Завоевание Туркестана - Константин Константинович Абаза
Стремительное движение Скобелева по этой окраине ханства, а также кавалерийское дело на ур. Мин-тюбе возымели свое действие. В генеральской ставке под Маргеланом перебывали старшины от всех городов и кишлаков, а также от всех аулов кочевников с изъявлением покорности; они торжественно клялись и уверяли, что отныне будут свято и беспрекословно исполнять волю ярым-падишаха (полуцаря). Тогда же явились и главные сподвижники Абдурахмана: Атакул-батыр-баши и Халаак-Назар; последний из них, после удержания муллы Аулие-асса считался во главе священной войны.
Обманутый такими заявлениями, Кауфман считал замирение страны оконченным и в конце сентября отвел войска за Сырдарью к городу Намангану. Не успели наши устроиться на новом месте, как были получены известия, что Абдурахман и киргиз Фулат-бек объявили в Андижане хазават, снова подняли на ноги кара-киргизов и кипчаков. Такое вероломство со стороны андижанцев, недавно заверявших в покорности, не могло, конечно, остаться безнаказанным. Главный начальник немедленно вырядил отряд силой в 1400 человек под начальством генерала Троцкого.
По пути к Андижану уже замечались признаки восстания: кишлаки были пусты, встреч никаких, вдали показывались вооруженные шайки; наши джигиты, выезжавшие на разведки, подвергались преследованию. Наконец стало известно, что на главных улицах города устроены завалы и что все окрестные жители согнаны в город; говорили, что число защитников простирается до 70 тыс., кроме 15 тыс. киргизов, расположившихся за городом, для перехватывания наших путей. Заручившись такими сведениями, Троцкий выслал Скобелева осмотреть подступы и выбрать место для вагенбурга[9]. С 1,5 сотнями казаков Скобелев чуть не добрался до самого базара. Более 6 тыс. конницы наседало на казаков во время отступления, потом подбежала пехота и открыла учащенную пальбу из-за стен и саклей. Стесненные в узкой лощинке, они то отступали, то выносились вперед; по временам вылетали ракеты со свистом и шипением, приводя в неописуемый ужас как всадников, так и лошадей. Уже на самом выходе из города подоспели на помощь две сотни с графом Борхом.
Андижан был некогда столицей ханства и по виду совсем азиатский город. Улицы в нем узкие; по обеим сторонам глиняные дома, низкие, с плоскими земляными крышами и без окон. В глиняных заборах маленькие ворота и калитка. Тут же на улицах в пыли играют ребятишки, и голодные собаки провожают пешехода со злобным лаем вплоть до базара. Близость базара можно узнать прежде всего по запаху кунжутного масла, на котором готовится разная снедь, потом — людской гул, стук молотов, ржание лошадей. Сутолока страшная. Вот ряд с тюбетейками: лавчонки маленькие, открытые; разложены ряды разноцветных тюбетеек, расшитых цветами; мальчишки стоят толпами и пялят глаза на красные тюбетейки. В длинных красных рядах торгуют красным товаром. Мимо них плывет дробной походкой молодая сартянка: она отпросилась к матери, а шмыгнула на базар; ей хочется взглянуть на канаусы, потом выбрать себе бусы, но из страха встретиться с отцом или мужем у нее сердце так сильно бьется, что она почти ничего не видит. В другом месте стоит толпа юродивых, в красных высоких шапках, с длинными посохами; она ревет какую-то дикую песню, за что получает с хозяина несколько тилей. Под маленькими навесами из плетенок сидят шорники, кузнецы, портные, медники, все за работой; вперемежку с ними — мясники, бакалы (лавочники) продают мясо, масло, рис, табак, овощи.
В одном месте варят пельмени, в другом пекут пирожки. Продавец халвы кричит во все горло: «Шакар-дак!» (Как сахар); еще пуще дерет другой: «Шарбат! мус-дак!» (Как лед холодный шербет). На углу, прижавшись к стене, сидит сгорбленная старушонка; у нее на коленях корзинка с лепешками. Ей нельзя ни кричать, ни говорить: закон запрещает. Она должна сидеть хоть целый день, пока не выручит себе на хлеб. Через толпу народа пробирается угрюмый сарт: это ткач. Он сегодня получил за работу рубль и должен на эти деньги купить кусочек мяса, сала, 2–3 фунта риса, чечевицы, муки, луку и дров, а дело жены позаботиться, чтобы этой провизии хватило на всю неделю. В кучке праздных зевак афганец заставляет обезьяну показывать, как ходит с ружьем «урус» или как охотник подкрадывается к дичи…
Не таков был Андижан в ночь под праздник Покрова, накануне штурма. Оттуда доносились не базарные крики, а зловещие призывы к оружию; между городом и ставкой Фулат-бека сновали партии конных, поднимавшие облака пыли. В отряде почти никто не спал в ожидании скорейшей развязки, и как только рассвело, уже все были в строю, на своих местах. Солдаты сняли шапки, перекрестились; раздалась команда: «Ружье вольно, шагом марш!» Три крохотные колонны двинулись к городу. Эту минуту стерег Фулат-бек: давши им отойти с полверсты, он налетел на вагенбург, но тут его встретил полковник Травло гранатами из двух конных орудий. Киргизы мгновенно рассеялись. В это время Скобелев во главе 1-й колонны уже втянулся в предместье. Пороховой дым впереди до того застилал глаза, что казаки совершенно неожиданно очутились перед завалом, вооруженным пушкой. Они крикнули «ура!», мигом овладели завалом и ворвались в самый город. Верхом перескочил через завал Скобелев и остановился: его красивая статная фигура, благородная осанка и спокойная отчетливая команда производили чарующее действие: солдаты мигом свезли пушку, разобрали завал и устремились дальше. Андижанцы дрались отчаянно; они пользовались каждым закрытием, стреляли с крыш, деревьев, дрались на улицах, во дворах, в саклях и мечетях. Сопротивление еще больше разжигало удаль охотников, шедших впереди; то и дело раздавался звук трубы, наигрывавшей наступление: это значило, что они почти безостановочно переходили от одного завала к другому. На базаре 1-я колонна наткнулась на громадный завал, огражденный толстыми брусьями. Тут выехало наше орудие, и после нескольких залпов неприятель разбежался. С таким же трудом пробивалась шедшая сзади колонна Аминова: ее теснила с тыла неприятельская конница. Тогда капитан Арванатаки повернул назад два орудия и заставил конницу отхлынуть; дальше шли, прикрывшись сзади цепью стрелков. Вторая колонна Меллера-Закомельского двигалась правее Скобелевской. Поперек ее пути встречались завалы, сложенные из арб и укрепленные брусьями. Впереди охотников шел молодой офицер Хомичевский, который всегда первым
