Николай Шпанов - Ученик чародея (Часть 1-6)
Женщина сделала несколько поспешных шагов к кровати и словно невзначай прошлась по рассыпанному у кровати песку и затоптала видневшийся на нем след.
Грачик подошел к приемнику и уменьшил громкость. И тут ему показалось, что он слышит, как где-то за кухней скрипнула дверь. Очевидно, кто-то вышел из дома или вошел в него. Грачик сделал вид, будто не обратил на это внимания.
- Наверно, помните меня, - сказал он как можно спокойней. - Когда-то мы вместе пришли с берега.
Женщина кивнула и ответила невпопад, потому что, как показалось Грачику, и она тоже слышала скрип двери:
- Сейчас будет чай. - Она поставила на стол начатую бутылку коньяку и две чашки.
С таким видом, словно появление гостя ее не удивило, женщина заговорила о пустяках: погода, охота, цены на рынке - обо всем, что только могло занять время, дотом снова ушла в кухню.
Грачик подождал ее возвращения и сказал:
- Мне понравилось ваше кепи, эдакое с клапанами для ушей. Хочу заказать себе такое же.
- Кепи? - ответила она, делая вид, будто не может припомнить. Кепи?.. Ах, да, припоминаю! Это действительно было очень хорошее кепи. Она подумала. - Я забыла его в вагоне, когда ездила в Ригу.
При этом она без малейшего смущения смотрела Грачику в лицо своими серыми, сощуренными от папиросного дыма глазами.
Явная настороженность женщины, подозрительный шум в кухне, хлопнувшая дверь, окурок без следов губной помады, исчезновение кепи - все это сплелось в единую цепь обстоятельств, подтверждающих причастность женщины к делу Круминьша. Сейчас, когда Грачик размышлял над этим, вспомнилось и то, что не получило в его мыслях оформления в прошлый раз: дамский крем в качестве смазки пистолета "вальтер".
Теперь ему уже казалось, что он совершил ошибку, поехав сюда до Кручинина, не умнее ли было бы последовать за Нилом Платоновичем, заручившись ордером на обыск в доме, а может быть, и на арест этой женщины. Сдается, что ей есть что рассказать.
Хотя для такого предположения у Грачика еще не было никаких реальных оснований, ему уже ясно чудилось, что именно Квэпа он сегодня и спугнул. Да, кстати, мысль Грачика как бы споткнулась: он силился припомнить, видел ли он сегодня на комоде тюбик с кремом, замеченный в прошлый раз... Видел ли он его сегодня?.. Хорошо было бы получить его при обыске, который будет здесь произведен. Вот к чему приводит... Самолюбие?.. А может быть, и что-нибудь еще худшее, чем простое самолюбие?.. Кулаки Грачика сжимались от досады: какой же он самовлюбленный осел!.. Да, положительно это была глупость: опередить Кручинина из пустого самолюбия. Чего доброго, он спугнул отсюда кое-кого, может быть, даже именно того, кого ищет, - Квэпа.
Женщина сидела по ту сторону стола и курила, по-мужски, на отлете, держа сигарету. Грачик торопливо прикидывал, стоит ли тянуть время до рассвета, когда подойдут сотрудники для обыска и, может быть, для ареста женщины? Не лучше ли вызвать людей теперь же? Да, пожалуй, неразумно торчать тут одному в ожидании, что вздумает предпринять улизнувший и пока притихший (надолго ли?) сообщник хозяйки. Грачик старался даже мысленно (чтобы не сглазить) не называть этого таинственного неизвестного Квэпом, хотя подсознательно в нем жила крепкая уверенность в том, что это был именно Квэп. Мысль Грачика ни на минуту не останавливалась на том, какую опасность могло таить в себе внезапное появление палача-диверсанта. Он думал только о том, что преступник может уйти. Правда, отсюда на материк один путь - тот, которым он сам пришел, через протоку, а у протоки уже дежурят оперативники. Но разве человек, хорошо знающий местность, не найдет другого пути?.. Положительно, нужно как можно скорее связаться со своими людьми. Но как уйти к берегу?.. Не оставить же здесь эту особу, с издевательским спокойствием прикуривающую третью сигарету!.. Право, как непозволительно плохо, просто легкомысленно он организовал операцию! Хорошо, что об этом не знает Кручинин, - вот бы выдал он ему на орехи!
- Когда-то я проводил вас сюда от берега... Помните, вы были... нездоровы, - сказал он как можно более беззаботным тоном, - не ответите ли мне любезностью: проводите меня к берегу.
Рука женщины заметно дрожала, когда она подняла новую сигарету, чтобы опять прикурить от догорающего окурка, но голос не выдавал волнения:
- Разве я выгляжу такой... глупой? - Она подняла взгляд и посмотрела Грачику в глаза: - Я впустила вас без ордера потому, что здесь у меня... не все в порядке с пропиской. Но взять меня?! - Она покачала головой. - Для этого нужны основания... Закон есть закон.
Грачик заставил себя рассмеяться.
- Вы меня неверно поняли... мы с вами можем пройтись к берегу, как простые знакомые, и, если нужно будет, я защищу вас от любых случайностей, могущих ждать в этой глуши в темноте, - с этими словами он положил перед собою пистолет.
- Плохо... очень плохо... - Она задумалась, но вдруг, взглянув на часы, повеселела и совсем другим тоном сказала: - Хорошо, идемте, лудзу. И рассмеявшись: - Вы, вероятно, хотите, чтобы я шла впереди?.. Лудзу...
Она шла молча и быстро. Было очень темно, так как месяц уже зашел. Грачик несколько раз споткнулся. Но он не решался посветить себе фонарем, чтобы не привлечь внимания того, кто мог скрываться за любым кустом, в любой канаве. Он не боялся за себя, но мысль о том, что из-за его легкомыслия может уйти еще и женщина, была непереносима. Эта мысль заставила его держать пистолет в руке, с пальцем, положенным на предохранитель.
Наконец сквозь деревья блеснула гладь реки. Хотя и вода была темной, почти совсем черной, а может быть именно потому, Грачику показалось, что вокруг стало немного светлей. Внизу, под обрывом, смутно виднелся помост причала и перекладины паромных перил. На фоне неба ясно светлела кручининская "Победа". Грачик отпер дверцу и жестом пригласил спутницу сесть. Она послушно заняла место впереди. Грачик завел мотор. Но тут, прежде чем он отпустил тормоз, женщина громко сказала:
- Нет, я раздумала. - С этими словами она распахнула дверцу и, не спеша, не выказывая намерения бежать, вышла из автомобиля. После короткого размышления Грачик сказал:
- Хорошо... Спустимся к парому.
- Лудзу, - спокойно ответила она и первая сошла с берегового обрыва. Грачик поднес к губам свисток, но тут его внимание привлекло послышавшееся на берегу странное шуршание. Он быстро оглянулся, и ему показалось, что "Победа" движется. Ее мотор неистово взвыл, и светлая масса машины, как сорвавшаяся скала, устремилась вниз, прямо на помост, где стояли Грачик и женщина. Над рекой разнеслось эхо двух выстрелов, словно, стреляя в низвергающийся автомобиль, Грачик мог его остановить. Еще миг - и автомобиль рухнул в реку, увлекая за собой сбитого с ног человека.
...Был десятый час утра, когда Кручинин, удивленный отсутствием Грачика на работе, приехал в Задвинье. Хозяйка не знала, где ее жилец: он уехал вчера вечером и с тех пор не появлялся.
Кручинин решил оставить записку. Подумав, написал:
"Помнишь пари? За тобою мой выигрыш - твоя голова: одновременно с исчезновением Силса на бумажном комбинате произошла авария с сеткой. Кстати: было бы хорошо, если бы ты без моего ведома не брал "Победу". Я еду на остров, вернусь завтра. Н. Кр."
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
43. ЭРНА КЛИНТ
На конференции юристов - сторонников мира - в Праге юристы стран народной демократии и прогрессивные представители юридической науки Италии, Франции, Австрии и Западной Германии выработали конкретный план того, что они могут сделать для укрепления мира. Внесли в это дело свой вклад и криминалисты. Среди них выступление Кручинина, представлявшего Советский Комитет защиты мира, привлекло к себе общее внимание. Его доклад на тему "Современный империализм - питательная среда преступности" оказался очень острым. Кручинин построил доклад так, что проблема "перемещенных лиц" - их юридический статус и судьба - переросла рамки частного вопроса и обрела общечеловеческий смысл. Собравшиеся на конференцию юристы лучше других понимали, что совесть человечества не имеет права на покой до тех пор, пока судьба сотен тысяч людей не перестанет быть игрушкой темных сил. Сам термин "перемещенные" под влиянием времени трансформировался в старый, привычный термин "эмигранты". А ведь когда-то это слово стало синонимом ненависти к собственной родине и существующему в ней правопорядку. "Перемещенные" стали субъектами полного личного бесправия, людьми без отечества, без подданства и, чаще всего, без практической возможности добыть себе средства существования. Если прибавить к этому, что "перемещенные" были живыми людьми, многими тысячами мужчин и женщин, обладающих всеми потребностями, страстями и инстинктами людей, то нетрудно себе представить, какое значение приобретал вопрос об их потомстве. Будущим поколениям эмигрантов угрожала участь потомственных ландскнехтов, продающих кровь свою и жизнь монополистическому капиталу. Дискуссия по выступлению Кручинина показала заинтересованность участников конференции в поставленной проблеме. Нил Платонович получил приглашение посетить ряд стран. Москва рекомендовала эти приглашения принять. Поэтому Кручинину пришлось хотя бы накоротке побывать в Париже, Риме, Вене. Последнее выступление Кручинина в Западной Европе состоялось уже на обратном пути домой. Официальная части этой встречи протекала в атмосфере дружеского внимания левой части общества и при неприкрытом недружелюбии реакционных элементов местной юридической среды.
