Карл ВОЦЕЛКА - История Австрии. Культура, общество, политика
К этому времени она прониклась особой симпатией к венграм и сыграла немалую роль в достижении компромисса. Ненавидя представительские обязанности в Вене, императрица много времени проводила на своем венгерском конном заводе в Гёдёллё. Там она могла удовлетворить как свою страсть к верховой езде, так и свое предпочтение к более непринужденному обществу. Сплетни при венском дворе вызывали ее поездки в Англию и Ирландию, участие в парфорсной охоте и эксцентричные поступки вроде предоставления своей дочери Марии Валерии в качестве товарища по играм «уродца-мавра» Рустино. /325/
Только в восьмидесятых годах Елизавета оставила верховую охоту, но зато посвятила себя другим «сумасбродствам» (по меньшей мере, в глазах двора) – прежде всего, спиритизму. Она стала чаще контактировать со своим родственником – королем Людвигом II Баварским. Кроме того, Елизавета уделяла внимание литературе, зарекомендовав себя большим знатоком Гейне, и даже обнаруживала склонность к республиканским идеям. Находясь в Вене, она жила на вилле «Гермес», а на Корфу, будучи в восторге от Греции (она овладела греческим языком), императрица выстроила замок Ахиллейон. Исповедуя культ красоты (рост 172 см, талия 50 см), Елизавета занималась гимнастикой, придерживалась диет (возможно, она страдала анорексией) и невероятно гордилась своими длинными волосами. С возрастом она становилась все более опасливой, не позволяла себя фотографировать и путешествовала по Европе инкогнито. После трагической гибели сына она всегда носила траурные одежды, раздарив все свои украшения. Последние годы жизни императрицы были наполнены странствиями, притчей во языцех стали ее внезапные посещения различных европейских дворов – их называли нападениями. В 1898 г. Елизавета оказалась в окрестностях Монтрё, где женевский анархист Луиджи Луккени, узнавший о ее приезде из газетного сообщения, заколол ее трехгранным напильником. Получив удар, императрица прошла еще около 100 метров до корабля и уже там лишилась чувств. Когда судно вновь пристало к берегу, оставалось лишь констатировать ее смерть. Луккени, приговоренный к пожизненному заключению, покончил с собой в 1910 г. Елизавета похоронена в усыпальнице монастыря капуцинов; на ее надгробии по желанию венгров указан титул не только императрицы Австрии, но и королевы Венгрии.
Сын Франца Иосифа и Елизаветы кронпринц Рудольф должен был с детства воспитываться как солдат, однако мать, как уже говорилось, смогла настоять на гражданском воспитании, которое было поручено либерально настроенным педагогам. В молодости кронпринц предпринял продолжительные поездки в Англию и на Восток в сопровождении орнитолога и масона Альфреда Брема. По своим политическим взглядам Рудольф был либералом, но в отличие от немецких либералов был расположен к славянам и венграм. Его дружба с Морицем Сепшем, издателем леволиберальной «Новой венской газеты» (Neue Wiener Zeitung), и финансистом Морицем Хиршем вызывала неприятие в консервативно и антисемитски настроенных кругах венского двора. /326/
Большой интерес Рудольфа к науке привел к появлению так называемого труда кронпринца – «Австро-Венгерская монархия в слове и иллюстрации» в 24 томах, серии, завершенной только в 1902 году. В 1881-м эрцгерцог женился на бельгийской принцессе Стефании, однако этот брак не был счастливым. В 1886 г. Рудольф тяжело заболел. Его жизнь отныне заполнили морфий, женщины и алкоголь. Как утвер- ждают, в это же время он заразился гонореей. В 1888 г. последовали новые кризисы и нападки на Рудольфа со стороны антисемитов, называвших его «еврейским прислужником». Слухи о разводе омрачали жизнь престолонаследника, а его попытки активно заняться политикой терпели неудачу.
Дружеские связи эрцгерцога становились все более странными. В круг друзей престолонаследника входили его кучер Йозеф Братфиш и богатая прожигательница жизни Мицци Каспар, а также Мария фон Вечера, которой было всего 17 лет. В ее знакомстве с кронпринцем роль посредницы сыграла графиня Лариш. Планы самоубийства у престолонаследника появлялись уже в 1888 г., и он искал женщину, которая была бы готова застрелиться вместе с ним. Тридцатого января 1889 г. он и Мария фон Вечера совершили самоубийство в Майерлинге (охотничьем замке под Веной): сначала эрцгерцог застрелил свою юную возлюбленную, а потом застрелился сам. Версия «двойного самоубийства» представляется наиболее вероятной среди всех многочисленных гипотез, но внести полную ясность так и не удалось. «Тайна Майерлинга» до сих пор будоражит умы. После долгого замешательства (сначала имела место попытка представить случившееся как «несчастный случай на охоте») было официально заявлено о душевном заболевании, что делало возможным похороны по христианскому обряду.
Более важным, чем разгадка «тайны Майерлинга», является тот факт, что в лице эрцгерцога Рудольфа к власти мог прийти либеральный монарх, приверженный принципам федерализма, который не стал бы препятствовать преобразованию монархии и упорствовать, подобно Францу Иосифу, в соблюдении архаичных принципов. /327/
«Историзм» и Fin de Siècle
/327/ При многих отрицательных сторонах монархии: острых социальных противоречиях, нищете народных масс, растущей межнациональной розни – кажутся удивительными огромные культурные достижения этого государства. Франц Иосиф уделял не слишком много времени проблемам культуры, все созданные в конце XIX в. замечательные шедевры родились без императорского покровительства. Самое лучшее, что можно сказать о нем в этой связи, – это то, что он ничему не препятствовал. В отличие от многих своих предков, зарекомендовавших себя ценителями искусства, Франц Иосиф проявлял интерес лишь к церковным и армейским делам.
Девятнадцатое и начало двадцатого столетия были для Габсбургской монархии не только временем больших экономических перемен, но и эпохой формирования общественного мнения в современном смысле слова, шедшего одновременно с развитием буржуазного общества. Кафе и газеты, игравшие в Вене этого времени важнейшую роль, были тем, без чего невозможно представить себе систему ценностей австрийского мира эпохи Франца Иосифа. Крайне существенно и то, что эти газеты, можно сказать, даже вся культура, находились под влиянием либерализма, хотя в области политики либералам уже сказать было нечего.
Если рассматривать состояние прессы Габсбургской монархии в международном масштабе, выяснится, что подлинным весом обладали лишь две либеральные газеты: «Пресса» (Die Presse) и в еще большей степени – «Новая свободная пресса» (Neue Freie /328/ Presse). Но чтобы понять процесс формирования политических настроений, нужно учитывать не только эту качественную меру, но и принимать во внимание количественные показатели – тиражи изданий, имевших распространение и влияние на местах. По своему интеллектуальному уровню они не могли конкурировать с вышеназванными либеральными газетами.
Культура все больше становилась буржуазной, что было обусловлено как общественным развитием, так и равнодушием к ней со стороны двора и особенно Франца Иосифа. В некоторых сферах, прежде всего, в области литературы, она была отмечена влиянием ассимилированного еврейства. Носительницей этой культуры выступала богатеющая и численно растущая буржуазия. Салоны буржуазных семей были местом проявления светского либерализма, их меценатство сделало возможным рождение характерного искусства той эпохи. Работы Макарта едва ли могли появиться без этого общественного фона, которому он придавал стилистическую завершенность, без него бы не появились архитектура Ринга со всеми, как их шутливо называли, Palazzi prozzi, [135] культура венской оперетты или литература Fin de Siècle. Этот буржуазный мир, который отражается в драмах Артура Шницлера{49} и которому Стефан Цвейг воздвиг вечный памятник в своей замечательной книге «Вчерашний мир», был построен на нищете рабочих масс; это был иллюзорный мир над пропастью, который с крушением Габсбургской монархии в 1918 г. был обречен на исчезновение, чтобы уступить место новым, более демократическим общественным и культурным формам.
Следует принципиально различать два периода: «историзм» эпохи грюндерства и культуру «конца века», которая во многих отношениях является реакцией на историзм и словно представляет альтернативу последнему.
Наряду с «деревенской» литературой Фердинанда фон Саара, Марии фон Эбнер-Эшенбах, Людвига Анценгрубера или Петера Розеггера важнейшую роль играет городская, специфически венская литература. Она называется часто литературой фельетонов или кафе и представлена такими писателями, как Петер Альтенберг, Эгон Фридель и «богемец» Йозеф Рот.
