Дмитрий Фурманов - Мятеж
- Не придут, сволочь, боятся, - крякнул Караваев.
- Придут, проси лучше, - усмешливо ему ответил Чеусов.
Мы всю ночь на ногах в штадиве. По проводу говорили с Ташкентом, сообщали свежие новости. За ночь два раза прибегал из крепости Агидуллин и взволнованно рассказывал сначала, как Шегабутдинова чуть не прикончили, потом - как собиралась крепость выступать. Наши дозорные через каждые полчаса приходили с разных концов к штабу и докладывали, где рыщут пьяные разъезды крепостников, где кого они примяли, где произвели дебош, самочинный обыск... Мы были в курсе происходящего.
Потом звонок из крепости:
- Начдиву немедленно явиться в крепость.
Это было в три. Мы подумали-подумали - воспретили ему идти:
- Подождем до утра, пока не ходи.
Утром снова звонят:
- Явиться! Крепость требует!
- Я еду, - заявил Белов. - Павлушку беру Береснева и еду, а то еще подумают, подлецы, что боюсь их.
Это было уже иное время, иное положенье: шесть утра.
Ночью, в три, к пьяным идти куда было опасней.
Теперь, под утро, был слабей хмельной угар.
С Беловым поехали Бочаров, Кравчук, Пацынко. Мы их перед отъездом напутствовали советами.
- Павел, - приказывал дорогой Бересневу Белов. - Ты в крепости, тово, лишку не болтай. Сил наших настоящих не называй, а если спросят - раз в тридцать больше ври...
- Ладно. Знаю сам.
Ехали дальше молча.
Подъехали к крепости.
У ворот, окруженный шумной братвой, встречает Караваев.
- Слезай с коней, давай оружие, - обратился он к приехавшим.
- Караваев, ты это брось, - сказал ему серьезно начдив. - Дело не в наших четырех револьверах, а мы ведь все-таки по приглашению... как делегаты, - так с делегатами нельзя.
- А это я для вас же, товарищ начдив, - с ухмылкой пояснил Караваев. - Вас же оберегаю. Массы, знаете ли, настроены очень скверно, могут, знаете ли, крикнуть: бей! То есть вас-то, дескать, бить... А вы... вгорячах и прицелиться, пожалуй, можете...
Толпа мятежников окружила приехавших тесным кольцом. Некуда деться. Да и бесполезно открывать огонь - зачем? Ребята молча сняли револьверы, отдали.
Толпа облипала, ширилась по кругу, росла. Караваев деланно громким голосом, - так, чтобы слышали все, - спросил занозливо Белова:
- А что, товарищ Белов, разве это белая банда, как вы называли, а? Посмотрите-ка...
И Караваев рукой обвел неопределенно вокруг, словно хотел сказать:
"Эва, какие владенья-то у меня!"
Белов молчал. Тогда Караваев резче, громче:
- Так разве это похоже на белую банду, а?
Тихо и строго Белов ему ответил:
- Не знаю, брат, не знаю, - сразу не определишь. - А потом добавил еще строже: - Ну, веди-ка нас в боесовет, там, верно, ждут - зачем звали.
Караваев от этого спокойного и строгого тона Панфилыча сразу потерялся, не знал, что дальше сказать, а когда увидел, что Белов уверенно, твердо пошел вперед средь раздвинувшейся притихшей толпы, только кинул ему вслед что-то неудачное и скороходью сам заторопился, догнал, повел к боесовету.
В комнате боесовета народу сбилось до отказа. Тут все члены совета в сборе. Они знали, что из крепости с минуты на минуту должны приехать делегаты, и нетерпеливо их поджидали. Посредине стола торжествующе восседал сам Чеусов. Как только Белов появился в дверях вместе с товарищами - Чеусов к нему:
- Ну, вот, мы вас и ждали. Это вы являетесь хозяином дивизии?
- Я не хозяин, а начальник дивизии.
- Это одно и то же, - чуть сдрейфил Чеусов.
- Ну, - сказал Панфилов, - зачем вы нас позвали?
Кругом с оттянутыми шеями стояли красноармейцы. Они серьезно, сосредоточенно вслушивались в то, что говорили кругом. Иные пересмехались:
- Отта да... Отта самые что ни на есть... Одни главари попались...
- Мы вас хотим допросить, - заявил Чеусов. - Например, мы вам посылали делегатов в штаб, от вас тоже были... И мирное положение вполне было достигнуто... Мы вас уверяли, что хотим избежать кровопролития. Хорошо. Так вот почему же после этого всего вы от штаба в разные стороны выставляли посты, а на крепость направили свои пулеметы?
- Это ложь, - твердо ссек его Белов. - Никаких пулеметов на крепость мы не выставляли. Ложь. А что касается постов в разные стороны - так посты были и от вас: такое создалось положение, нам надо было охранять свой штаб...
- Угу... Так... хорошо, - расправил Чеусов мягкие, пышные усы.
Он сидел, важно развалившись на стуле, и, видимо, с большим наслажденьем смаковал свою новую, неожиданную роль. Он себя в те минуты, верно, почитал не простым допытчиком, а верховным судией: так много самоуверенной важности было у него во всей его фигуре, в позе, во взгляде, в небрежно произносимых словах.
- Хорошо-с... Так... А почему это, - продолжал он, - почему это вы грузили несколько дней назад брички оружием и почему же это вы направили их не куда-нибудь, а именно к озеру Балхашу?
- Киргизов вооружать! - крикнул кто-то от стены.
- Что такое, что за дичь, за вранье, - спокойно спросил Панфилов, откуда вы все это взяли?
- Сам видел.
- Что сам видел?
- Как нагружали... да... да...
- Ну, уж это, брат, - и Панфилов развел руками. - Я заявляю, - вдруг повысил он голос, - заявляю, что никакого оружия за последнее время я не грузил и не отправлял на Балхаш. Это... это выдумка...
Вдруг Караваев стукнул по столу:
- А, что там слушать. Они вам брехают, а вы тут развесьте уши... Идти сейчас же и всех из штаба привести сюда...
- Стой, стой, Караваев, - остановил его Чеусов, - стой, не горячись.
На Караваева действовал окрик, он примолкал.
- Караваев, погоди, а вы, - обратился он к Белову, - вы мне еще на один вопросик ответьте: сколько же это у вас пулеметов в особом и в трибунале?
- Да я-то откуда знаю, они мне не подчинены. У них спрашивайте, при чем тут штаб...
- Да что их слушать, - снова кто-то выкрикнул из толпы, - одно все вранье. В работу их взять...
- Я предлагаю, - рявкнул октавой Букин, - предлагаю все разговоры кончить, а Белова и пришедших с ним посадить в отдельную камеру...
Он грузно поднялся из-за стола, подошел к Панфилычу, взял его за плечо и сказал:
- Ну-ка, идем в кабинет, посидишь, а мы тут сами доделаем.
Белов резко отдернул руку Букина, запальчиво крикнул:
- Это что такое? Не сметь трогать! Знаете, что если вы нас и арестуете, если расстреляете даже - революция от этого не пропадет, не погибнет... Но вам тогда несдобровать... И дело без крови не обойдется: команды особотдела, трибунала и штадива - они даром вам в руки не дадутся... Так и знайте: будет бой, будет кровь! А вы сами присылали делегацию, заявляли, что против кровопролитья.
Все притихли и слушали со вниманием его страстную, обозленную речь.
- Я другое предлагаю, - продолжал Белов, - я предлагаю идти нам вместе к проводу и поговорить с Ташкентом, вызвать командующего; и если он разрешит обезоружить команды - так тому и быть... Тогда без крови. А так идите, попробуйте... Как "они" цукнут!
Речь произвела впечатление. За Беловым тотчас Береснев:
- Ребята, говорю это я - Павел Береснев. Я Белова знаю давно. Это человек хороший. Он не врет. И что он говорит, то дело. Его надо слушать... д...да...
Встал, выпалил, примолк, сел, голову положил на широкие ладонищи.
Тут же случился Мерлин, председатель уревкома.
- Товарищи, вот видите мои худые сапоги? - и он приподнял сапог с отвалившейся подошвой. - Клянусь вам, что не надо никаких насилий. Прошу верить мне, как давно работающему в Семиречье... Миром, миром, товарищи...
Мерлин лопотал что-то ненужное, бессвязное, но уже настроение общее давно переменилось, - от прежнего задора не было следа. Сошлись на том, что вместе с Беловым поедут в штадив представители боесовета и лично будут участвовать в разговорах военсовета с центром.
Выбрали Чеусова, Караваева.
А чтобы с ними ничего не случилось, в крепости оставили заложниками Бочарова и Кравчука. Пацынко уехал с Беловым, с ними Чеусов, а Караваев, взяв человек тридцать конных, догнал их в пути.
И когда подъезжали к штадиву, Караваев и Чеусов, - боясь, что откроют огонь, Белова направили вперед, а сами за ним, зорко озираясь, робко пробрались во двор.
Подступили к проводу. Подошли к ним и мы, остававшиеся в штадиве.
Вызвали ревсовет фронта.
Рано утром этого же дня, то есть 13-го, городская партийная организация собралась около комитета. На руках у комитетчиков было распоряжение обкома явиться к военному совету. Но они и думать про то не думали - развернули знамена и прямым сообщением наладили в крепость. Там их встретили как желанных друзей, торжественно, с музыкой. Партийные представители, по приглашению боесовета, уже работали в нем заодно с мятежниками. Крепость чувствовала себя в некотором смысле "революционной". И в самом деле как это выходило революционно!
Тут тебе и коммунисты как будто заодно, тут тебе можно и "долой коммунистов" кричать, и уничтожать агентов по продразверстке, и требовать разоруженья особотдела и трибунала, свергать все власти военные и гражданские, провозглашать свою мятежную, крепостную власть, - это вот так коммунисты, с такими и дело любо вести!
