Анатолий Уткин - СССР в осаде
Ведь еще в 1989 г. Р. Пайпс, один из главных идеологов рейгановской администрации, утверждал, что «ни один ответственный политик не может питать иллюзий относительно того, что Запад обладает возможностями изменить советскую систему или поставить советскую экономику на колени». Сторонники жесткой линии на Западе были ошеломлены окончанием холодной войны именно потому, что коллапс коммунизма и распад Советского Союза имели очевидно меньшее отношение к американской политике сдерживания, чем внутренние процессы в СССР. Настоящее улучшение двусторонних отношений началось не в пике рейгановского военного строительства и неукротимого словоизвержения, а к Рейкьявику (1986), когда Вашингтон смягчил и риторику и практику: «Чудесное окончание холодной войны, — пишет Д. Ремник, — было результатом скорее сумасшедшего везения, а не итогом осуществления некоего плана».
И никто не может доказать, что у президента Рейгана была четко продуманная и последовательная стратегия. Находясь под давлением самых различных групп, республиканцы в 1981–1993 годах сделали столько поворотов, что только очень убежденный рейганист не отдаст дань скепсису.
Президент Рейган несколько лет вообще саботировал встречи на высшем уровне — о каком таком прямом воздействии может идти речь? А какое различие между первой и второй администрациями Рейгана — от определения «империи зла» до отрицания правильности этого определения во время визита в Москву.
Система порочна изначально Коммунизм погиб из-за внутренних, органически присущих ему противоречий. Как утверждает Ч. Фейрбенкс, «сама природа зверя» содержала в себе внутреннюю слабость, проявившую себя в момент напряжения. Той же точки зрения в общем и целом придерживается Зб. Бжезинский, немало писавший об искажающем действительность характере коммунистической идеологии, ее неспособности дать верное направление общественного и экономического развития в рамках современной технологии. Историк А. Шлесинджер придерживается той же точки зрения: «Учитывая внутреннюю непрактичность… Советская империя была в конечном счете обречена при любом развитии событий». А известный социолог Э. Геллнер, рассуждая в том же ключе, приходит к выводу, что СССР погиб потому, что коммунизм лишил экономику страны стимулов роста производительности, лишил ее побудительного мотива — «жалкое состояние окружающего, а не террор подорвали веру в коммунизм». Сторонники этой точки зрения отметают тезис о военно-экономическом «перегреве» СССР как наивный и не подкрепленный фактами. Они твердо убеждены, что «Советский Союз проиграл холодную войну в гораздо большей степени потому, что его политическая система оказалась порочной, чем вследствие американского сдерживания его мощи». Для сторонников этой точки зрения правильным кажется лишь один вопрос — кто же, кроме тех, кто составлял номенклатуру, готов был поддерживать коррумпированную систему? Она сгинула в конечном счете вследствие того, что «как вид производства, социализм не является чемто, что может быть создано лишь на волевой основе, базируясь на низкой основе прежнего развития, перед тем как капитализм проделал грязную работу».
Часть интерпретаторов отстаивает тот тезис, что виноват российский термидор середины 20-х годов, что изначальные революционеры 1917 г. были в конечном счете отодвинуты (если не уничтожены) сталинистами, ведшими дело к централизации и тоталитаризму. Им важен постулат: система либе264 ральной рыночной экономики проявила свое превосходство над плановой системой коммунистического хозяйствования.
Не только вожди в Кремле, но и широкие массы тайно, тихо, но определенно и твердо пришли к выводу, что коммунизм не может быть успешным соперником поставившего себе на службу современную науку капитализма. Ф. Фукуяма определил триумф либерализма так: «Решающий кризис коммунизма начался тогда, когда китайское руководство признало свое отставание от остальной Азии и увидело, что централизованное социалистическое планирование обрекает Китай на отсталость и нищету». Социалистическая экономика добилась многого на ранней стадии своего становления, но в закатные десятилетия не сумела удовлетворить все более настойчиво излагаемые нужды массового потребителя — это особенно хорошо видела советская интеллигенция и население в Восточной Европе. Коммунизм был социально болен изначально, и требовалось лишь время и выдержка Запада, чтобы свалить великана. Неэффективность идеологии была заложена в учении; лишь энтузиазм, помноженный на насилие, позволил коммунистическому строю держаться на плаву, но такое явление не могло существовать исторически долго.
* * *Такое объяснение краха СССР немедленно вызывает вопрос, если коммунизм — это болезненное извращение человеческой природы, то почему (и как) он позволял Советскому Союзу в течение пятидесяти лет превосходить по темпам развития самые эффективные страны мира? Даже самые суровые критики вынуждены признать, что «советская экономика сама по себе не погрузилась в крах. Население работало, питалось, было одето, осваивало жилье — и постоянно увеличивалось». Более того, эта экономика позволила создать первый реактор, производящий электричество, первое судно на воздушной подушке, первый спутник, выход в космос, реактивную авиацию и многое другое, отнюдь не свидетельствующее о научно-технической немощи. Неизбежен вопрос: если коммунизм был смертельно болен, почему он болел так долго и не имел видимых летальных черт?
Погубила внутренняя эволюция — третья интерпретационная волна исходит из примата внутренних процессов в СССР, первостепенного значения распространения (посредством радио, телевидения, всех форм массовой коммуникации) либеральных идей, привлекательных идеологических конструктов, они подчеркивают воздействие либерального мировидения на замкнувшееся в самоизоляции общество.
Критически важны те либеральные идеи, которые получили массовую поддержку. «Решающим оказалось моральное переосмысление семидесяти с лишним лет социалистического эксперимента, потрясшее нацию, а вовсе не «Звездные войны» Рональда Рейгана. Сказался поток публикаций о правах человека в Советском Союзе, об искажениях моральных и этических принципов, которые дискредитировали систему, особенно когда эти публикации вошли в повседневную жизнь граждан посредством органов массовой информации.
Именно это сфокусировало движение за перемены и побудило население голосовать против морально коррумпированной прежней элиты». Развитие многосторонних контактов создало базу для формирования в СССР слоя, заинтересованного в улучшении отношений с Западом. На неофициальном уровне представители СССР вовсе не вели холодную войну.
СССР развалился не из-за слабости, а потому, что ожидал от Запада компенсации за свои шаги навстречу. Растущее чувство бессмысленности холодной войны подорвало ее сильнее, чем любые ракеты. Негосударственные организации внесли свою лепту. Экология стала могущественным фактором отношений Востока и Запада. «Внутреннее неудовлетворение играло главную роль в приходе советского лидера к убеждению идти на те меры, которые уменьшили военную мощь его страны больше, чем мощь США». Особенно эффективными исследователям кажутся критики марксизма внутри самого марксизма. Американец Р. Тарас пишет: «Сокрушило марксизм существование «двух марксизмов» — «научного» марксизма, признанного социалистическими государствами, и «критического» марксизма, воспринятого всеми противниками идеологии московитов». Особую роль в этом процессе сыграли просвещенные слои общества. Изменения, начатые сверху, «получили критически важную поддержку снизу.
Советская интеллигенция встретила гласность с величайшим энтузиазмом и начала увеличивать пределы допустимого».
* * *Следующая теория говорит о роли личности в истории.
«На протяжении менее семи лет Михаил Горбачев трансформировал мир. Он все перевернул в собственной стране… Он поверг советскую империю в Восточной Европе одной лишь силой своей воли. Он окончил холодную войну, которая доминировала в международной политике и поглощала богатства наций в течение полустолетия». Эту точку аргументируют такие западные контрпартнеры советских лидеров как госсекретарь Дж. Бейкер: «Окончание холодной войны стало возможным благодаря одному человеку — Михаилу Горбачеву. Происходящие ныне перемены не начались бы, если бы не он». Постулат этой школы — один человек изменил мир.
Окончание холодной войны — это вовсе не история о том, как Америка изменила соотношение сил в свою пользу, а история того, как люди в Кремле потрясли базовые условия прежнего мира. «Все дело, — пишет Ч. Табер, — в предшествующих радикальным по значимости событиям убеждениях главных действующих лиц» — именно им принадлежит центральное место в исторической драме окончания противостояния Востока и Запада. Холодная война окончилась потому, что того хотел Горбачев и его окружение. Э. Картер также считает, что Горбачев сыграл определяющую роль, по меньшей мере, в четырех сферах: 1) изменение военной политики; когда Горбачев выступил в ООН в декабре 1988 г., всем стало ясно, что его намерения в этой сфере серьезны; 2) отказ от классовой борьбы как от смысла мировой истории, выдвижение на первый план «общечеловеческих ценностей», признание значимости ООН; 3) отказ от поддержки марксистских режимов в «третьем мире»; 4) изменение отношения к восточноевропейским странам, отказ от «доктрины Брежнева».