Б Николаевский - Тайные страницы истории
Завещание Ленина на них произвело впечатление, так как исходило от Ленина, который их привел к власти и которого они поэтому привыкли слушаться. В дни оглашения завещания они проголосовали бы, конечно, против Сталина, но были рады, когда Зиновьев и Каменев дали им предлог не выполнять волю умершего. По существу же, деяния, которые Ленин ставил в вину Сталину, в их глазах не имели особенного значения: грубость они легко прощали Сталину, так как этой грубости было много во всей работе террористического аппарата диктатуры, а оттуда она не-могла не проникать и в быт диктаторов, тем более, что Сталин тогда ее умело маскировал под плебейское запанибратство; его умение интриговать многим из них даже импонировало, так как в нем часто видели способ самозащиты против интеллигентов,
людей с хорошо привешенными языками, но с малым пониманием реальной действительности. Все эти обвинения им должны были казаться мелочами по сравнению с теми огромными трудностями, которые поднимались перед каждым из них в процессе повседневной работы на местах и значение которых для интеллигентов-идеологов", по мнению коммунистов-"практиков", оставалось скрытым за старыми книжными формулами.
17 июня 1924 г. Сталин впервые выступил открыто против Зиновьева и Каменева в речи, произнесенной им на одном из закрытых заседаний. Тот факт, что речь эта с сохранением всех выпадов против Зиновьева и Каменева уже 19--20 июня появилась в "Правде", показывал, что речь шла о заранее продуманном нападении, и что Сталин уже имел весьма влиятельных новых кандидатов в союзники внутри Политбюро, так как напечатать такую статью в "Правде" он мог только при помощи Бухарина, главного редактора газеты. Статья действительно стала весьма значительным этапом в биографии Сталина и в общей политике ВКП(б).
В этой речи Сталин, прежде всего, впервые высказал претензию на роль единственного полномочного толкователя взглядов Ленина. Взятое под этим углом зрения выступление Сталина, несомненно, стояло в связи с имевшим место всего лишь за несколько дней перед тем выходом в свет первого издания его очерков "Об основах ленинизма", очерков, которые, как известно, до конца оставались главным "теоретическим трудом" Сталина и занимают центральное место во всех изданиях его "Вопросов ленинизма". В этих очерках Сталин дал крайне одностороннюю и узкую, но, несомненно, внутренне цельную концепцию взглядов Ленина на стратегию и тактику коммунистов в борьбе за власть (как в национальных рамках, так и в международном масштабе), и требовал, чтобы именно эта интерпретация Ленина была сделана обязательной для всей партийной пропаганды.
Но наиболее важным в этой речи было все же другое, а именно ее внутрипартийное значение: нападение на Зиновьева и Каменева было открытым заявлением Сталина о его готовности взорвать "тройку" и пойти на полную перегруппировку сил на пар-тийной верхушке. Правда, по своей обычной системе, он еще не рвал окончательно связей и со своими прежними коллегами по "тройке", еще сохранял возможность совместной работы и с ними (и поэтому пошел на компромиссное улаживание данного конфликта). Но открытое предупреждение о своей готовности пойти на соглашение с принципиальными противниками политики, которую вела "тройка", им уже было сделано. В своей речи он подчеркнул, что формулировка Зиновьева существенно отличается от формулировок Ленина, который учил, что распределение функций
в диктатуре должно быть иным: "Советы осуществляют диктатуру, а партия руководит Советами". А это было как раз то, чего добивались противники "тройки" внутри Политбюро, боровшиеся против диктатуры партийного аппарата над аппаратом советского правительства.
ГЛАВА 7 Сталин
и Маленков
Едва ли не с первого же момента своего прихода на пост генерального секретаря
ЦК партии Сталин стал проявлять не только усиленный интерес ко всем вопросам, связанным с деятельностью ГПУ и других органов политической полиции и международной разведки, но и стремление оказывать свое влияние на их деятельность. На первых порах ему, правда, это не всегда удавалось. Большой отпор он получил от Дзержинского, который тогда возглавлял ГПУ и считал, что этой деятельностью должен руководить председатель Совнаркома. Свои доклады Дзержинский, поэтому, делал только Ленину (позднее, еще при жизни последнего и по его личному указанию, Дзержинский стал делать их Рыкову) и только от него получал руководящие указания. Отчитываться перед Сталиным, Несмотря на свои в начале хорошие с ним личные отношения, Дзержинский решительно отказался и до самой смерти ни одного официального доклада ему не представил.
Авторитет Дзержинского в то время был настолько велик, его бескомпромиссность и негибкость в вопросах, которым он придавал принципиальное значение, были настолько общеизвестны, что Сталин (положение которого было непрочным настолько, что в 1923--1925 гг. он несколько раз подавал заявления о сложении с себя звания генсека), должен был с этим отказом примириться, затаив личную злобу против Дзержинского. Но руку свою на ГПУ Сталин и в этот период начал накладывать, оказывая по линии Оргбюро влияние на подбор ответственных работников ГПУ. Именно в этот период протянулись первые нити между Сталиным и Ягодой, который был в то время секретарем партийной ячейки ГПУ и в качестве такового имел постоянную связь с Оргбюро и секретариатом ЦК. Но только позднее, когда Дзержинский умер (по времени это приблизительно совпадало с оформлением Политбюро как высшего органа власти в стране, стоящего над Совнаркомом), Сталин смог формально взять на себя функцию верховного наблюдения над ГПУ, с тем, чтобы уже никогда ее из
своих рук не выпускать. Он хорошо знал, что для диктатора всего важнее быть полным хозяином над политической полицией.
Несколько позднее свою власть Сталин распространил и на другие органы политического розыска и разведки, в частности на секретный аппарат Коминтерна. Им Сталин интересовался и раньше, и его статьи по вопросам Коминтерна (например, статьи о "большевизации" немецкой компартии в 1925 г. ) показывают, что он придавал огромное значение проблемам, связанным с развертыванием и муштровкой подпольного аппарата компартий Запада.
Этот аппарат имеет свою историю. Уже Второй конгресс Коминтерна, в июле 1920 г., принял решение, обязывающее все компартии наряду с открытыми массовыми организациями создавать особые подпольные группы, имеющие специальное назначение, как, например, группы для работы в армии, для связей в полиции и в других правительственных органах, для сбора секретной информации, для тайной работы в других политических партиях с целью их разложения и т. д. Все эти группы специального назначения с самого начала содержались на средства Коминтерна, т. е. фактически советского правительства, но организационно в начале они были подчинены центрам соответствующих компартий и работали под их руководством. В Германии в 1919--1924 гг. именно такие подпольные группы были организаторами всевозможных авантюр -- заговоров, покушений, путчей и т. п. Некоторое представление, хотя и далеко не полное, об их деятельности тех лет дают отчеты о нашумевших тогда в Германии процессах (особенно дело о так называемой "лейпцигской Чека").
Гамбургским восстанием 1923 г. и серией последующих процессов заканчивается этот первый период истории аппарата. С середины двадцатых годов остатки старого аппарата, разгромленного арестами, прочно прибирает к своим рукам центр Коминтерна, в это время завершавший процесс своего превращения во все более и более послушное орудие московского Политбюро. Именно в это время Коминтерном начинает систематически интересоваться лично Сталин, под руководством которого и проводится "большевизация" компартий Запада, т. е. последовательное создание повсюду коммунистического подполья.
Законспирированный не только от органов власти соответствующих буржуазных стран, но и от официальных органов местных компартий, строго централизованный и дисциплинированный, усиленный большим количеством специально присланных "профессиональных революционеров", аппарат становится послушным орудием Москвы прежде всего для надзора за местными компартиями и для удержания их в полном ей повиновении. С его помощью проводится разложение верхушек национальных компар
тий там, где на этих верхушках была сильна тяга к национальной независимости местного коммунистического движения. Эта внутренняя роль аппарата настолько велика, что развитие Коминтерна невозможно понять, не зная истории формирования и работы аппарата.
Процесс организационной "сталинизации" Коминтерна был одной из сторон большого основного процесса перерождения мирового коммунизма в направлении от ленинизма, как крайнего утопически-бунтарского крыла международного рабочего движения эпохи начала XX в., к сталинизму, как особой разновидности тоталитарного этатизма, лишь внешне сохраняющего элементы прежней коммунистической фразеологии. В процессе этого перерождения менялась (и изменялась) вся вообще "философия эпохи" большевизма, слагалась (и сложилась) совершенно новая концепция как содержания той "мировой коммунистической революции", которая является основной задачей всей деятельности коммунистов, так и их стратегии и тактики борьбы за нее.
