Лев Куббель - Страна золота - века, культуры, государства
Это проявилось сразу же после смерти Дауда: сам он попытался было сделать преемником своего сына Мухаммеда-Бани, но власть захватил другой его сын, правивший под именем аскии ал-Хадж Мухаммеда II. Царствование ал-Хаджа продолжалось всего три года с небольшим, с августа 1583 по декабрь 1586г., и не отмечено было ничем особо примечательным, кроме разве склоки, вспыхнувшей внутри верхушки факихов Томбукту из-за должности кадия, которая освободилась после смерти Акиба— второго сына кадия Махмуда ибн Омара. Любопытно, что аския старался как можно дольше оставаться в стороне от этой истории. Только под сильным, очень сильным нажимом назначил он в Томбукту нового судью: Омара, третьего из сыновей все того же Махмуда ибн Омара, который еще в правление основателя второй династии претендовал на всю полноту власти в городе.
В самом конце 1586г. царевичу Мухаммеду-Бани все-таки удалось наконец свергнуть аскию ал-Хаджа II и провозгласить аскией себя. Но его царствование оказалось еще короче — меньше полутора лет. Зато именно в его время вспыхнула самая крупная из всех междоусобных войн, какие знала история Сонгайской державы.
Она началась ссорой между наместником Кабары, тем самым кабара-фармой Алу, у которого отобрали имение для передачи альфе Кати, и Садиком, сыном аскии Дауда, занимавшим второй после канфари пост в государстве— баламы, наместника и командующего войсками в центральной части страны. Вернее всего, ссора послужила только поводом для выступления баламы Садика против брата-аскии. Балама собрал войско и после неудавшейся попытки привлечь на свою сторону еще одного из сыновей Дауда— канфари Салиха— двинулся на Гао. Ас кия Мухаммед-Бани выступил ему навстречу, но неожиданно умер в походе еще до столкновения с противником.
Встретиться с мятежниками в поле, нанести им поражение и закончить войну пришлось уже новому аскии— Исхаку II, тоже сыну аскии Дауда. Его матерью была вольноотпущенница, поэтому царевичем Исхак носил прозвище дьогорани: так звучал в сонгайской передаче знакомый уже нам мандингский термин дьонгорон — «вольноотпущенник». Кстати, аскией Исхак стал, тоже только подавив в зародыше заговор других царевичей, вовсе не желавших видеть его государем.
К апрелю 1588г. усобица была ликвидирована. Но она сильно подорвала мощь державы, и сказалось это уже очень скоро, в начале 1591 г., когда Исхаку II пришлось встретиться с куда более сильным и опасным врагом, чем балама Садик: с марокканским экспедиционным корпусом паши Джудара.
«История искателя» в общем весьма одобрительно отзывается о личности нового аскии: Исхак-де «был благороден, добр, щедр и приятен лицом». Конечно, насчет доброты можно было бы и поспорить, прочитав в той же хронике описание крутой расправы Исхака с участниками заговора, о котором только что говорилось. Но в конце концов и аския, и Ибн ал-Мухтар Гомбеле были людьми своего времени, их представления о доброте вовсе не обязательно должны совпадать с нашими... Но вот царствование Исхака хронист оценил совсем по-другому, чем самого аскию. «Исхак, — читаем мы, — пробыл у власти три года. В его дни обнаружился упадок их державы, и стали очевидными в ней смута и потрясение».
Сонгай в большом мире: гроза с севера
Мы подходим к завершающему этапу истории Сонгайской державы — ее падению под натиском марокканских завоевателей. Поход паши Джудара, решивший судьбу Сонгай, имел свою предысторию. На протяжении всего XVI в. отношения между сонгаями и Марокко были полны кризисов, политических и экономических, и конфликтных ситуаций. Поводов для этого оказывалось предостаточно, хотя на первый план в источниках обычно выступает вопрос о том, кому распоряжаться соляными копями в Сахаре — саадидскому султану или сонгайскому аскии. Ведь соляная торговля продолжала быть важнейшим источником для царской казны, а в средствах этих, т.е. в конечном счете в суданском золоте, весьма нуждались что в Гао, что в Марракеше. Исследования последних лет все чаще обращают внимание, однако, на некое фундаментальное сходство в социально-экономических структурах обоих государств. И в Сонгай, и в Марокко самодержавная власть правителя утверждалась в постоянной борьбе с населением, которое в большой своей части только считалось покоренным; и там и тут это влекло за собой бесконечные карательные походы; и одновременно по обе стороны Сахары постоянно усиливался нажим на разные группы населения со стороны царской казны. И, кстати, эти «опоры власти» пережили и шерифскую династию Саадидов, и династию, созданную в Судане Мухаммедом Туре.
Как бы то ни было, на протяжении почти полувека на авансцене сахареко-суданской «большой политики» оставалась все же именно соль. Мы не раз уже говорили, что главным источником ее для Западного Судана были копи Те-газзы. Тот, кто держал их в руках, мог практически держать в руках и всю золотую торговлю с Западной Африкой. По обе стороны Сахары это прекрасно понимали. Но до начала XVI в. Тегазза оставалась подчинена кочевникам-месуфа, тем самым, о которых Ибн Хаукал писал еще в X в. Только после создания великой Сонгайской державы кочевникам пришлось потесниться и признать верховную власть аскии. Так, с правления ал-Хадж Мухаммеда I цари Гао сделались хозяевами соляных копей.
Саадидские султаны Марокко тоже попробовали проявить активный интерес к Тегаззе. В 1546 г. султан Мухаммед аш-Шейх обратился к аскии Исхаку I с предложением уступить ему соляные копи. Как рассказывает Абдаррахман ас-Сади, аския холодно ответил, что он — не тот Исхак, который станет выслушивать подобные предложения: такой-де Исхак еще не родился на свет. И в подтверждение такого недвусмысленного ответа повелел своим туарегским вассалам отправить двухтысячный отряд пограбить пограничную южную провинцию Марокко, Дра. Только десять лет спустя марокканцы смогли ответить на эту обиду. Посланный в Тегаззу отряд добился «внушительного» успеха: были убиты сонгайскиЙ управитель коней и селения и несколько туарегов, занимавшихся погрузкой соли. После этого марокканцы ушли назад. И в соляных делах больше чем на десять лет наступило полное затишье. Правителям Марокко было не до сахарской торговли.
И здесь перед нами предстает та решающая роль, которая в сонгайско-марокканских отношениях принадлежала внешнеполитической обстановке в масштабе всего Средиземноморья; ведь Западный, да и Центральный Судан были неотъемлемой частью того сложного комплекса отношений, который сформировался в этом регионе в течение нескольких столетий. А комплекс этот создавался действиями многих участников — испанцев, португальцев, турок (притом как в Стамбуле, так и в Алжире), хаусанских правителей княжества Кебби (тех самых, что носили титул канта) и других городов-государств и, конечно же, кочевых племен Сахары, туарегов и арабов. Именно запутанное переплетение их действий определяло поведение правителей Марокко, для которых в конечном счете экспансия в южном направлении оказалась чуть ли не условием выживания: ведь у них в отличие от испанцев и португальцев не было заморских владений, откуда в Европу с начала XVI в. непрерывным потоком поступали драгоценные металлы!
Большая часть XVI столетия ушла у марокканцев на то, чтобы отстоять независимость страны перед лицом двух очень грозных противников — турок и португальцев. Турки к середине века подчинили себе всю Северную Африку и стояли у границ Марокко на востоке. Португальцы упорно пытались покорить страну, продвигаясь в глубь нее от захваченных гаваней на побережьях Атлантики и Средиземного моря. Правда, Саадидам удалось получить военную помощь от турецких наместников в Алжире против португальцев. Однако турецкой опасности это не умаляло. Тем более что как шерифская династия Саа-диды претендовали на сан халифа — османские же султаны в Стамбуле, сами принявшие этот титул после завоевания Египта в 1517 г. и ликвидации марионеточного халифата каирских Аббасидов, отнюдь не скрывали своего неудовольствия по поводу саадидских притязаний.
Только блестящая победа над португальцами при Эль-Ксар эль-Кебире в 1578 г. и последовавшее за нею объединение Марокко под властью молодого султана Мулай Ахмеда, принявшего почетный титул ал-Мансур — «Победоносный», достаточно прочно обеспечили стране внешнюю безопасность, включая и безопасность от турок. Дело в том, что при Эль-Ксар эль-Кебире погиб бездетный португальский король Себастьян, и в 1580 г. испанская армия под предводительством известного герцога Альбы присоединила его владения к владениям Филиппа II. Теперь Испания могла служить для Мулай Ахмеда противовесом против турок, а самой Испании султан мог не опасаться: слишком уж глубоко испанцы увязли в Нидерландах, а уж после гибели Великой армады в 1588 г. им и вовсе было не до Марокко. Правда, так сказать, на всякий случай Мулай Ахмед усердно укреплял дружественные отношения с Англией — самым опасным из противников Испании в тот период. Но, так или. иначе, теперь в Марракеше могли заняться суданскими делами.
