Леонид Левитин - Узбекистан на историческом повороте
Полагаю, что рассказ Николая Ивановича Кучерского, относящийся к 1997 г., достаточно яркая иллюстрация новейшей истории Узбекистана.
В Ургуте все спокойно
Во многих аналитических материалах по Узбекистану, отечественных и зарубежных, делается вывод, что реформы нередко не давали ожидаемых результатов из-за того, что при принятии конкретных решений, на правительственном и региональном уровнях, и их реализации преобладали частные интересы сохранившей свои позиции бывшей партийно-государственной номенклатуры. (Узбекистан: обретение нового облика, с. 20). Справедливость таких суждений очевидна. Да иного и не могло быть. Партикуляристская бюрократия есть партикуляристская бюрократия. Однако трудно не согласиться с тем, что главы местной администрации - хокимы - становой хребет исполнительной государственной власти. Именно хокимами так или иначе реализуются государственные решения. Согласно конституции в их компетенции обеспечение законности, правопорядка и безопасности граждан, вопросы экономического, социального и культурного развития территорий, формирование и исполнение местного бюджета, установление местных налогов и сборов, формирование внебюджетных фондов, руководство местным коммунальным хозяйством, охрана окружающей среды и т. д.
Я хотел бы рассказать об одном хокиме - Ургутского района Самаркандской области, хотя бывал и в других областях и районах. Выбор же мой определен тем, что он, по моим понятиям, типичный, средней руки хоким, и тем, что в Ургуте я был в июле 1995 г. вместе с Дональдом Карлайлом, на мнение которого я неоднократно ссылался. Мы могли вместе порассуждать, сопоставить наши мнения, проверить, если угодно, их истинность.
Ургут - районный центр в 40 км от Самарканда. Город, по узбекским понятиям, средний по величине, население - около 40 тыс. человек. Как он управляется? Если смотреть, так сказать, в корень, - как и раньше при советской власти. Во время нашего визита хокимом был бывший секретарь райкома партии. Правда, не ургутского, а другого. Однако - одна немаловажная деталь. Он формально никого не назначает, никого не снимает, но любое назначение или смещение согласовывается с ним, а все вопросы хозяйственной, социальной, культурной жизни района решаются непременно с учетом его мнения. Действуют в этих случаях авторитет хокима и узбекская ментальность. Когда Карлайл спрашивал у людей: "Что будет, если вы не согласитесь с мнением хокима, не выполните его распоряжения?" - собеседники наши удивлялись: как это они не выполнят распоряжение хокима и почему они не должны соглашаться с его мнением? Они даже не задумывались о такой возможности. А надо сказать, что беседовали мы приватно, за пиалой чая, и переводчица у Карлайла была своя, не местная. Опасений, что откровенность повлечет для наших собеседников какие-то неблагоприятные последствия, у них не могло быть.
Хокиму было за пятьдесят. Он показался нам сначала недобрым, неразговорчивым и даже угрюмым, но вдруг охотно начал рассказывать анекдоты об Ургуте и ургутцах. Он обратился к Карлайлу: "Вы - американец, и я хотел бы, чтобы вы послушали анекдот про Ургут и вашего бывшего президента Рейгана. Так вот, уважаемый профессор, вы, наверно, не знаете, но Рейган каждый рабочий день начинал с того, что спрашивал у своего помощника: как дела в Ургуте, спокойно ли там? И только получив ответ, что в Ургуте все спокойно, говорил: "Ну, тогда давайте перейдем к вопросам мировой политики, о стабильности в мире можно не беспокоиться". Дело в том, разъяснил нам хоким, что раньше, до Каримова, Ургут был одним из самых неспокойных мест в Узбекистане. Здесь всегда имелась сильная оппозиция, и самаркандской власти, и ташкентской. Причем держались в этом смысле ургутцы стойко даже в самые свирепые времена. Карлайлу анекдот очень понравился. Он, правда, сожалел, что не сможет рассказать его 40-му президенту США.
Другие наши собеседники говорили о том, что в существовавшем раньше в Ургуте большом колхозе невозможно было нормально организовать труд, поскольку желающих работать было гораздо больше, чем работы. Полеводство - сезонное, животноводство развито слабо. Люди не знали, чем себя занять. Ургутцы обращались за помощью к каждому новому республиканскому лидеру, но ни один из них ничем не помог. Когда пришел к власти Каримов, колхоз упразднили, а землю разделили, раздали в пользование крестьянам. Теперь каждый сам решает, что ему делать. Жить уже стало лучше.
Мы были во многих домах по собственному выбору. Дома в основном двухэтажные. Хорошие мебель и одежда. Радушие, которое шло не только от полноты чувств, но и от полноты достатка. В Ургуте тогда уже работали частные предприятия, частные банки, представительства английской, итальянской, французской фирм. Мы беседовали с местными бизнесменами, которые говорили о том, что, если власть и дальше станет поддерживать их, они превратят Ургут в лучший город в Узбекистане. Словом, в Ургуте были налицо признаки новой, лучшей жизни. Карлайл спрашивал и у крестьян, и у предпринимателей: "В какой мере здесь заслуга хокима?" И во всех случаях получал ответ: "Без сильной власти, без строгого порядка ничего не было бы".
Заключить эту главу я хотел бы следующей констатацией. Мировой, в том числе и постсоветский, опыт переходных периодов в развивающихся странах свидетельствует о том, что это, как правило, длительный, сложный и трудный процесс, чреватый к тому же общественными потрясениями и политическими коллизиями. Узбекистану удалось выбрать и правильное направление, и оптимальную скорость модернизации и не только практически избежать потрясений, но по существу стать одним из лидеров в сообществе постсоветских стран.
Глава 7
КОНСТИТУЦИОННОЕ ГОСУДАРСТВО: СТАНОВЛЕНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ
КОНСТИТУЦИЯ И КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ
Создание конституции в переходных обществах, как результат первоначальной модернизации, становится затем условием дальнейших рыночных и демократических преобразований. Вне конституции невозможно становление правового государства и его первоосновы - конституционного государства. Вот с такой формулы, как необходимой посылки я хотел бы начать эту главу.
Стремительные и масштабные конституционные преобразования стали характерной чертой общественной жизни многих стран мира. Если старые конституции и закрепленный ими строй отличались стабильностью, то в современных условиях, особенно в постсоветских странах, наблюдается небывалый конституционный динамизм. Основная причина этого - экономические и политические перемены переходного периода. Вследствие такого конституционного динамизма в политический и научный язык все шире входит понятие "конституционализм".
В нашем сознании давно и однозначно укоренилось понятие конституции как Основного закона государства, определяющего права и обязанности граждан, порядок и принципы формирования государства и его деятельности, как основы всего текущего законодательства. Вместе с тем конституция - это политический акт самого высокого уровня. В общем, с понятием "конституция" никаких проблем нет. А вот с конституционализмом дело сложнее, этот термин до последнего времени был малоизвестен. В самом общем виде конституционализм - это жизнь конституции, ее воплощение в политической системе. Конституционализм - это государство, опирающееся на конституцию, это конституционные методы власти. Словом - конституционное государство.
Надо заметить, что такое государство не всегда синоним демократического государства. И дело не в том, что конституционное государство возникло раньше, чем демократическое. (Конституционные монархии и конституционные республики существовали в Европе задолго до появления демократических институтов в их завершенном виде.) Суть проблемы в том, что отдельные конституционные положения многих современных конституций могут прийти в столкновение с демократией. Так, конституционные положения, защищающие частную собственность, которые когда-то считались непреложными элементами конституционализма, могут в то же время противоречить демократическим установкам на равенство (Dahl R.A. A Preface to Democratic Theory. - Chicago. 1964).
Трудно не согласиться с тем, что в современном мире обеспечение прав человека и гражданина стало обязательной составляющей конституционализма, что конституционное государство должно быть одновременно и демократическим. Тем не менее до сих пор остаются спорными вопросы о том, насколько широким может быть набор гарантируемых конституцией прав человека, на защиту каких свобод она должна быть направлена (Berlin I. Fours Essays on Liberty. - Oxford. 1969).
Степень использования прав и свобод является критерием для того, чтобы различать так называемый сильный и слабый конституционализм. Для сильного конституционного государства характерно множество иммунитетов (прав, не подлежащих пересмотру), прежде всего в сфере, связанной с частной собственностью. Кроме того, в таком государстве на защите конституции строгий судебный надзор, осуществляемый верховным или специальным конституционным судом. Слабому конституционному государству свойственны относительно небольшой набор иммунитетов и мягкий конституционный судебный надзор. Подобное государство охраняет лишь классические свободы, такие как свобода слова и выражения мнений, право на оппозицию власти, свободу совести и т. п. При этом право частной собственности может и не входить в число конституционных и регулироваться текущим законодательством (Brizier R. Constitutional Practice. - Oxford. 1979).
