Владислав Гончаров - 1917. Разложение армии
Все чины, уличенные в подстрекательстве к неисполнению боевых приказов и к отказу от наступления, должны быть немедленно арестованы и при особых постановлениях препровождены в Двинск для разбора их виновности и осуждения особой следственной комиссией. Такие лица должны быть выданы частями беспрекословно, ибо если они окажутся невиновными, то не понесут наказания, а если они виновны, то ничто их не спасет от него. Приказываю объявить тем частям, кого это касается, что во исполнение настоящего приказа (неисполнение) распоряжения будут беспощадно наказаны, почему приказываю всех сознательных и благоразумных покориться и выдать зачинщиков. Против неисполнивших никаких уговоров уже не будет, а будет применена беспощадная вооруженная сила. По мере исполнения доносите, равно немедленно доносите о попытках не исполнить настоящее приказание.
РГВИА.Ф. 3018. Оп. 1. Д. 89. Л. 39. Публикуется по: Антивоенные выступления… С. 194.
№ 135. Из выступления члена Петроградского Совета П.Н. Мостовенко на VI съезде РСДРП(б) 28 июля 1917 года о негативном отношении солдат к братанию на Румынском фронте
…Я хочу еще сказать несколько слов о братании. Побывав на фронте, я убедился, что организация братания идет со стороны немцев, доставляющих и ром, и немецко-русскую «Неделю» (вроде нашей «Речи»), а со стороны наших солдат не вносится никакой политики. Это нечто вроде пикника, но совершенно дезорганизующее армию. Теперь солдаты начинают это сознавать и постановили гнать и избивать каждого, кто говорит о братании.
(Шестой съезд РСДРП (большевиков). Август 1917 года. Протоколы. М.: Госполитиздат, 1958. С. 83–85. Публикуется по: Антивоенные выступления… С. 195.)
№ 136. Из воспоминаний комиссара Северного фронта В.Б. Станкевича об антивоенных настроениях на фронте (июль 1917 года)
Я на фронте в расположении 109-й дивизии. Перед батальоном наиболее большевистского [436-го пехотного] Новоладожского полка произношу речь. Беру нарочно резкие слова и резкие противоположения. «Тут возражают против смертной казни, против военно-революционных судов… Пусть это грех, но мы все понимаем, что правительство не могло сделать иначе, и если из-за беспорядков в армии погибает страна, то мы должны вместе с ним взять этот грех на свою душу». И я стал перечислять предусматриваемые положением о военно-революционных судах [74] преступления и доказывал необходимость суровой, безоглядной борьбы с ними. В том числе с братанием, которое одно время пустило крепкие корни в быт армии. После речи [случился] комический инцидент. Начал говорить генерал-лейтенант Болдырев. Положив руку на плечо одного солдата, он начал так: «Во время речи комиссара я глядел на этого солдата и видел, как он, весь в волнении, дрожал… «Никак нет, ваше превосходительство, у меня ноги слабые. Три раза подавался на комиссию, все не освобождают… »
Непосредственно после беседы с этим батальоном меня повели в передовые окопы. Большевистский комитет хотел показать, что полк несет образцовую службу, что подтверждали все офицеры. Вышли в первую линию. Пошли к передовой заставе, значительно выдвинутой вперед. По дороге показывали свежие следы снарядов противника: «Сегодня нас обстреливал… Недоволен нами…» Вышли к самой заставе – тихо, нагибаясь, так как противник был в тридцати шагах от заставы. Вот мы около нашего часового. Кругом тишина, клонится к вечеру. Наш молоденький солдатик стоит во весь рост по пояс над бруствером с винтовкой в руках и молча, сосредоточенно, почти не замечая нашего прихода, смотрит в сторону противника, словно боясь упустить малейшее движение. А там – такой же молодой немецкий солдат в каске, с ружьем, стоит, прислонившись к дереву, и с тем же вниманием смотрит на русского солдата. Он так близко, что все черты лица видны. Офицеры, сопровождавшие меня, сняли шапку и предложили мне сделать то же, так как противник может открыть огонь, если заметит несколько кокард. Я снимаю фуражку… Немецкий солдат, очевидно, понял этот как приветствие, тоже снимает каску и дружелюбно, приветливо раскланивается. «Вас надо предать военно-революционному суду, – шутит член комитета, – вы ведь уже братались».
Потому неудивительно, что говорить о смертной казни мы могли очень много, но в нас не было решимости переводить слова в дело. Вот, например, случай применения закона. Солдат-латыш вышел из окопа вперед – это было на болотистом участке под Ригой – собирать ягоды. Встретил немцев и разболтался с ними. В результате – обстрел штаба полка. Военно-революционный суд приговорил к смертной казни. Комиссар армии не решается утвердить приговора, и дело пересылается в штаб фронта, где решение зависит от единодушия главнокомандующего и моего. Мы без споров решаем: помиловать. Мы ведь хорошо знаем, что это бытовое явление, что злого умысла здесь не было. И дело отнюдь не в нашей слабохарактерности. Филоненко [75] , один из инициаторов введения смертной казни, сам не утвердил единственного приговора, который дошел до него. Ходоров [76] был сторонником введения смертной казни сразу после наступления 10 июля – но я не уверен, было ли им использовано право предания военно-революционным судом, несмотря на то, что, несомненно, было желание сделать это. Ходили какие-то темные слухи, что несколько человек в 5-й армии было расстреляно. Но эти слухи были окружены легендами о том, что трупы были вырыты солдатами и пр. Поэтому все старались замять, замолчать дело. И я не знаю ни одного случая применения военно-революционных судов, который бы окончился применением смертной казни. Как трудно было выбрать кого-либо из перешедших черту, так трудно было найти лиц, готовых при этих условиях принять на себя санкцию смерти реального человека. И было большим вопросом, легко ли было найти исполнителей.
(Станкевич В.Б. Воспоминания, 1914–1919 / В.Б. Станкевич. Воспоминания о Мартовской революции 1917 г. / Ю.В. Ломоносов. М.: РГГУ, 1994. С. 101–102. Публикуется по: Антивоенные выступления… С. 196–199.)
№ 137. Приказ № 748 верховного главнокомандующего генерала Л.Г. Корнилова от 1 августа 1917 года о мерах борьбы с братанием
На некоторых участках фронтов противник до сих пор еще делает попытки брататься с нашими солдатами. Приказываю:
1) в случае открытого братания целыми группами немедленно открывать по ним артиллерийский и пулеметный огонь;
2) при проникновении для братания неприятеля в наше расположение в плен не брать, а прикалывать пришедших на месте и трупы их выставлять впереди проволочных заграждений;
3) наших солдат за попытки к братанию предавать военно-революционному суду как за измену.
(Публикуется по: Антивоенные выступления… С. 203.)
№ 138. Телеграмма генерала Орлова начальнику кабинета военного министра от 1 августа 1917 года
Минск. 31 июля. 6859. Главкозап признает желательным следующие меры: 1) унтер-офицеры и фельдфебели расформированных частей, хотя и георгиевские кавалеры, лишаются звания и 2) переходят на содержание по существовавшим до революции окладам. Ввиду отъезда генерала Деникина не представляется возможным сообщить более подробные сведения.
Орлов
1/VIII 1917 г., № 7649/567, г. Минск. (Лефорт. Арх., отд. Кр. Арм. А; дело № 73.)
№ 139. Доклад военного комиссара Северного фронта управляющему военным министерством о необходимости учреждения исправительных баталионов от 7 августа 1917 года
Поднятие боеспособности в армии затруднено отсутствием правильных мер против систематических проступков отдельных лиц и целых частей. Имеющиеся дисциплинарные меры не достигают цели; расформирование частей оставляет открытым вопрос о дальнейшей судьбе нездоровых в недисциплинированных элементов; предание суду загромождает мелкими делами судебный механизм.
Надлежащие меры должны сочетать два качества:
1) Эти меры должны быть достаточно репрессивными. Обстановка, в которую попадают лица, систематически доказавшие свою неприспособленность к новым условиям в жизни армии, должна быть более трудной и стесненной, чем обстановка остальных солдат.
2) Меры эти должны иметь воспитательно-дисциплинирующий характер. Поэтому они должны приниматься на сравнительно длительный срок (не менее месяца) и состоять в усиленных занятиях и обучении.
Поэтому полагаю необходимым срочно учредить в тылу фронта особые исправительные баталионы. В эти баталионы, распоряжением командующих армиями или начальников округов по соглашению с комиссарами и высшими войсковыми комитетами, направляются лица, доказавшие систематическим рядом проступков свою недостаточную подготовленность к несению высоких обязанностей воина свободной армии. Управление этими баталионами должно быть построено отлично от других частей армии: войсковые комитеты в них не образуются и заменяются комиссиями из лиц, назначенных армейскими комитетами; дисциплинарная власть в полном объеме должна быть предоставлена начальству. Целью пребывания в баталионе является обучение военному делу и общее развитие. Непосредственному начальству предоставляется право устанавливать для зачисляемых в баталион прогрессивную систему в смысле смягчения условий для лиц, проявивших успехи и своим поведением обнаруживших исправление.
