Александр Асов - Атлантида и Древняя Русь

Среди аргонавтов был Орфей, фракиец, это племя жило на земле современной Болгарии, впоследствии оно смешалось со славянами и германцами. Да и наш экипаж интернациональный: у Саши Ключарева предки — русские и турки, у Петровича — украинцы, у Валеры Стрыгина — казаки. Сам я — русский, но также по прямой линии — костромской берендей (это особый русский род, имеющий древние кавказские, сарматские корни). Я на яхте — кокша. По совместительству исполняю и обязанности Орфея — не только в том смысле, что иногда играю на гитаре, но и в смысле летописца, ведь Орфей когда-то сочинил поэму «Аргонавтика».

Наш маршрут лежит из Геленджика в Новороссийск, потом мы пересекаем море и держим курс на Варну. Это в идеале, остальное зависит от прихотей погоды. Недаром древние греки разделяли людей на живых, мертвых… и тех, кто в море. Нас отделяет от воды только тонкий слой фанеры.

Ветер — бакштаг. Редко меняем галсы, идем с хорошей скоростью. Мимо проплывает буек с вешкой.

— Здесь затонул «Нахимов», — говорит Валера. — Это его метка.

Валера был среди людей, спасавших пассажиров «Нахимова».

Он вспоминает:

— Когда пришла весть о «Нахимове», сразу стало ясно: беда. Тогда дул норд-ост. На море — шторм! Но мы еще на что-то надеялись. Сразу все суда, катера к «Нахимову». Потом понадобятся подводные спасработы. Бегом на склад — без разрешения, какие там накладные! Мы спешили, потом долго искали — может быть, есть там, внизу, кто-то живой. Опустили подводные камеры, пошли водолазы… Насмотрелся тогда… Это ад. — Валера повернулся к Гоше, который ловил рыбу на манок. — Слушай, Гош, не лови здесь. Здесь и сейчас рыба жирная, с тех пор. Не могу забыть — сколько ее было…

Море празднично сверкает. До берега — оцениваю расстояние —меньше мили. Сейчас, в штиль, я бы до берега доплыл, но в шторм…

И еще вспоминаю, сколько здесь погибло кораблей в последнюю войну. Здесь была многомесячная морская битва за Малую землю. А рядом на скалах Железного мыса кладбище кораблей всех времен…

— Валера, знаешь, греки здесь, рядом, помещали Аид, царство мертвых, — говорю я. — Одиссей ходил сюда…

— Одиссей? И я всегда считал, что он ходил где-то здесь, а не за тридевять морей.

12 июня.

Мы вышли из Новороссийска, идем вдоль кавказского берега. Здесь проходили аргонавты.

Над нами низко пролетает самолет, на мгновение закрывая солнце. Самолет сворачивает к анапскому аэропорту и с рокотом исчезает за горами.

В это время я читаю отрывок из «Аргонавтики», где описывается Орел, летевший терзать печень Прометея, которого видели проплывавшие в этих местах аргонавты.

Видели птицу они, как она в высоте с резким крикомНад кораблем пронеслась к облакам близко вечером.Все же Парус ладьи всколыхнула она, крыл задев дуновеньем…

Удивительная, однако, эта птица. Она и правда напоминает современный самолет (или корабль пришельцев):

Ведь тот Орел своим видом с воздушною птицей не сходен,Крылья его подобны гладким веслам…

К тому же аргонавты, так же как и мы сейчас, полагаю, слышали рокот турбин при его посадке.

А потом невдалеке они услышали голос стонущийПрометея, чью печень Орел вырывал…

Мы проходим мимо Таманского полуострова — здесь Ясон добывал золотое руно, здесь целый год жил Одиссей у волшебницы Цирцеи и здесь, где-то под нами, на глубине 100 метров находится вход в пещеру Аида…

Я вглядываюсь в низкие пустынные берега Тамани… Тамань, загадочное место… Потом здесь располагалось канувшее в Лету русское Тмутараканское княжество. Вспоминаю имена правивших здесь князей и то, что некогда здесь слагал песни вещий Боян… А потом тут останавливался Лермонтов…

13 июня.

Делаем бросок от Керченского пролива к Ялте. По правому борту красивейшие берега Ливадии. Мы видим скалу Парус, Ласточкино Гнездо. По левому борту недалеко проходит парусный барк «Товарищ», крупнейшее парусное судно Черного моря.

Легкий бриз. Мы поворачиваем в открытое море.

Я, потея, выполняю обязанности кока. Тем, кто наверху, на свежем ветру, хорошо, а мне приходится крутиться у плиты, в духоте.

Качает, качает, качает, качает…

Кормлю постоянно: борщ, каши, супы. Выясняется, что в море у всех просыпается необыкновенный аппетит. Команда поднимается из-за стола, цыкая зубом, надуваясь до состояния шарообразности. Под ними скрипит палуба, когда они выкатываются из кают-компании на свежий воздух. Меня же воротит от еды. Валера Стрыгин говорит:

— Ты ешь. Не хочется, а все равно ешь. С пустым желудком, знаешь, как укачивает? Голова от мыслей тяжелая, вот ее и бросает из стороны в сторону — мозги взбалтываются, как гоголь-моголь. А поешь, чувствуешь себя устойчивее: центр тяжести в живот перемещается!

14 июня.

День начался с прекрасной погоды. Сводку хорошей погоды передало нам и проходившее мимо болгарское судно.

Летние Алкионовы дни, или, по-русски, Русалии, семь дней перед летним солнцестоянием. Говорят, в Алкионовы дни можно увидеть птицу Алконост, которая выводит своих птенцов на берегу моря. В эти дни, по поверью, стихают ветры (потому и регату устроили в это время, поскольку середина июня считается самой спокойной). Вот мы и проверим, правду ли говорят легенды…

Погода испортилась неожиданно. Только что был почти полный штиль, яхта покачивалась, мы закидывали лески и вытаскивали бьющуюся серебристую ставридку. И вдруг край неба потемнел, быстро стала надвигаться обложившая весь горизонт туча.

В это время я читаю «Одиссею»:

Темную тучу тогда над судном нашим глубоким Поднял Кронион, и вот потемнело широкое море. Судно недолгое время бежало…

Мы зарифили паруса, а когда шквалом налетел ветер, попытались на маленьком штормовом стакселе уйти по грозовому фронту от бури. Но и стаксель пришлось через пару часов убрать.

Теперь наша яхта шла под одной мачтой. Массивная и широкая мачта изгибалась под ветром и грозила либо вылететь из шарнира (тогда поплавки катамарана, крепившиеся к мачте вантами, разломали бы все балки и связи), либо перевернуть катамаран.

Ключарев сидел у руля и направлял яхту так, чтобы она лавировала с волны на волну. Сейчас главное — не поставить яхту к волне лагом. Тогда волны быстро проломят ее борта. Оба носа яхты взлетали над водой и тут же падали, разбивая волны, которые хлестали сквозь сеть, протянутую между корпусами, и окатывали находившихся на палубе.

К ночи в темноте следить за волнами стало невозможно. Электричества в батареях хватало только на сигнальные огни, но не на освещение. Приходилось полагаться лишь на свою интуицию. Ключарев боролся с волнами половину ночи, но не ушел с палубы и тогда, когда пришла смена. Оставшуюся часть ночи он провел здесь же в полузабытьи.

14-16 июня.

Трое суток прошли в изнурительной однообразной борьбе. Все мы были измучены, но двигались, делали то, что было необходимо, либо лежали пластом на палубе. А ветер не утихал, не давал передышки. Море показывало, что ему ничего , не стоит в щепки разбить яхту, смять, оглушить, выбросить за борт борющихся за жизнь людей…

Последняя ночь была самой тяжелой. Я отлеживался в каюте в промежутках между попытками приготовить что-нибудь и вахтами. То проваливался в сон, то просыпался от грохота швертов, бившихся после каждого падения с волны в швертовом колодце. Казалось, кто-I то грозный ломился в дно яхты, обещал все разломать, сокрушить… Посреди ночи я услышал крик Дроздова, пытавшегося пробить дверь в нашу каюту:

— На палубу! Ломай дверь, вас заклинило! И он прибавил к сказанному ряд соленых морских выражений, которые сами собой вылетают в подобных ситуациях.

Я выбил дверь. Упираясь в стены, полез на палубу. Когда я открыл люк, сверху меня окатила вода, обрушившаяся вниз по ступеням в каюту. Краем глаза заметил кавардак на камбузе — плавающие кастрюли и продукты, раздавленные мокрые сигареты и огарки свечей на столе. Все это скверно пахло. Пристегнувшись карабинами к канату, мы все легли на палубу. Молнии освещали море. Было видно, как с волн протянулись водяные нити — это ветер, проносясь над хребтами, сшибал вершины и пену. Этим туманом заволокло все, а волны становились все выше… грознее…

Нас несло к Босфору. Все молились своим богам, и даже атеисты суеверно поминали Морского Царя.

И вдруг мы увидели на краспицах голубое сияние.

— Эльм! Эльм! Огни святого Эльма! Эльм нам весточку шлет! Буре конец!

И действительно, хоть буря и продолжала швырять яхту, но теперь мы ее уже не боялись, будто нам было дано прощение.

Волны не становились меньше, но через несколько часов неожиданно тучи рассеялись. Их очень быстро отнесло куда-то в сторону. А над еще грозным морем открылось звездное небо, показался мученический лик луны. Теперь, когда яхта взлетала на гору и отрывалась от воды так близко к луне, казалось, немного, один толчок… и она преодолеет земное тяготение…