльмира Даидбекова; во 2 ряду: Зейнаб Даидбекова, ?, Марьям Кугушева (жена Адиль-Гирея Даидбекова), Митат Доногуев, Умуайбат Даидбекова (жена Джамалуддина Доногуева). Темир-Хан-Шура. 1915 (?) г.

Периодически ему припоминалось «белогвардейское прошлое», и он оказывался без работы. В те годы ему очень помогал Н.И. Подвойский, при участии которого он в 1927-1930 гг. организовал школу верховой езды рабочей молодежи и работал там начальником учебной части. Верховой ездой в те годы занимались многие известные актеры МХАТа и театра им. Вахтангова, с которыми у отца были хорошие дружеские отношения. Сохранилась фотография, где верхом на лошадях актрисы вахтанговского театра Орочко и Львова и рядом стоит отец. На фотографии подпись: «Дорогому Магомеду от благодарных учениц, июнь 1928 г.».