Виктор Грушко - Судьба разведчика: Книга воспоминаний
А на деле? Стали ли труженики появляться на своих рабочиместах одухотворенными, готовыми к новым свершениям и возвращаться домой с букетами цветов для жен вместо опостылевшей бутылки водки? Если бы!
Еще со времен «сухого закона» в США практика показала, что решение проблемы алкоголизма административным наскоком, к глубокому сожалению, ни к чему, кроме криминализации производства и торговли спиртными напитками, не ведет. Не принес результатов и полный запрет алкоголя в Советском Союзе в 20-е годы, вместо которого Сталин ввел государственную монополию на торговлю спиртными напитками. Большой опыт использования государством в этих целях винной монополии имелся также в Скандинавских странах.
Горбачеву и другим, кто стоял у истоков антиалкогольной кампании 80-х годов, следовало бы в первую очередь изучить имевшийся опыт и не повторять чужих ошибок. В действительности же мы получили целый букет проблем: астрономический скачок теневых доходов и накопление первоначального частного капитала, бурный рост коррупции, исчезновение из продажи сахара в целях самогоноварения, уничтожение производства марочных вин и качественного пива, отравление сограждан суррогатами и распространение наркомании, многочасовое стояние в очередях «традиционалистов» вместе с бушующими алкоголиками, взлет бытовой преступности, сокращение реального уровня жизни в и без того не процветающих семьях пьющих, усиление центробежных тенденций в винодельческих республиках — на Украине, в Молдавии и Закавказье. Короче, результаты оказались прямо противоположными ожидаемым, а казна недосчиталась огромных бюджетных сумм, возместить которые оказалось нечем.
Пример благих намерений, которыми вымощена дорога в ад, я привел для того, чтобы показать, что в реальной жизни не бывает простых решений. Все должно продумываться, взвешиваться и просчитываться. Поспешность, красивые слова, в которых желаемое выдается за действительное, шанса на успех не имеют.
В распаде Советского Союза как великой многонациональной державы я виню не только местных сепаратистов, но и политику Горбачева. У нас, в КГБ, имелись сведения о «популярности» Горбачева среди различных групп и слоев населения. Доверие к нему как к руководителю страны катастрофически падало. Неприукрашенная информация на этот счет Президенту поступала от нас регулярно. В 1991 году он уже пользовался поддержкой всего от 4 до 10 процентов населения в разных регионах.
Было ясно, что Прибалтийские республики, например, намерены поставить вопрос о выходе из Советского Союза в том случае, если большинство их населения в установленном законом порядке выскажется за это. Предстоял своего рода «бракоразводный» процесс с разрешением определенных имущественных и иных вопросов, вытекающих из продолжительной совместной жизни. Тот способ, которым развод в конечном счете произошел, никак не назовешь справедливым.
Советский Союз как таковой и отдельные республики, входившие в него, прежде всего Российская Федерация, вложили в Прибалтику огромные ресурсы. Раздела или компенсации собственности после провозглашения независимости Латвии, Литвы и Эстонии не произошло. Напротив, появились территориальные претензии к России, которые представляют собой «мину замедленного действия». А ведь всего этого можно было избежать, своевременно обсудив все вопросы. Сепаратисты диктовали условия, которые принимались, по сути, безоговорочно и в нарушение существовавших законодательных процедур.
Поощрение руководством страны ее распада имело самые негативные последствия. Советский Союз, нравился он кому-то или нет, имел интегрированную экономику. Развитие и размещение производительных сил, межхозяйственные связи складывались и отлаживались десятилетиями, а порой и столетиями. Взаимозависимость была насущной экономической реальностью. Националисты и сепаратисты повсеместно, включая и Россию, утверждали, что именно их республика якобы проигрывала от такой интеграции и могла бы намного успешнее существовать в одиночку. В действительности наибольшую выгоду от перераспределения национального дохода в рамках Советского Союза получали окраинные республики, прежде всего в Средней Азии, Закавказье и Прибалтике. Но Россия как объединяющее звено, на мой взгляд, не оставалась внакладе, если говорить о серьезных и долгосрочных геополитических интересах. Утверждения о том, что Москва грабила «имперские окраины» или, наоборот, «кормила дармоедов», настолько примитивны, что не заслуживают комментариев. Миллионы людей, которые пришли на референдум 17 марта 1991 г., напрочь отвергли такие домыслы и выразили желание жить в обновленном Союзе. Этот факт никто не может отрицать!
Или взять военно-стратегические проблемы. Оборона Советского Союза строилась исходя из потребностей защиты всей его территории. Разумеется, приграничные районы имели особое значение. Прибалтика составляла один из флангов страны, где наряду с другими располагались и стратегические объекты, так как все наши бывшие западные территории ранее подвергались агрессии. Все это требовало самого серьезного обсуждения и решения.
Как в Уставе Организации Объединенных Наций, так и в документах СБСЕ определены критерии самостоятельности и суверенности государств. Во всех послевоенных соглашениях основополагающим считался принцип нерушимости границ. Если требовался пересмотр этого главного принципа, почему не был созван соответствующий международный, форум? Почему не были задействованы даже внутрисоюзные процедуры для урегулирования всего комплекса непростых вопросов до или после известных событий августа 1991 года?
Спешка и непродуманность царили в переговорах по «переподписанию» союзного договора до августа 1991 года. После августа Горбачев был готов пойти на все и с легкостью соглашался на любые требования, особенно со стороны Прибалтийских республик. Главное — удержаться у власти. Предоставление независимости было осуществлено без урегулирования ключевых проблем и без разграничения полномочий. Что бы ни говорили нынешние сторонники Горбачева, его решения были противозаконными, антидемократичными и несправедливыми. Именно он, первый Президент СССР, который выступал за демократические методы в процессе принятия политических решений, вел себя авторитарно, когда речь заходила о прочности его личной власти.
Выиграла ли Россия от развала Советского Союза? С самого начала было ясно, что нет. Большинство бывших советских республик тоже ощутили на себе утрату преимуществ экономической интеграции. Существовали ли у республик СССР объективные интересы для политического обособления? У меня нет оснований для таких предположений. Договориться с республиками было вполне возможно. Политическая атмосфера в 1990–1991 годах позволяла добиться согласия, но, к сожалению, крикливая настойчивость сепаратистов нашла благодатную почву в безграничной уступчивости центра.
Поведение союзного руководства оказалось безответственным, а победа республик — пирровой, поскольку экономическая ситуация во всех без исключения регионах ухудшилась, хозяйственные связи нарушились, не говоря уже о бедственном, а порой и трагическом положении национальных меньшинств, прежде всего русских.
Было ли это бегством от коммунизма? Думаю, что нет. Пересмотр главы 6 Конституции СССР о руководящей и направляющей роли коммунистической партии в Москве и столицах союзных республик прошел безболезненно. Такие же, как и я, члены компартии не имели ничего против свободной конкуренции с другими общественно-политическими течениями в борьбе за более справедливую политику с точки зрения интересов трудящихся. Другое дело, что руководство КПСС к политическому плюрализму в стране было абсолютно не готово.
Если брать международное окружение, то у нас имелись надежные данные о том, что США и НАТО очень рассчитывали на ослабление Советского Союза. Но столь быстрый коллапс главного противника явился даже для них неожиданным подарком. Больше всего наши оппоненты опасались возрождения великой социалистической державы в новом, демократическом качестве.
Главной целью внешней политики любого государства является защита своих национальных интересов. Важнейшей задачей разведывательных органов страны были и всегда будут ориентирование высшего политического руководства о возможностях достижения этой цели и максимальное содействие ему с использованием специфических средств.
Когда меня в 1989 году назначили заместителем председателя и начальником Второго главного управления КГБ, ответственного за контршпионаж, в мои обязанности было включено, в частности, предотвращение утечки информации, составляющей государственную тайну. Каналы утечки такой информации из республик Прибалтики, в том числе через зарубежных «консультантов» народных фронтов, были установлены. Об этом доложили Горбачеву. Частично факты были преданы огласке через средства массовой информации. Наряду с доказанными случаями имелся целый ряд серьезных оперативных сигналов, требовавших дальнейшей работы. Как бывший разведчик я не мог не почувствовать «по почерку» особого интереса ЦРУ к приглашениям в ознакомительные поездки за американский счет целых групп советских народных депутатов и представителей региональных элит. Их обрабатывали и деликатно, и не очень. Попытки оказать влияние на происходившее в Советском Союзе явно прослеживались в действиях западных специальных служб. Может быть, Горбачев, Яковлев или Шеварднадзе и не были прямыми агентами влияния американцев, но ставку на них в Вашингтоне определенно делали. Американцы, конечно, приложили руку к расколу Советского Союза. Это подтвердится сведениями из архивов американских спецслужб, если когда-нибудь они будут рассекречены. Но нам и в самом начале 90-х годов их цели были ясны. Они походили на планы в отношении Югославии. Содействовать росту местных националистических настроений вплоть до выдвижения требований о «самоопределении» и помогать им в международном признании новых государственных образований, не учитывая критериев ООН или Европейского совещания по безопасности и сотрудничеству. В Советском Союзе американцы поддерживали любое устремление к сепаратизму под прикрытием лозунга демократизации.
