Сергей Карпущенко - Коронованный странник
- Не стоит, господа, не стоит. Каждый может произвести такое клокотание, или выпить шампанское с булем. Надобно только вливать в себя вино, не глотая, а вливая, кричать погромче. Вот тогда-то и получится, да-с...
"Ах какие же они умницы, развеселые и ласковые, - думал разнежившийся за столом Александр, ловивший на себе приятельские, теплые взгляды сослуживцев. - Вот ведь и поработать на славу умеют, и повеселиться. Если бы я снова стал императором, я бы непременно отдал указ о награждении всех этих трудяг, работающих на благо моего государства, или Анной или Владимиром, а Суржикову и Белобородову даже Андрея бы дал".
Когда чиновники провожали полупьяного, размягченного Александра, он каждого расцеловал, пообещал быть верным чиновничьему братству, говорил, что обязательно оставит военную службу, тяжелую, полную неприятностей и забот, переедет в Новгород и сделается чиновником и новгородцем, чтобы пребывать в таком состоянии до самой кончины. Сказав это, Александр разрыдался, чем заставил расчувствоваться и других. Опираясь на руку Суржикова, Александр спустился с высокого крыльца, уселся в экипаж счетовода, и когда кони пошли, чиновники, толпившиеся на крыльце, махали платками и кричали вслед уезжавшеу экипажу добрые и слезливые слова. Александр благополучно был доставлен на свою квартиру в черненький, деревянненький домик, где был передан на попечение заботливого Анисима.
... День за днем текли быстро, и Александр даже не замечал этого течения. Каждое утро без пяти минут девять он входил в здание палаты, бросал шинель на руки швейцару, кивком приветствовал экзекутора, теперь низко склонявшегося при появлении столоначальника, легко, по-молодому взбегал по лестнице наверх, слегка кланялся встававшим чиновникам и милостиво говрил: "Садитесь, господа, садитесь". Он по-настоящему ощущал себя императором в палате, и даже знание о том, что председатель является его начальником, не могло изгнать этого ощущения.
Начинался рабочий день. Теперь Александр не принимал посетителей, переложив эту хлопотливую обязанность на плечи рядовых чиновников, которым всецело доверял. Доверял он им настолько, что когда кто-нибудь приносил ему на подпись какую-нибудь бумаженцию, он лишь спрашивал скоро: "О чем?" - "О повышении акцизов на табак и чай, Василий Сергеич". - "О чем?" - "О новых правилах питейной торговли, ваше высокоблагородие". Спрашивал - и подписывал: "Столоначальник Норов". И такое распределение обязанностей очень подходило Александру. Когда он подписывал бумаги, ему казалось, что он вновь сидит в своем кабинете или в Царском, или в Зимнем дворце, или во дворце на Каменном острове. Там он тоже далеко не всегда вдавался в существо написанного и поданного для его утверждения. Вот и здесь получалось то же самое, а поэтому ничего, кроме приятности, служба Александру не доставляла.
Однако скоро истек месяц со дня поступления Александра на службу. Сто рублей, полученные им за пистолеты, были прожиты, и Александр однажды, пересилив в себе смущение, осторожно спросил у Суржикова:
- Братец, а когда тут у вас жалованье-то выдают?
Счетовод вскинул на Александра изумленно-вопросительный взгляд, тонко улыбнувшись, спросил в свою очередь:
- А что, нужно?
Удивлению Александра не было границ, но он сумел не выказать его и просто сказал:
- Да, знаете ли, все уж вышли...
- Г-мм... - наморщил лоб счетовод. - Стало быть, жалованье вам? Ну, сие я устрою, устрою. Только к председателю зайду, переговорю с ним. Вечерком, Василь Сергеич, не сочтите за труд да и ко мне зайдите.
Едва закончилась служба в присутствии, Александр зашел в канторку Суржикова, и тот радостно приветствовал его:
- А, милости прошу, милости прошу! Да, господин председатель был рад вам выписать полное жалованье. Вот-с, чиркните свою подпись здесь и получите - ровно восемь десятков рубликов!
Перо застыло в руке Александра, он растерянно посмотрел на Суржикова:
- Так мало?
- Как мало? - широко заулыбался счетовод. - Сие даже слишком много-с! Прежний столоначальник у нас только шестьдесят получал.
Александр все не решался поставить подпись. Он почему-то вспомнил тот вечер в ресторации "Олимп", богатый ужин, пирушку с морем выпитого шампанского, одна бутылка которого, Александр знал, стоила двадцать пять рублей, вспомнил рысаков делопроизводителя Белобородова, и ему стало обидно.
- Так отчего не только восемьдесят? - спросил он с легкой нотой настойчивости и раздражения.
- А сие оттого-с, что у вас оклад такой, милостивый государь, - все так же ласково говорил Суржиков. - вы за жалованье такое подрядились служить, вот-с и получите обещанное.
- Разве же не вы сами, господин Суржиков, мне о наградных говорили? уже без раздражения и настойчивости спросил Александр.
- Ну, положим, и говорил, господин Норов, - чуть дрогнул уголок рта у Суржикова, будто он хотел улыбнуться да скрыл улыбку. - Но ведь мы все здесь сами себя награждаем, а от начальства ничего не требуем да и потребовать не имеем права, ибо ничего такого для нас, мелочи чиновничьей, в Петербурге не заготовили, а коли не заготовили, сами стараемся, иначе никакой мочи прожить на двадцать пять рубликов в месяц нет. А это у меня такой оклад! Спросили бы вы, сколько мой помощник получает...
- И сколько же? - робко, невольно ощущая вину за то, что его чиновники живут так бедно и должны поневоле брать взятки, называемые "наградные", спросил Александр.
- Сколько? А двенадцать пятьдесят, - ответил Суржиков. - Так что сами видите, что оклад ваш несравненно выше моего, выше даже того, что Белобородов имеет. Ну так осчастливьте сей листочек своей подписью да и получите свое жалованье. Ну, а наградные - наградные мы сами как-то ухитряемся для себя добывать, а ежели вы столь чистоплотны оказались, Василий Сергеевич, то не наша в том вина.
Рука Александра машинально, точно это была чужая рука, вывела подпись, так же машинально приняла ассигнации и отправила их в карман сюртука. На ватных ногах вышел Александр в коридор, где уже не слышно было голосов служителей палаты. Спустился вниз, машинально подставил руки, когда швейцар помогал ему надеть шинель. Вышел на улицу и тут услышал чей-то голос:
- Господин столоначальник, за мной пожалуйста!
Кто мог звать его? Кто мог приказывать ему? Александр резко обернулся и увидел писаря палаты, плюгавого с виду недомерка, но на службе тихого и прилежного, всегда смотревшего на Александра с приветливой почтительностью и, как будто, немного с жалостью.
- Чего вам угодно? - почти что строго спросил Александр у писаря, который между тем двинулся вперед по улице, удаляясь от здания палаты. Александр, недоумевая, но чувствуя, что этот человек позвал его не зря, пошел вслед за ним, все спрашивая у него: - Так чего вам угодно? Зачем позвали?
Но тот не отвечал, покуда не свернул в ближайший проулок, где наконец остановился, и Александр остановился тоже.
- Так зачем же вы меня позвали? - уже не без испуга спросил Александр, писарь же, глядя на него с печалью, заговорил:
- А затем, сударь, что больше молчать не мог-с, да-с...
- О чем же... молчать не могли? - совсем перепугался Александр.
- О том, какая участь вам уготовлена, Василий Сергеич.
- Ну и какая же? - затрепетало сердце Александра, а писарь с укоризной покачал головой:
- Сами могли бы судить, сударь, что, ежели вас, офицера, люди, с которыми вы не имели чести быть знакомы, через полчаса начинают в столоначальники прочить, так тут какой-то подвох сокрыт. Вы же, как малое дитя, таким ловкачам доверились, как Суржиков и Коржиков! Да это ж - Гога и Магога!
- Да что вы такое говорите? - пролепетали будто сами собой губы Александра.
- Говорю, что знаю! - нахмурился писарь. - А знаю вот что... Председатель и прочие его сотоварищи, включая Суржикова, давно уж план составили, на кого б свалились все просчеты палаты, все казенные растраты да прочие шалости и безобразия. Вот и удумали найти простачка, который бы невольно принял бы на себя все их грехи, подпись свою поставив под теми бумагами, что о мошенничестве явном говорят. Лицо же это, конечно, ответственными полномочиями обладать должно было, не ниже, стало быть, столоначальника...
- Господи Боже мой! - оперся Александр о плечо писаря - иначе бы упал.
- Так вот, сударь, Суржиков, сам слышал, смеялся, что отыскал в вашей персоне настоящего тюху-матюху, ваню-дураню. "Едва, - говорил, - я на его физиономию в кухмистерской взглянул. так сразу понял, кто нам нужен. Потом мой первоначальный взгляд вполне подтвердился!" Они и пирушку ту затеяли только для того. чтобы вашу бдительность усыпить - усыпили, точно! Стали вы бумаги подмахивать, не глядя, они не только радовались да над вами потешались: "Вот кто в Сибирь-то отправится службу казенную править!" А скоро ревизорская проверка, и если вы даже у нас не будете служить, все равно отыщут вас, ибо присягу вы давали. Ну вот и все... Хотел я, сударь, вам и раньше об этом рассказать, да случая не находил. Постарайтесь больше бумаг, что вам подносят, не подписывать совсем, а ещё бы посоветовал я вам бежать куда подале. Здесь такие волки служат, вы же, простите меня за слово, настоящая овца или... нет! Вы, сударь Дон Кихот Ламанческий, сущий Дон Кихот. И как вы в полку-то служите? Только, уж прошу - меня не выдавайте да и вовсе не ссылайтесь на то, что вам известно правда от кого-то из людей палаты. У меня, Василь Сергеич, семья большая. Мне и десять рублей жалованья терять никак нельзя. Ну, прощайте, и да хранит вас Бог...
