Дмитрий Винтер - Опричнина. От Ивана Грозного до Путина
Добавлю еще, что, не будь завещание Ивана Грозного уничтожено, побыть царем Эрнест все равно не успел бы, так как он умер раньше последнего царя-Рюриковича, в 1595 г., в должности наместника Испании в Нидерландах, каковую занимал с 1592 г. Если только… Если только Иван Грозный не хотел посадить эрцгерцога на русский трон сразу после своей смерти, минуя Федора.
Отнюдь не исключено, что Поссевино склонял его к чему-то подобному. Во всяком случае, известно, что он распространял сведения об «умственном ничтожестве Федора, граничащем с идиотизмом», что при всей неспособности Федора к правлению выглядит все же явным преувеличением, зато вполне вписывается в общую линию поведения папского посла: склонить царя передать престол эрцгерцогу. В пользу того, что Иван Грозный именно так и решил, говорят некоторые факты, приводимые Р. Г. Скрынниковым.
Так, этот автор цитирует Дж. Горсея: мол, после смерти Грозного был созван «парламент (Земский собор. – Д. В.) из митрополитов,, высших духовных лиц и всего дворянского сословия без разбора» якобы только для утверждения времени коронации Федора[872]. Однако для таких рутинных вопросов земские соборы не созывались! Речь о соборе могла идти, только если возникала неясность с престолонаследием. А это могло иметь место только в том случае, если царь завещал трон кому-то, кроме сына. Впрочем, неясно, шла ли речь именно об эрцгерцоге Эрнесте или, например, о том же Симеоне Бекбулатовиче. Но с учетом всего сказанного – скорее первое.
А. Курганов вслед за Н. И. Костомаровым тоже считает, что тайну завещания Грозного выдал Годунову дьяк Андрей Щелкалов, хотя это плохо соотносится с его же утверждением, что Щелкалов придерживался прогабсбургской ориентации и, в частности, с предположением, что именно он был инициатором разрыва Ивана Грозного с королевой Елизаветой в 1570 г., а в 1583 г. сорвал «английский брак» царя (о нем чуть ниже, пока же отметим, что на самом деле брак сорвался по инициативе английской стороны).
Кстати, вот тут – с учетом всего, что нам уже известно о «Новой Орде» вообще и о возможной роли «ордынского фактора» в разрыве с Англией, и вообще в перемене внешнеполитической ориентации России – возникает еще один вопрос: а Щелкалов – кто? Уж не потомок ли Щелкана Дюденевича, убитого в Твери в 1327 г. за злоупотребления при сборе дани?
При этом сам А. Курганов высказывает мнение, что ориентация на Габсбургов была выгодна России, поскольку путем союза с ними можно было сдерживать как Польшу, так и Турцию[873]. Впрочем, пока Польшей правил ставленник Турции Стефан Баторий, это, может быть, и было правильно. Вот только кто создал еще в 1550-х гг., когда у царя был шанс, победив Крым, стать Великим Князем Литовским, такое положение, что теперь с Польшей и Литвой приходилось воевать? И если уж так выгоден союз с Габсбургами, кто довел до того, что к началу 1580-х гг. Россия в глазах «цесаря» потеряла ценность как союзник, и в итоге венская часть миссии Истомы Шевригина потерпела провал?
А теперь вернемся к вопросу об отравлении как Ивана Грозного, так и Ивана-царевича. Так вот, известный советский антрополог М. М. Герасимов обнаружил в костях Грозного большое количество ртути, которую, вероятно, добавляли в целебные мази, использовавшиеся царем для лечения, например, суставов. Л. Е. Морозова винит в отравлении Ивана Васильевича его последнюю жену Марию Нагую, мать царевича Дмитрия, поскольку Грозный, как известно, собирался жениться на английской принцессе Мэри Гастингс, племяннице королевы Елизаветы, а Марию Нагую постричь в монастырь. В то же время Морозова отрицает причастность к отравлению Грозного царя Бориса Годунова, поскольку-де ему как шурину наследника престола и так должна была достаться реальная власть[874].
Однако если принять во внимание, что Годунов после гибели царевича Ивана, как мы видели, вышел из царского фавора, а особенно если действительно имелось завещание Ивана IV насчет эрцгерцога Эрнеста, то необходимо признать, что у Годунова было, по крайней мере, не меньше причин, чем у Марии Нагой, желать смерти самодержцу, особенно если учесть, что брак царя с английской принцессой так и не состоялся – англичанка, прослышав о тиранстве царя, отказала московским сватам под надуманным предлогом – царю ответили, что девица, на которой хочет жениться Иван, «больна и притом не хочет переменять веры»: условием брака был переход в православие не только самой принцессы, но и всех представителей английской знати («бояр и боярынь»), которые приехали бы с нею в Россию[875].
Но по поводу «английского брака», вернее, его неудачи есть и другие соображения: а может быть, предложение Ивана Грозного отвергла сама Елизавета, испугавшись варианта «Филиппа и Марии»? Напомню, что Елизавета была бездетна, Мэри Гастингс вполне могла стать ее наследницей (или, по крайней мере, на это могли рассчитывать в Москве), и тогда… Стал же в 1553 г. Филипп II Испанский королем Англии, женившись на Марии Кровавой! А если Грозный ранее действительно делал предложение самой Елизавете, то у нее тем более были основания опасаться…
Так или иначе, прием русского посла Писемского (приехавшего с брачным предложением) в Лондоне откладывался все дальше, поскольку англичане знали о поражениях царя в Ливонской войне, да и поляки в Лондоне тоже со, своей стороны, переговоры вели. Наконец Англия потребовала за царский брак ни много ни мало… монополии на внешнюю торговлю России
(Н. И. Костомаров пишет: «исключительной и беспошлинной торговли для англичан»), и только тут Писемский наконец сообразил, что над ним смеются[876].
Впрочем, и царь, со своей стороны, выдвигал явно неприемлемые требования – например, чтобы королева помогла ему снова завоевать Ливонию. Ну, или по крайней мере помогла заключить «настоящий» (т. е. с отдачей Ливонии и Полоцка) мир со Стефаном Баторием[877], что по сути означало то же самое, ибо как можно было заключить такой мир, не взяв реванш за поражение в предыдущей войне? Других забот у Англии, над которой уже висела угроза нашествия «Непобедимой Армады», по мнению царя, не было. А может быть, в сознании Грозного сработал «прогабсбургский» фактор: пусть Англия, помогая России, истощит свои силы, авось «другу Филиппу» (лишением которого английского престола Иван Васильевич, напомним, попрекал Елизавету и всех «людей английской земли» еще в 1570 г.) легче будет после того ее завоевать!
Короче говоря, обе стороны выдвигали требовали невозможного, после чего неудивительно, что брак расстроился. Причем, если со стороны России требования были инспирированы Щелкаловым, то получается, что английский брак царя сорвал таки он!
С учетом всего этого вернемся к завещанию Ивана Грозного и спросим: не эта ли идея – посадить на русский престол Габсбурга – была подкинута самодержцу Антонио Поссевино? Ну, может, при поддержке Щелкалова… И папский посол довольно откровенно объясняет, зачем: «ибо через нее (Россию. – Д. В.) открывается путь в Азию быстрее, чем через какую-либо другую страну мира»[878].
Странно все это читать. На тот момент Габсбурги – владыки мира и владыки морей. Испанский флот контролирует все судоходство в Атлантике, а только что (в 1580 г.) испанцами оккупирована и Португалия, которая господствует в Индийском океане и на Дальнем Востоке. Нидерланды и Англия только начинают оспаривать у габсбургской сверхдержавы морское владычество.
А может быть, иезуиты уж осознают: владеть морями Габсбургам осталось недолго? И соответственно хотят заменить морские пути в Азию – сухопутными, через Россию? И, соединив сверхдержаву Габсбургов с Московской Ордой, превратить ее из империи хотя бы частично морской – в евразийскую континентальную?
И надежды на такой поворот дела у них были! Иван Васильевич явно не собирался оставлять свою «идею фикс» – соединить евразийского монстра, сверхдержаву Чингисидов (ну, поначалу хоть Золотую Орду как часть ее) с европейским монстром – сверхдержавой Габсбургов. Если уж не выгорело сделать это под своей властью, так хоть под властью «римских цесарей». Не стоит забывать: именно Габсбургский дом Иван Грозный почитал больше других, особенно к концу своего правления, когда «римские цесари» стали им считаться чуть ли не единственными правителями в Европе, с кем он говорил как с равными.
Такая вот рокировочка, понимаешь! И если сына Ивана таки убил сам царь, то не для того ли он это сделал, чтобы освободить место для такой вот комбинации. А Поссевино, который в первый раз побывал в Москве еще в августе 1581 г., вполне мог помочь спровоцировать решающую ссору. А может, и не провоцировал, а царь сам к этому пришел, послушав иезуита. Так сказать, пожертвовал родной кровью и вообще династией ради идеи… Я ничего не утверждаю, и вообще вопросов по-прежнему больше, чем ответов. Но чем больше анализируешь имеющиеся факты, тем более жуткие мысли лезут в голову.