Иоанн Мейендорф - Введение в святоотеческое богословие

Златоуст также часто цитируется в контексте спора, начавшегося в XIV веке между католиками и православными по поводу эпиклезы. Обсуждая освящение Даров в Тело и Кровь Господни, он говорит:

Тогда и ангелы предстоят священнику, и целый сонм небесных сил взывает, и место вокруг жертвенника наполняется ангельскими ликами в честь Возлежащего...

Некоторый пресвитер, муж дивный и неоднократно видевший откровения, и самое сие время сподобился видеть множество ангелов, одетых в светлые одежды, окружавших жертвенник и поникших главами...

Это таинство и здесь делает для тебя землю Небом; открой же врата Неба и взгляни, или лучше, врата не Неба, а Неба Небес, и ты увидишь тогда сказанное. Что там есть самого драгоценного, то же самое я покажу тебе на земле.

Западные богословы аргументировали, что такое понимание эпиклезы в сущности не отличается от молитвы призывания ангела, который должен понести освященные Дары к Престолу Божию, в католической мессе.

В своих взглядах на семейную жизнь святой Иоанн, хотя и всегда оставался строгим моралистом, тем не менее обнаруживал глубокое понимание и терпимость. Он положительно относился к семье и никогда не настаивал на необходимости монашеской жизни для всех. Поучения о семейной жизни рассеяны во многих его проповедях, особенно в комментариях на послания к Коринфянам, Ефесянам и Колоссянам. Так, в одной из проповедей на Колоссян он говорит о великом таинстве, в котором два человека становятся одно, но затем, в детях, это единство становится множеством. Говоря о величии этого таинства, которое служит типом отношений между Христом и Церковью, Златоуст использует это как повод для осуждения сопутствующих свадьбам разнузданного веселья, пьянства и плясок.

Святой Иоанн пользуется всевозможными предлогами для обсуждения социальных проблем, в особенности проблемы собственности, о чем, пожалуй, ни один христианский писатель не написал более него. Златоуст считал, что собственность и богатства ― великий соблазн и что они стоят на пути между человеком и Богом. В беседах «О статуях» он неоднократно говорит о тщете материального благосостояния: «...нет ничего ненадежнее богатства... истинное богатство и изобилие состоят в благах совершенных и неподверженных никакой перемене» (Беседы «О статуях», 2, 4).

Возражения Златоуста против богатства в особенности касаются Церкви. Церкви положено печься о человеческих душах, а не о своем внутреннем убранстве. Спаситель во время Тайной Вечери дал своим ученикам пить не из золотой чаши, а подарил им заповедь любви друг к другу.

Помимо всего прочего, богатство происходит из неравенства, а следовательно, из несправедливости. Это вполне согласуется с пониманием первородного греха как поражения смертностью и боязни смерти, которые в свою очередь заставляют искать мнимое и временное спасение путем накопления богатств. Согласно святому Иоанну, все принадлежит Богу, поэтому такие слова, как «мое», «твое» и т.п., должны быть изгнаны из христианской общины. Проблемы собственности всесторонне обсуждаются в его комментарии на «Деяния апостолов».

Касаясь вопросов, связанных с существованием государства, Златоуст утверждал, что власть есть последствие греха, и не скрывал своего неодобрения по поводу методов наказания, практикуемых государством, противополагая их принципу милосердия, осуществляемого в Церкви. Примером его отношения может служить уже упоминавшийся случай с министром Евтропием, который искал убежища у алтаря. Произнесенная в то воскресенье длинная проповедь в сущности сводится к следующему: вот видишь, куда тебя завела политика, а теперь ты пришел в церковь за защитой! Признавая светский авторитет императора, Златоуст считал священство намного выше. Он бесстрашно выступал против императорской власти во всех тех случаях, когда она пыталась вмешаться в церковные дела. С другой стороны, он никогда не пытался использовать государственный авторитет для решения церковных проблем, как это делал его западный современник святой Амвросий Медиоланский. Будучи человеком до-Константиновой эпохи, Златоуст был чужд принципу «симфонии», зарождавшемуся в Византии. Напротив, он склонен был четко разграничивать сферы влияния Церкви и государства.

Глава 7. Латинские отцы Церкви

В IV веке богословие латинского Запада далеко отставало от философской глубины и интеллектуальной утонченности греческого Востока. Однако изучение латинских отцов этого периода, когда обе половины христианского мира еще сохраняли единство, важно хотя бы потому, что в их писаниях уже намечаются черты дальнейшего развития западного христианства.

Святитель Иларий Пиктавийский

Святой Иларий родился в 315 году в городе Пуатье, называвшемся тогда Пиктавиум, в знатной галло-римской семье. В 350 году он крестился, а уже в 353 году прямо из мирян был избран епископом. Когда Иларий начинал свою церковную деятельность, Восток был раздираем на части борьбой с арианством, но на Западе все было спокойно ― большинство христиан придерживалось православной никейской веры. Но скоро обстоятельства переменились.

В 350 году единственным императором Востока и Запада стал племянник Константина Констанций, поддерживавший ариан. Он немедленно послал епископов Валента и Урзакия в западную часть империи собирать подписи под арианским вероопределением. При этом Констанций, конечно, не отдавал себе отчета в том, что он вводит в употребление новую веру: в своих собственных глазах он, по-видимому, был просветителем невежественных латинян, не наставленных в истинной вере.

Все западные епископы, не исключая самого папу Ливерия, подписали арианское исповедание веры. Греческого языка они не знали и поэтому не понимали важности различия между «омоусиос» и «омиусиос». Единственным западным епископом, отказавшимся подписать арианский Символ веры, оказался святой Ил арий, за что его незамедлительно сослали во Фригию, в Малой Азии. Примерно в это же время его восточный единомышленник, святой Афанасий Великий, такой же одинокий борец за никейскую веру, тоже находился в изгнании. И л арий так никогда и не встретился с Афанасием, но зато в ссылке у него было довольно много времени для чтения его сочинений, а также писаний Оригена, для чего ему пришлось выучить греческий язык. Кроме того, он завел себе много друзей среди православных епископов, которых миновала арианская «чистка».

В ссылке святой Иларий написал книгу против Констанция. Несомненно, он был человеком большого мужества и внутренней честности, за что его иногда называют западным святым Афанасием. Ему принадлежит также систематическое изложение православного учения о Троице.

В 361 году император Констанций умер, и на трон взошел Юлиан Отступник, который занялся восстановлением язычества, а христиан оставил в покое. Все православные епископы получили возможность вернуться из ссылки: святой Афанасий поехал домой в Александрию, а святой Иларий ― в Пуатье, где возобновил свое служение. Он умер в 368 году, так и не дожив до окончательной победы Православия при Феодосии.

Богословские взгляды святого Илария изложены в книге «О Святой Троице». Наиболее важными представляются следующие три положения:

1. Попытка привести к общему знаменателю «омоусиос» и «омиусиос». Иларий был единственным западным богословом своего времени, знавшим греческий язык и понимавшим всю важность проблемы. Богословствовать по-латыни было трудно из-за отсутствия необходимой терминологии. Трудность состояла в том, что латинские эквиваленты трех основных терминов, введенных отцами-каппадокийцами, были двусмысленны. Греческое πρόσωπον, просопон (лицо) на латынь переводилось как persona, ουσία, усия (сущность) переводилась как essentia или substantia, a ϋπόστασις, ипостасис (ипостась) ― тоже как substantia. Разобраться во всем этом было очень трудно, и поэтому на Западе царила еще большая путаница, чем на Востоке. «Три ипостаси» по-латыни звучало как «три сущности», вызывая подозрение, что речь идет о трех богах. Поэтому было решено говорить об одной сущности и трех Лицах, давая основания для упреков в савеллианстве, модализме и тому подобных ересях. В своей книге святой Иларий пытается согласовать две богословские терминологии.

2. Стараясь объяснить, каким образом во Христе объединены человеческая и божественная природы, Иларий, возможно, сам того не желая, подвергся обвинению в аполлинарианстве. Объясняя двойную природу Христа, он пользуется аналогией души и тела. Однако эта аналогия оставляет желать лучшего, ибо человек обладает единой тварной природой ― так, по крайней мере, понимает человека семитическая антропология (у неоплатоников тело вообще не имеет никакого отношения к душе, которая сродни божественному). Двойную природу Иисуса Христа невозможно описать как взаимное дополнение двух природ, подразумеваемое аналогией души и тела. Лучше вообще избегать всяких аналогий, а в особенности этой. Именно ею пользовался Аполлинарий Лаодикийский, учивший, что Христос состоял из человеческого тела, наделенного божественной душой.