Олег Жиганков - Григорий Распутин: правда и ложь

У вдовы Распутина Прасковьи большевики отняли дом, а сама она, а также сын Дмитрий и невестка с маленькой дочкой были сосланы в Обдорск на строительство завода. Там они жили в бараках с другими ссыльными. Все они, предположительно, умерли в 1933 году в заводском бараке от дизентерии. Сын Григория умер 16 декабря — в годовщину смерти своего отца.

Среди тех, кто оставался верен своему другу и учителю, следует упомянуть в первую очередь Ольгу Лохтину и Анну Вырубову.

Лохтину арестовали в Верхотурье, где она тихо жила в келье-клети, пристроенной к сарайчику старца Макария. Ее привезли на допрос в Петроград. На вопрос следователя: «Вы к Распутину как относитесь, хорошо или нет?» — Лохтина коротко ответила: «Он меня исцелил», — и добавила, что считает его «старцем, который опытом прошел всю жизнь и достиг всех христианских добродетелей»[348]. Ни на какие провокации и уловки следствия она не поддалась и ничего компрометирующего Распутина не сказала.

Наверное, никому из сторонников Распутина не суждено было пережить столько горя, сколько выпало на долю Анны Александровны Вырубовой. В то время когда царь и царица находились в Царском Селе под домашним арестом, «подруга» была помещена в Петропавловскую крепость. В Трубецком бастионе бывшая фрейлина государыни содержалась как уголовная преступница. Ей приходилось в присутствии охраны переодеваться, пережить несчетное количество унижений и оскорблений. Как на лицо, бывшее в особо близких отношениях с Григорием Ефимовичем, комиссия возлагала на нее особые надежды и одновременно пылала к ней жгучей ненавистью. «Ужасно подумать, через что Вы прошли»[349], — обращался к ней из ссылки государь.

Вырубова, вероятно, уничтожила некоторые свои дневники, а также записи речей Григория Ефимовича. Александр Оамерг, исполнявший при дворе должность курьера, так свидетельствовал на 13-й Комиссии: «Лакеи передавали мне, что 3 или 4 марта в камине ее комнаты они нашли большую кучу пепла от сожженных бумаг. Судя по количеству пепла, можно думать, что было сожжено очень много бумаг»[350]. Почему она так сделала? Вероятно, на это был указ государыни, а может быть, и воля самого старца. А возможно, Вырубова сама решила, что не стоит метать бисер перед свиньями.

К вчерашней фрейлине государыни теперь относились как к преступной девке. Зинаида Гиппиус, презрительно относившаяся к Распутину и его окружению, так писала о Вырубовой в дни революции: «Сидит в кресле немного тяжело (она вся тяжеловата и хромает сильно после неудачного сращения переломов), но держится прямо, и все рассказывает, рассказывает, с детскими жестами пухлых ручек <…> Рассказывает Аня… все о своих последних несчастьях, о крепости, об издевательствах в тюрьме.

— Сколько раз Господь спасал от солдат… сама не вспомню.

Вид у нее, может быть, по привычке, деланно-искренний, деланно-детский»[351].

Гиппиус с ненавистью отзывается о ней в дневнике: «Русская „красна девица“, волоокая и пышнотелая (чтобы Гришка ее не щипал — да никогда не поверю!), женщина до последнего волоска, очевидно тупо-упрямо-хитренькая. Типично русская психопатка у „старца“. Охотно рассказывает, как в тюрьме по 6 человек солдат приходили ее насиловать, „как только Бог спас!“»[352].

Видевший ее в камере Александр Блок называл ее бранными словами. «Эта блаженная потаскушка и дура сидела со своими костылями на кровати. Ей 32 года, она могла бы быть даже красивой, но в ней есть что-то ужасное»[353], — писал он в письме к матери. Честно говоря, познакомившись с Блоком с такой вот стороны, я не мог не пересмотреть своего отношения к его творчеству. Он был одним из тех «буревестников», что чувствовали приближение бури и жадно и тоскливо зазывали ее.

Следователь 13-й Комиссии Руднев, допрашивавший Вырубову, а впоследствии подавший в отставку из-за того, что Комиссия явно тенденциозно подошла к расследованию, ставя своей единственной целью вовсе не узнать правду о Распутине, но лишь очернить его, вынес из своих встреч с бывшей фрейлиной государыни самое благоприятное впечатление: «Ее чисто христианское всепрощение в отношении тех, от кого ей пришлось пережить в стенах Петропавловской крепости… это издевательство стражи, выразившееся в плевании в лицо, снимании с нее одежды и белья, сопровождавшемся битьем по лицу и другим частям тела…»[354]. Она просила Руднева не наказывать виновных.

Вся страна говорила о том, что Вырубова — наложница царя и Распутина. 13-я Комиссия провела медицинскую экспертизу и, к своему великому разочарованию, должна была признать, что Вырубова — девственница. Сбылись слова Распутина, сказанные им еще до ее свадьбы: «Замуж выйдешь, но мужа у тебя не будет». И у нее действительно никогда не было ни мужа, ни другого мужчины.

«Аня — святая, перед которой следует преклониться, — записала в дневнике обер-гофмейстерина Е. А. Нарышкина. — Ничего не изменилось в ее менталитете. Какое испытание и какое унижение! А она все переносит со стойкостью и кротостью святых»[355].

«…Дорогая моя мученица, я не могу писать, сердце слишком полно, я люблю тебя, благодарим тебя и благословляем, и преклоняемся перед тобой, — писала императрица. — Дитя мое, я горжусь тобой. Да, трудный урок, тяжелая школа страдания, но ты прекрасно прошла через экзамен. Благодарим тебя за все, что ты за нас говорила, что защищала нас и что все за нас и за Россию перестрадала. Господь один может воздать… Бог попустил эту страшную клевету, мучения — физические и моральные, которые ты перенесла»[356].

Варламов пишет: «Вырубова была предана императрице всю свою долгую жизнь. После освобождения из-под следствия она продолжала поддерживать отношения с царской семьей, состояла в переписке с государыней, еще несколько раз арестовывалась, на сей раз уже большевиками, потом при довольно странных обстоятельствах обрела свободу, жила в Петрограде на нелегальном положении и в декабре 1920 года бежала в Финляндию, где в 1923 году в Смоленском скиту Валаамского монастыря приняла постриг с именем Мария во имя святой равноапостольной Марии Магдалины. По состоянию здоровья ни в какую обитель Вырубова не поступила и оставалась монахиней в миру. Долгое время она проживала в Выборге, почти ни с кем из соотечественников не общаясь, но изредка водя знакомство с фельдмаршалом Маннергеймом, с которым познакомилась еще в 1908 году, когда Маннергейм был полковником царской армии. Между Вырубовой и Маннергеймом велась переписка, несколько раз они встречались, хотя общение это носило скорее вынужденный характер: Вырубова сильно бедствовала и просила у Маннергейма вспомоществования. Фельдмаршалу же было интересно узнать то же, что и всем, — о Распутине»[357].

В изгнании она написала автобиографическую книгу «Страницы моей жизни». В 1920-е годы в СССР начал печататься т. н. «Дневник Вырубовой» — фальшивка, сфабрикованная скорее всего писателем А. Н. Толстым в партнерстве с советским профессором истории П. Е. Щеголевым. Когда «Дневник» стал издаваться и за рубежом, то с публичным опровержением его подлинности пришлось выступить самой Вырубовой. В книге руководителя Федеральной архивной службы России члена-корреспондента РАН В. П. Козлова написано об этой фальшивке:

«Вся совокупность элементов „прикрытия“ фальсификации, богатейший фактический материал говорят о том, что перо фальсификатора находилось в руках историка-профессионала, не только прекрасно ориентировавшегося в фактах и исторических источниках рубежа двух столетий, но и владевшего соответствующими профессиональными навыками. Уже первые критические выступления намекали на фамилию известного литературоведа и историка, археографа и библиографа П. Е. Щеголева. В этом трудно усомниться и сейчас, хотя документальных подтверждений этой догадки до сих пор обнаружить не удалось»[358].

Умерла Анна Вырубова (Танеева) 20 июля 1964 года в Хельсинки в возрасте 80 лет. В 1994 году в России вышли неопубликованные ранее воспоминания Анны Танеевой. В числе прочего, они проливают много нового света на историю Григория Ефимовича Распутина[359].

Глава 34

Попытки канонизации

«Он законный раб Божий… Угодник Божий…».

Один из современных критиков Распутина справедливо заметил, что очень соблазнительно представляется многим сегодня загнать образ Распутина в рамки традиционного православия. Действительно, очень уж не вписывается облик мирского Григория Ефимовича в аскетически-отшельничий образ традиционного Византийского святого. А раз нельзя этого сделать, то говорить о Распутине в положительных тонах является до сего дня в кругах власть имущих дурным тоном. На мой взгляд, в этом и заключается одна из главных причин, по которым правда о Распутине усердно маскируется. Это же есть и главное препятствие на пути к канонизации старца, то есть официальному объявлению его святым.