Павел Мельников-Печерский - В лесах (Книга 1, часть 2)
- Зла не жди,- стал говорить Патап Максимыч.- Гнев держу,- зла не помню... Гнев дело человеческое, злопамятство - дьявольское... Однако знай, что можешь ты меня и на зло навести...- прибавил он после короткого молчанья.- Слушай... Про Настин грех знаем мы с женой, больше никто. Если же, оборони бог, услышу я, что ты покойницей похваляешься, если кому-нибудь проговоришься - на дне морском сыщу тебя... Тогда не жди от меня пощады... Попу станешь каяться - про грех скажи, а имени называть не смей... Слышишь?
- Слушаю, Патап Максимыч,- отвечал Алексей.- Умрет со мной.
- Смотри же, помни,- сказал Патап Максимыч.- Не хочу, чтобы страмными речами память ее порочили... Не потерплю ни единого гнилого слова об ней... Пойдет молва - кровавыми слезами наплачешься... Помни мое слово!..
- Буду помнить, Патап Максимыч,- отвечал Алексей, понурив голову.
- Еще тебе сказ,- продолжал Патап Максимыч.- Сам понимать можешь, что тебе у меня не житье... Любил я тебя, души в тебе не чаял, в зятья прочил, а теперь отвратилась от тебя душа моя... Сейчас дать тебе расчет нельзя - толки пойдут... Некое время побудь при делах, а тем временем места ищи... Что у меня забрано - прими на помин ее души... Когда отпускать стану тебя - не оставлю... До той поры моей хозяйке глаз не смей показывать!.. Не стерпит твоего виду душа ее... Скажу, что послал тебя за каким ни на есть делом, а ты ступай, куда знаешь. - Можно войти?- спросил, отворяя дверь, Колышкин.
- Войди, Сергей Андреич... Отчего не войти? - молвил Патап Максимыч.
- Может, у тебя дела какие? - сказал Колышкин.
- Какие теперь дела! - со вздохом молвил Патап Максимыч.- На ум ничего нейдет... Это мой приказчик - посылал его кой-куда, сегодня воротился. Да и слушать не могу его теперь - после.
- А по-моему, теперь-то тебе про дела и поговорить,- заметил Сергей Андреич.- Это бы маленько развеяло печаль твою и на сердце полегчало бы.
- Эх, друг ты мой, Сергей Андреич!.. Моего горя ничем не размыкаешь,сказал Патап Максимыч.
- Разве говорю я, что разговорами размыкаешь его? Твое горе только годы размыкать могут,- молвил Колышкин.- А надо тебе мыслями перескочить на что на другое... Коли про дела говорить не можешь, расспроси парня, каково съездил, кого видел, что говорил...
- Пожалуй...- неохотно промолвил Патап Максимыч.- Ах да, ведь ты, Сергей Андреич, про это дело знаешь...
- Про какое? - спросил Колышкин.
- А помнишь, я у тебя постом-то был, про золото сказывал?
- Про мышиное-то?.. Помню... Что ж ты молодца-то за ним, что ли, посылал?..- улыбнувшись, спросил Колышкин.
- Нет,- ответил Патап Максимыч,- тут другое... Сказал ты мне тогда, что Зубкова Максима Алексеича за фальшивы бумажки в острог посадили и что бумажки те Красноярского скита послушник ему продал.
- Помню,- молвил Колышкин.- Теперь по этому делу пропасть народу навезли целу фабрику, говорят, нашли.
- Ну, так видишь ли... Игумен-от красноярский, отец Михаил, мне приятель,сказал Патап Максимыч.- Человек добрый, хороший, да стар стал - добротой да простотой его мошенники, надо полагать, пользуются. Он, сердечный, ничего не знает - молится себе да хозяйствует, а тут под носом у него они воровские дела затевают... Вот и написал я к нему, чтобы он лихих людей оберегался, особенно того проходимца, помнишь, что в Сибири-то на золотых приисках живал?.. Стуколов...
- А сколь давно ты знаешь этого игумна? - спросил Колышкин.
- Да вот тогда, как к тебе ехать, великим постом, впервой его видел,молвил Патап Максимыч.
- Скоренько же ты приятелей-то наживаешь,- сказал Колышкин.- А пословица, кажись, говорит, что человека узнать - куль соли с ним съесть.
- Такого старца видно с первого разу,- решил Патап Максимыч.- Душа человек - одно слово... И хозяин домовитый и жизни хорошей человек!.. Нет, Сергей Андреич, я ведь тоже не первый год на свете живу - людей различать могу.
- То-то, смотри, не облапошил бы он тебя,- сказал Колышкин.- Про этот Красноярский скит нехорошая намолвка пошла - бросить бы тебе этого игумна... Ну его совсем!.. Бывает, что одни уста и теплом и холодом дышат, таков, сдается мне, и твой отец Михаил... По нонешнему времени завсегда надо опаску держать - сам знаешь, что от малого опасенья живет великое спасенье... Кинь ты этого игумна - худа не посоветую.
- Полно, Сергей Андреич!.. Что пустое городить-то? - с недовольством возразил Патап Максимыч.- Не таков человек, чтоб его беречись...
- Бережно-недолжно, друг ты мой любезный,- сказал на то Колышкин.Опасливого коня и зверь не берет, так-то...
Надоели Патапу Максимычу наставления Колышкина... Обратился он к Алексею.
- Что Якимко-то? В скиту еще аль уехал?
- Встречу попался,- ответил Алексей.
- Куда ехал?
- Пешком шел, не ехал,- сказал Алексей.
- Как пешком?- удивился Патап Максимыч.- Пешком,- молвил Алексей,- в кандалах.
- В кандала-а-а-х? - вскочив с кровати, вскрикнул от изумленья Патап Максимыч.
- С арестантами гнали,- продолжал Алексей.
- Значит, допрыгался!..- сказал Патап Максимыч.- Всякие царства произошел, всякие моря переплывал, а доплыл-таки, куда ему следует... Отец-от Михаил знает ли, что Стуколов попался?.
- Как не знать!- молвил Алексей.- Сам на одном железном пруте с ним идет... И его в острог... До скита я не доехал, пустой теперь стоит - всех до единого забрали оттуда...
- Господи, господи!..- всплеснув руками, вскрикнул Патап Максимыч.- Час от часу не легче!..
- Что?.. Говорил я тебе?..- молвил Сергей Андреич.- Видишь, каков твой отец Михаил... Вот тебе и душа человек, вот те и богомолец!.. Известно дело вор завсегда слезлив, плут завсегда богомолен... Письмо-то хозяйское где?спросил он Алексея.
Вынув из кармана письмо, Алексей подал его Патапу Максимычу.
- Ну, слава богу,- сказал Колышкин, разорвав письмо на мелкие куски.Попалось бы грехом, и тебя бы притянули.
- Ума не приложу... Отец Михаил!..- удивлялся Патап Максимыч.- Сам ты видел, как гнали его? - обратился он к Алексею.
- Рядом с паломником к пруту прикован,- отвечал Алексей.- Я ведь в лицо-то его не знаю, да мне сказали: Вот этот высокий, ражий, седой - ихний игумен, отец Михаил"; много их тут было, больше пятидесяти человек,- молодые и старые. Стуколова сам я признал.
- Как же узнал ты, что в скиту всех забрали? - спросил Патап Максимыч.
- На дороге сказали,- отвечал Алексей.- В Урене узнал... Едучи туда, кое-где по дороге расспрашивал я, как поближе проехать в Красноярский скит, так назад-то теми деревнями ехать поопасился, чтоб не дать подозренья. Окольным путем воротился - восемьдесят верст крюку дал.
- Хвалю!..- молвил Колышкин, ударив по плечу Алексея.- Догадливый у тебя приказчик, Патап Максимыч. Хват парень!.. Из молодых да ранний.
- Да,- сквозь зубы процедил Чапурин.- Однако что-то ко сну меня тянет...сказал он после короткого молчанья.
- И распрекрасное дело, крестный!..- молвил Колышкин.- Усни-ка в самом деле, отдохни...
Но когда Колышкин с Алексеем ушли, Патап Максимыч даже не прилег... Долго ходил он взад и вперед по горнице, и много разных дум пронеслось через его седую голову.
* * *
Не чаял Алексей так дешево разделаться... С первых слов Патапа Максимыча понял он, что Настя в могилу тайны не унесла... Захолонуло сердце, смёртный страх обуял его: "Вот он, вот час моей погибели от сего человека!.." думалось ему, и с трепетом ждал, что вещий сон станет явью.
И слышит незлобные речи, видит, с какой кротостью переносит этот крутой человек свое горе... Не мстить собирается, благодеянье хочет оказать погубителю своей дочери... Размягчилось сердце Алексеево, а как сведал он, что в последние часы своей жизни Настя умолила отца не делать зла своему соблазнителю, такая на него грусть напала, что не мог он слез сдержать и разразился у ног Патапа Максимыча громкими рыданьями. Не вовсе еще очерствел он тогда.
Надо покинуть дом, где его бедняка-горюна приютили, где осыпали его благодеяньями, где узнал он радости любви, которую оценить не сумел... Куда деваться?.. Как сказать отцу с матерью, почему оставляет он Патапа Максимыча?.. Опять же легко молвить - "сыщи другое место..." А как сыщешь его?..
Всю ночь провел Алексей в тревожных думах и не мог придумать, что делать ему... О возврате к отцу не помышлял. То дело нестаточное... Где же место сыскать?.. И среди таких дум представлялись его душевным очам то Настя во гробе, то Марья Гавриловна, устремившая взоры на солнечный всход... И каждый раз, как только вспоминалась ему молодая вдова, образ Насти тускнел и потом совсем исчезал... А больше всего волновали Алексея думы про богатство... Денег кучу да людской почет - вот чего ему хочется, вот что кружит ему голову!.. Но как добыть богатство?
Рано утром пошел он по токарням и красильням. В продолжение Настиной болезни Патапу Максимычу было не до горянщины, присмотра за рабочими не было.
Оттого и работа пошла из рук вон. Распорядился Алексей как следует, и все закипело. Пробыл в заведениях чуть не до полудня и пошел к Патапу Максимычу. Тот в своей горнице был.
