Петр Рябов - История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II
Берлинский конгресс резко обострил русско-австрийские противоречия на Балканах, оттолкнул русских императоров от традиционного союзника – Берлина и заставил искать помощи во Франции (началось складывание коалиций, сразившихся в Первой мировой войне). Австро-Венгрия не только захватила Боснию и Герцеговину, но и стала доминировать в Румынии. В Болгарии, которую русские войска освободили от турок, но остались сами и начали вовсю хозяйничать, восторг быстро сменился недовольством новыми господами. Ещё во время войны генерал Тотлебен, командовавший осаждавшими Плевну русскими войсками, проницательно писал: «Освобождение христиан – химера… Их задушевное желание, чтобы их освободители поскорее покинули страну». Так и случилось: болгары, недовольные наглым русским диктатом, вскоре прогнали пропетербургского правителя и обратились к Германии – за государем и внешнеполитическим патронажем.
Война ярко показала коррумпированность, бездарность, неповоротливость, бездушие самодержавного режима, половинчатость «великих реформ», техническую отсталость и международную зависимость России, неспособность большинства генералов и дипломатов решать стоящие перед страной проблемы. Она дала мощный толчок к развитию революционного движения. Либералы спрашивали: почему на русских штыках в Болгарию принесена конституция, а между тем царь не решается даровать конституцию самой России? По словам известного либерала И.И. Петрункевича, россияне «вчерашних рабов сделали гражданами, а сами вернулись домой по-прежнему рабами». История 1812 года и последующих заграничных походов русской армии повторялась: разочарование в самодержавии, обманутые надежды на освобождение России, осознание таких неискоренимых пороков русской бюрократии, как некомпетентность и казнокрадство… По свидетельству А.А. Корнилова, позорный для России исход Берлинского конгресса «вместе с тем способом ведения войны, который обусловил ряд неудач, а также и воровством, которое обнаружилось и на этот раз при поставке припасов… все это создало чрезвычайное негодование и обострение настроения в широких кругах русского общества. Надо сказать, что негодовали тогда не только радикально и революционно настроенные слои, но даже самые лояльные круги общества со славянофилами во главе». Иван Аксаков в своем публичном выступлении на заседании «Славянского общества» обрушился на унизительное поведение российских дипломатов в Берлине, он дерзнул даже подвергнуть резкой критике самодержавную власть «за беззаконие и неправду» (за что, не взирая на почтенный возраст и заслуги, был выслан императором из Москвы). Все спрашивали: кто виноват в чудовищных потерях солдат, павших во время бессмысленного «именинного» штурма Плевны или замерзших на Шипке из-за казнокрадства и скверной работы интендантов? Всем было ясно, что победа была одержана (такой непомерной ценой) не потому, что русские войска сражались искусно и умело, а потому, что турецкие войска сражались ещё хуже. Общество ещё было готово как-то терпеть гнёт со стороны победоносного самодержавия, но самодержавие, которое столь неумело ведёт войну и не способно воспользоваться её плодами, терпеть было совсем невыносимо.
Как отмечает Н.А. Троицкий: «подобно Крымской войне, русско-турецкая война 1877–1878 годов сыграла роль политического катализатора, ускорив назревание в России революционной ситуации». Подобное случится и позднее – в ходе русско-японской войны и Первой Мировой войны.
6.3. Эпоха контрреформ (1881–1904)
Император Александр III, сын казненного народовольцами 1 марта 1881 года Александра II, правивший Россией в 1881–1894 годах, получил от придворных льстивое прозвище «Царя-Миротворца». И в самом деле, за 13 лет его правления Россия ни разу не воевала (исключительная редкость!), а внутри страны было достигнуто «умиротворение». Однако, не решая накопившиеся проблемы, а загоняя их внутрь и подавляя любую общественную инициативу и оппозицию, Царь-Миротворец лишь, по удачному выражению марксиста Г.В. Плеханова, «сеял ветер». «Пожать бурю» пришлось уже его сыну и наследнику Николаю II, попытавшемуся было продолжить курс отца, но столкнувшемуся с революционными взрывами невероятной силы и ставшему последним российским самодержцем, расплатившимся за всё то, что Романовы 300 лет творили над Россией.
6.3.1. Смена курса
После казни Александра II и начавшейся в правящих кругах империи паники, будущий курс российского самодержавия, оказавшегося перед гамлетовским вопросом «быть или не быть?», во многом зависел от личности и убеждений нового государя. Тридцатипятилетний Александр III, неожиданно оказавшийся во главе огромной державы, был человеком неглупым, но весьма ограниченным, усидчивым, малообразованным, патриархально-консервативным, властным, экономным, осторожным, высоко ценившим семейные устои, основательным, склонным к выпивке (которая ускорила его смерть), грубым в выражениях и ненавидевшим интеллигентов, евреев и инородцев. Его огромная, неуклюжая и грубая фигура внушала подданным страх и почтение.
Известный юрист А.Ф. Кони именовал Александра III «бегемотом в эполетах». А, по словам военного министра Александра III генерала П.С. Ванновского, «это был Пётр со своей дубинкой… нет, это одна дубина без Великого Петра, чтобы быть точным». Новый государь был образцовым семьянином, скромным в быту, прямодушным, не любил интриганов и подхалимов. Обожавший царя и обязанный ему своей блестящей карьерой видный государственный деятель России С.Ю. Витте признавал, что тот был «ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования», но имел «громадный, выдающийся ум сердца». Его ум был житейским, практическим – не умом стратега или политика. По словам Витте: «его гигантская фигура, представлявшая какого-то неповоротливого гиганта, с крайне добродушной физиономией и бесконечно добрыми глазами, внушала Европе, с одной стороны, как будто бы страх, а с другой – недоумение: что это такое? Все боялись, что если вдруг этот гигант да гаркнет».
В семье Александра считали тугодумом, которому править явно не по силам, и не готовили к царствованию (он внезапно для всех и себя стал наследником трона после смерти своего старшего брата), ласково называли «мопсом», «бычком» и «бульдогом». Читать книги он не любил, газет не читал вовсе и никаких интеллектуальных запросов не проявлял. Склонный к грубости, Александр в юности довел грубой бранью до самоубийства своего штабного офицера. Он был женат на датской принцессе Дагмаре (получившей в России имя Марии Федоровны). Главными пристрастиями его были семья и армия, любил он также играть на музыкальных инструментах, увлекался археологией, любил ловить рыбу и собирать картины. Немец по крови и воспитанию, женатый на датчанке, он всеми силами стремился быть «национальным» и «православным»: ел редьку, пил водку в больших количествах, поощрял в искусстве то, что считал «русским стилем» (на деле это был псевдорусский стиль) и считал себя главным выразителем русского духа, дарил монастырям иконы и любил церковные службы и военные парады.
Идеалом правителя для Александра III был отнюдь не реформатор-отец, а дед – Николай I. Подобно ему новый государь желал восстановить неограниченное самодержавие, стабильное и сословное, вернуть страну на «здравые» прежние исторические основания (остановив всякое течение жизни). Но, в отличие от Николая I, его внук не имел ни такой энергии, ни такого ума, ни таких административных талантов, ни стратегической идеи правления, больше руководствуясь пристрастиями и своими инстинктами ретрограда.
Убийство отца потрясло и напугало его. На протяжении полутора лет направление курса нового императора было ещё не вполне определившимся. Революционеры, казнившие Александра II, казались всемогущими, правительство было парализовано, и государь колебался между дальнейшими уступками «Народной Воле» (к чему его побуждали и либеральные чиновники во главе с главой правительства М.Т. Лорис-Меликовым) и жёстким поворотом к всеобъемлющей реакции (к чему его активно побуждали и личные склонности, и давление со стороны его учителя и идейного наставника, обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева). Сама казнь Александра II стала мощным аргументом для сторонников реакции: «вот к чему приводят реформы!».
Первым делом Александр III сбежал из Санкт-Петербурга в Гатчину, опасаясь покушения и, напуганный, спрятался там во дворце, окружив его кольцами войск, конными разъездами и полицией и ожидая нового покушения, назначив регента на случай, если он также будет убит. Глашатаи реакции М.Н. Катков и К.П. Победоносцев в один голос с прискорбием констатировали «маразм власти». Вся страна была объявлена на осадном положении. Такого унижения и ужаса династия Романовых еще не знала. Победоносцев умолял царя в своих письмах запирать все двери перед сном, проверять мебель и звонки в своих покоях. По словам военного министра Д.А. Милютина, гатчинский «дворец представлял вид тюрьмы; а сам император превратил себя в гатчинского пленника». Повара, готовившие царю еду, назначались каждый день новые. Однажды напуганный император застрелил офицера своей охраны барона Рейтерна, при его входе спрятавшего руку за спину, – он вообразил, что тот желает бросить бомбу, тогда как барон всего лишь убрал за спину руку с папиросой.
