Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Книга VI. 1657-1676

Общество малороссийское вышло слишком юно на сцену, когда история решала самые важные для него вопросы. Отсутствие внутренней сплоченности, разброд составных начал, жизнь особе и вражда между живущими особе условливали слабость страны, не дозволяли ей не только независимого, но и своеобразного политического существования. Отсюда эта шатость, колебание, которые мы видели в продолжение нашего рассказа и которые давали полный простор всякой силе пробиваться сквозь несплоченные ряды. Почти вся вторая половина XVII века представляет смутное время для Малороссии, подобное Смутному времени Московского государства в начале века: та же шатость, та же темнота, отсутствие ясно определенных целей и отношений, дающих твердость человеку и обществу, то же перелетство. Но в Московском государстве печальная эпоха была непродолжительна: кроме того, московские люди шатались между своими искателями власти, выставлявшими одинаково народное знамя, и как скоро явились чужие искатели, то это появление собрало шатающийся народ, поставило его на твердые ноги и повело к прекращению Смуты. Но несчастная Малороссия шаталась очень долго, шаталась и между поляками, и между турками. Уже не говоря о том, какой материальный ущерб понесла она от этого, как Заднепровье было вконец опустошено и сильно досталось и восточной стороне, не говоря уже о материальном вреде, мы не можем не указать на вредное нравственное влияние, которое должно было испытать народонаселение страны от этой долгой шатости, долгой смуты; не можем не указать, как вредно должны были действовать эти явления на характер народа, расшатывая общество все более и более, ослабляя общественный смысл у народа, отучая его от общественных приемов, отучая его ходить твердо, смотреть прямо в лицо окружающим явлениям, укореняя вредную привычку не верить никому и вместе верить всему и носиться в разные стороны по первому слуху. Общественное развитие было задержано; общество продолжало обнаруживать черты детства. Последующие события XVII и даже XVIII века должны подтвердить правду сказанного.

Андрусовское перемирие не могло прекратить смуты в Малороссии. Но прежде, нежели приступим к рассказу о дальнейших событиях здесь, обратимся к Московскому государству, в котором происходили любопытные и печальные события в продолжение тринадцатилетней войны: московский мятеж вследствие тяжкого состояния народа, раскол, падение Никона; взглянем и на борьбу Московского государства с козачеством юго-восточной украйны.

Глава четвертая

Расстройство финансов во время тринадцатилетней войны. — Выпуск медных денег. — Их упадок в цене. — Воровские деньги. — Московский бунт 1662 года. — Отмена медных денег. — Ссора царя с патриархом: причины ее. — Враги Никона. — Раскол: его причины. — Исправление книг при патриархе Иосифе. — Единогласное пение и проповедь: восстание против этих нововведений. — Исправление книг при Никоне. — Сопротивление прежних исправителей. — Мысль об антихристе. — Монах Капитон. — Сопротивление соловецких монахов исправленным книгам. — Челобитная царю на Никона. — Окончательный разрыв его с царем. — Удаление в Воскресенский монастырь. — Успокоение Никона. — Раздражение возобновляется. — Невозможность выбрать нового патриарха вследствие требований Никона. — Пребывание Никона, в Крестном монастыре. — Собор 1660 года. — Протест Славеницкого. — Дело об отраве. — Бабарыкинское дело. — Письмо Никона к царю по этому случаю. — Паисий Лигарид. — Его старание помирить Никона с царем. — Вопросы Стрешнева и ответы на них Лигарида. — Возражение Никона на эти вопросы и ответы. — Донос Бабарыкина на Никона. — Поездка князя Одоевского и Лигарида с товарищами в Воскресенский монастырь по этому случаю. — Отправление монаха Мелетия на Восток с вопросами к патриархам относительно поведения Никона. — Волнения между константинопольскими греками. — Патриархи дают ответы, осуждающие Никона. — Приезд Афанасия иконийского в Москву. — Затруднительное положение царя. — Он вторично отправляет Мелетия звать патриархов на собор в Москву. — Грамота патриарха Нектария иерусалимского в пользу Никона. — Сытинское дело. — Письмо Никона к царю с целью отвратить собор. — Внезапный приезд Никона в Москву и Зюзинское дело. — Грамоты Никона к восточным патриархам перехвачены. — Приезд патриархов александрийского и антиохийского. — Суд. — Осуждение. — Ссылка Никона в Ферапонтов монастырь. — Жизнь его там и сношения с царем.

Два первые года тринадцатилетней войны были самым счастливым, самым блистательным временем в царствовании Алексея Михайловича, хотя и они омрачены были моровым поветрием. Блестящие успехи воинские, собственные походы подняли дух восприимчивого царя, что так ясно высказывается в приведенном выше письме его к Матвееву о сношениях с Швециею. Неудачный поход под Ригу был началом несчастий; смуты малороссийские затянули войну, принявшую дурной оборот: Конотоп, Чудново. поражения Хованского тяжело отдавались в Москве и хотя не имели таких гибельных следствий, каких можно было ожидать с первого взгляда, однако война продолжалась и не видно было ее конца — страшное бедствие для государства бедного, малонаселенного, которое едва успело оправиться после Смутного времени, в котором недавно еще происходили волнения вследствие тяжкого состояния промышленного класса, которое недавно опустошено было моровою язвою. Тяжкие подати пали на народ, торговые люди истощились платежом пятой деньги. Уже в 1656 году казны недостало ратным людям на жалованье, и государь, по совету, как говорят, Федора Михайловича Ртищева, велел выпустить медные деньги, которые имели нарицательную цену серебряных; в 1657 и 1658 годах деньги эти действительно ходили как серебряные; но с сентября 1658 года начали понижаться в цене, именно на рубль надобно было наддавать шесть денег; с марта 1659-го должны были уже на рубль наддавать по 10 денег; наддача возрастала в такой степени, что в 1663 году за один рубль серебряный надобно было давать уже 12 медных. Наступила страшная дороговизна; указы, запрещавшие поднимать цены на необходимые предметы потребления, не действовали; мы видели, в каком положении находились в Малороссии московские ратные люди, получавшие жалованье медными деньгами, которых никто у них не брал. Явилось множество воровских (фальшивых) медных денег; начали хватать и пытать людей, которые попадались с воровскими деньгами, — один ответ: «Мы сами воровских денег не делаем, берем у других не знаючи». Стали присматривать за денежными мастерами, серебряниками, котельниками, оловянишниками, и увидали, что люди эти, жившие прежде небогато, при медных деньгах поставили себе дворы каменные и деревянные, платье себе и женам поделали по боярскому обычаю, в рядах всякие товары, сосуды серебряные и съестные запасы начали покупать дорогою ценою, не жалея денег. Причина такого быстрого обогащения объяснилась, когда у них стали вынимать воровские деньги и чеканы. Преступников казнили смертию, отсекали у них руки и прибивали у денежных дворов на стенах, домы, имения брали в казну. Но жестокости не помогли при неодолимой прелести быстрого обогащения; воры продолжали свое дело, тем более что богатые из них откупались от беды, давая большие взятки тестю царскому — Илье Даниловичу Милославскому да думному дворянину Матюшкину, за которым была родная тетка царя по матери; в городах воры откупались, давая взятки воеводам и приказным людям. Для рассмотрения, приема и расхода меди и денег на денежных дворах приставлены были верные головы и целовальники из гостей и торговых людей, люди честные и достаточные. Но и они не одолели искушения: покупали медь в Москве и Швеции, привозили на денежные дворы с царскою медью вместе, приказывали из нее делать деньги и отвозили их к себе домой. Доносы на них не замедлили от стрельцов и денежных мастеров; обвиненные с пытки показали, что давали посулы Милославскому, Матюшкину, дьякам и подьячим. У дьяков и подьячих, у голов, целовальников отсекали руки и ноги, ссылали преступников в дальние города: на Милославского царь долго сердился, Матюшкина отставил от приказа. Но этим не были довольны и затеяли повторить расправу 1648 года.

Весною 1662 года, после Светлого воскресения, начали ходить по Москве слухи, что чернь сбирается и быть от нее погрому дворам боярина Ильи Даниловича Милославского, гостя Василия Шорина и других богатых людей за перемену в денежном деле, за то, что Шорин да еще какой-то кадашевец деньги делают. В двадцатых числах июля начали говорить, что пришли из Польши листы про окольничего Ртищева. Царь жил в это время в Коломенском. 25 июля рано утром на Сретенке собрались мирские люди советоваться о пятинной деньге. Но совещания их скоро прекратились. «На Лубянке у столба письмо приклеено!» — начали кричать им люди, проходившие Сретенкою от Никольских ворот. Вся толпа хлынула на Лубянку смотреть, что за письмо? На столбе воском приклеена была бумажка, и на ней написано: «Изменник Илья Данилович Милославский, да окольничий Федор Михайлович Ртищев, да Иван Михайлович Милославский, да гость Василий Шорин». Между тем Сретенской сотни соцкий Павел Григорьев уже дал знать о письме в Земский приказ, откуда приехали на Лубянку дворянин Семен Ларионов и дьяк Афанасий Башмаков и сорвали письмо. Толпа зашумела: «Вы везете письмо к изменникам, государя на Москве нет, а письмо надобно всему миру». Громче всех кричал, бросаясь на все стороны, стрелец Кузьма Ногаев: «Православные христиане! постойте всем миром; дворянин и дьяк отвезут письмо Илье Даниловичу Милославскому, и там это дело так и изойдет». Мир двинулся вслед за Ларионовым и Башмаковым, нагнали их, схватили Ларионова за лошадь и за ноги и кричали соцкому Григорьеву: «Возьми у него письмо, а не возьмешь, то прибьем тебя каменьями». Григорьев вырвал письмо у Ларионова, толпа окружила соцкого и двинулась назад на Лубянку, к церкви преподобного Феодосия; Ногаев вел Григорьева за ворот. Когда пришли все к церкви, Ногаев стал на лавку и читал письмо всем вслух и прибавил, что надобно за это всем стоять. С Лубянки пошли к земскому двору, поставили и тут скамью, взвели на нее Григорьева и велели ему читать письмо, но он отказался; тогда опять начал читать Ногаев, а на другую сторону читал какой-то подьячий. Григорьев воспользовался этим временем и отошел в сторону, велев взять письмо у подьячего десяцкому своей сотни Лучке Жидкому; но мир не хотел расстаться с письмом и, окружив Жидкого, повел его в Коломенское к государю.