Гаскойн Бэмбер - Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана
Документально империя Моголов в год смерти Аурангзеба прошла чуть более половины своего исторического пути. В течение ста восьмидесяти одного года империей правили шесть связанных узами прямого родства (от отца трон переходил к сыну в течение шести поколений) Великих Моголов, чьи деяния выдерживают сравнение с деяниями семьи Медичи и горстки других семей в мировой истории. В оставшиеся полтора века номинального существования империи на троне побывало одиннадцать Великих Моголов. Но Аурангзеб оказался последним, кто был достоин этого гордого титула.
ЭПИЛОГ
Пророчество Мануччи сбылось, хотя размах предсказанной резни у него несколько преувеличен. В борьбе за престол, в результате которой шестидесятичетырехлетний Шах Алам утвердился на отцовском троне под именем императора Бахадур-шаха, были убиты два сына Аурангзеба и три внука. Однако дальнейшие беспорядки и неустройства оказались более серьезными. Из восьми последовавших за Аурангзебом Великих Моголов, общий срок правления которых исчислялся пятьюдесятью двумя годами, четверо были убиты, один низложен и только трое умерли своей смертью, будучи на троне. Насилие сопровождали пьянство и беспутство, сделавшие историю семьи похожей на условную мелодраму в восточном духе.
Жестоким доказательством слабости династии послужили события 1739 года, в точности напоминавшие нашествие на землю Индии предка Великих Моголов Тимура более чем за триста лет до этого. В Персии угасающую династию Сефевидов, падение которой стало как бы зеркальным отражением того, что происходило и с династией Моголов, сменил в 1736 году Надир-шах, тюрк из Хорасана. Через два года он напал на Индию, переправившись через Инд при Аттоке 27 декабря 1738 года. 24 февраля он встретил и легко разгромил армию охваченного паникой императора Мухаммед-шаха и 20 марта вошел в Дели. В мечетях была прочитана хутба с его именем, точно так же как в свое время с именем Тимура, и точно так же в первые день или два в оккупированном городе было спокойно. Но на этот раз не было сомнений в том, что сами жители Дели спровоцировали последовавшую резню. Спор с несколькими персидскими солдатами перешел в драку, вылившуюся, в свою очередь, в восстание, во время которого было убито девятьсот персов. Но даже после этого Надир-шах запретил репрессалии до тех пор, пока сам на следующее утро не проехал по улицам с целью оценить положение. Некоторые горожане оказались настолько неразумными, что начали бросать со своих крыш камнями в Надир-шаха, а кто-то даже убил выстрелом из мушкета одного из сопровождающих повелителя офицеров. В ответ шах приказал начать избиение. Резня продолжалась весь день, и число убитых превысило тридцать тысяч человек. Вечером Великий Могол обратился к шаху с мольбой о пощаде для своего народа. Власть Надир-шаха была настолько велика, что едва он дал согласие прекратить смертельный ураган, резня немедленно кончилась.
Перс и его армия оставались в городе ровно столько времени, чтобы собрать дань. Огромные контрибуции были получены со знатных и просто богатых горожан, насилие и пытки добавлялись по мере необходимости к другим средствам воздействия, а Великий Могол вручил победителю ключи от имперской сокровищницы. Наряду с огромным количеством мелких драгоценностей Надир-шах забрал павлиний трон, который позже был разобран на части. Трон в современном Тегеране, одно из сокровищ иранской короны, часто называемое павлиньим троном, изготовлен в начале XIX века для Фатали-шаха и не имеет отношения к трону Шах Джахана. Добыча, полученная Надир-шахом от знати императора, оказалась достаточной для того, чтобы он послал из Дели на родину указ об отмене всех налогов в Персии на три года. Он также взял с собой тысячу слонов, сотню каменщиков и три сотни плотников. Параллель с Тимуром кажется почти сверхъестественной.
Трудно придумать более унизительное доказательство нового статуса империи Моголов, чем короткое и дорого обошедшееся стране нашествие Надир-шаха, однако самым значительным симптомом действительной слабости было количество небольших независимых княжеств, вновь возникших на территории империи. Даже если они присягали на верность императору, чувствовали себя эти княжества независимыми и безнаказанными. Именно изобилие подобных княжеств помогло Ост-Индской компании в процессе распространения своей власти на всей территории субконтинента.
К XVIII столетию два прежних соперника Британии в Индии, Португалия и Голландия, были в значительной степени потеснены Францией. Именно с Францией Ост-Индская компания оказалась втянутой в продолжительные военные столкновения. Форты, построенные в течение XVII века в главных сеттльментах компании, в Бомбее, Мадрасе и Калькутте, были предназначены только для защиты торговли. Но во время войны в Европе за австрийское наследство, когда возникли трения между Британией и Францией, вспыхнула в 1746 году вражда между соседними торговыми портами обеих стран на восточном побережье Индии — британским Мадрасом и французским Пондишери, в котором даже в наши дни самый обыкновенный индийский нищий может обратиться к приезжему иностранцу за милостыней, пробормотав «ancient Militare» вместо «бакшиш»{60}. Местная борьба продолжалась и после того, как в 1648 году закончилась война за австрийское наследство, чаще именуемая Тридцатилетней войной{61}, и в 1761 году англичане с помощью экономической блокады подчинили Пондишери себе.
Первое настоящее военное вмешательство компании в индийскую политику произошло в тот же период. Оно было случайным, но решающим. Бенгалия, как и многие другие части империи Моголов, представляла собой независимое княжество с наследственной властью, и в 1756 году его молодой правитель-наваб{62} Сирадж-уд-дауле выступил с большой армией в поход против Калькутты. Британский гарнизон скоро был разбит, и сто сорок пять мужчин и одна женщина заперты на ночь в военной тюрьме, именуемой в просторечии «Черной дырой», в форте Уильям. Помещение имело площадь в восемнадцать квадратных футов и два маленьких окна, был июнь месяц, самый жаркий в этом жарком климате. Когда утром отворили дверь, в живых оставались только двадцать три человека, в том числе и единственная узница-женщина.
Чтобы отомстить за это чудовищное преступление и вернуть Калькутту, Клайв отплыл из Мадраса на север. Его армия легко разгромила войско Сирадж-уд-дауле близ Пласси в июне 1757 года, и Клайв, таким образом получив контроль над всей Бенгалией, сам себя нарек именем Мир Джафар и воссел на трон наваба. Воспользовавшись благоприятными возможностями, он потребовал в порядке контрибуции крупные суммы от признательного наваба вместе с правами на примерно девятьсот квадратных миль земель вокруг Калькутты. В очень скором времени ряд сходных событий привел к контролю Британии над навабом Удха после битвы при Баксаре в 1767 году и к пожалованию британцам императором Моголов, войско которого также потерпело поражение в этой битве, права собирать государственные доходы со всей Бенгалии. Так появился и закрепился образец, в соответствии с которым британские власти возвели в следующем столетии на троны многочисленных княжеств Индии послушных им правителей в обмен на двойную выгоду от финансовых компенсаций и права решающего голоса в делах политических.
Великие Моголы были послушными марионетками в руках различных группировок в течение почти всего XVIII века, и мерой отсутствия у них личной власти может служить такое обстоятельство, что Шах Алам оставался на троне до конца своей жизни, хотя был ослеплен в 1788 году неким мятежником. Во времена подлинной власти Моголов лишить кого-то из царевичей зрения считалось самым верным способом, избегая прямого убийства, воспрепятствовать ему претендовать на трон. В 1803 году слепой император был формально взят под протекторат Британии. Ему оказывали почести как Великому Моголу, и официально именно он правил империей, но при нем находился британский резидент в Дели, наблюдавший за ведением дел. Соглашение действовало еще пятьдесят четыре года, пока в 1857 году последний император Моголов Бахадур-шах II, чья тонкая натура и талант поэта невольно сделали его личностью, знаменующей окончательный упадок великой династии, не был избран — вопреки собственному желанию — символическим вождем восстания сипаев{63}, которое англичане назвали Индийским восстанием.
Болезненный опыт этого восстания вынудил парламент в Лондоне прийти к заключению, что необходимы перемены. В результате примечательного процесса спокойной эволюции управление Индией было все еще возложено на ту самую Ост-Индскую компанию, в которую сэр Томас Роу более двух сотен лет назад посылал заказы на требуемые в Агре вино и мечи, гобелены и жилеты. Каждый британский солдат или администратор в 1857 году еще состоял на службе у этой компании и получал от нее жалованье, как тот же Клайв или Уоррен Гастингс. Но после несчастья с восстанием в Лондоне поняли, что парламент, по поручению короны, должен освободить компанию от официальной ответственности за индийские дела.
