Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

Литвинов подробно изложил Буллиту позицию правительства по вопросу долгов и кредитов.. Он напомнил ему о том,,что в подписанном соглашении с Рузвельтом и в разговорах с Г. Моргентау всегда фигурировало слово "заём", а вовсе не "кредиты". В вопросе о долгах Америке приходится учитывать огромные долги Франции и Англии, которые всегда могут потребовать их, что крайне нежелательно и неприемлемо. Кроме того, в США есть люди, которые считают, что путем угроз и твердости можно побудить нас к уступкам. Система запугиваний, как показал опыт прошлого, не дал никаких результатов, подчеркнул Литвинов. Оправдывая позицию своей администрации в отношении СССР, Буллит заметил, что Рузвельт никогда не думал о займе, а имел в виду кредит. Когда посол затронул вопрос о Коминтерне, Литвинов сказал, что его излюбленная тактика переводить разговор в эту плоскость ведет только к ухудшению отношений. Излишне много разговоров о долге в 100 млн долл. В нем заинтересованы всего 3 — 4 частные компании в США. Франция же имеет гораздо большие денежные претензии, тем не менее она идет на сближение с СССР в интересах мира64. Сравнивая запись беседы Литвинова с телеграммой Буллита, отправленной им в госдепартамент, можно констатировать, что Буллит несколько драматизировал характер; этой встречи, остроту дискуссии о долгах и кредитах: "Я привлек его внимание (Литвинова. — Г.С.) к тому факту, что заём невозможен, всегда был невозможен и всегда будет невозможен"65. Категоричные, почти ультимативные слова посла отражали не только его личное мнение, но, вероятно, и установку госдепартамента, который постоянно ссылался на закон Джонсона, запрещавший давать кредиты странам-должникам. Литвинов, понимавший сложность ситуации и не заблуждаясь в отношении позиции США по долгам, заявил послу, что правительство не очень желает получить заём, оно готово вообще оставить этот вопрос открытым. Мы, отметил нарком, стоим на почве соглашения с Рузвельтом, в котором ясно говорится о займе, а не о кредитах. Аргументируя позицию советского правительства, Литвинов еще раз заметил, что в переговорах приходится оглядываться на третьи страны, в частности на отношения с Францией и Англией, а они важны. "После больших многолетних усилий нам, — отметил он, — удалось вопрос о старых долгах в этих странах усыпить, и мы не хотели бы, чтобы этот вопрос вновь встал между нами и правительствами этих стран"66. Как видно, Литвинов излагал позицию советского правительства исходя из соглашения, в котором было выражено согласие американской администрации предоставить заём Москве. И об этом он говорил в марте при первых встречах с Буллитом. Затем правительство в виде уступки согласилось на получение долгосрочного финансового кредита, но и в этом по существу было отказано. Несколько месяцев спустя Литвинов заявил, что советское правительство не нуждается вообще в американском займе и не намерено обсуждать вопрос о старых долгах. Подобные слова Буллит не ожидал услышать. Для него это была несколько новая постановка вопроса. И далее Литвинов обратил внимание Буллита на то, что соглашения с США по долгам не должно быть достигнуто за счет обострения отношений с Францией и Англией. Метод угроз и запугиваний в переговорах не даст никаких результатов. Посол покинул кабинет наркома расстроенный, осознав безнадежность возвращения долга.

Переговоры откладываются

13 октября Буллит отправился в США необычным маршрутом — через Владивосток и Тихий океан. В течение двух месяцев он знакомился с Японией, Китаем, встречался с официальными лицами этих стран. По нашему мнению, Буллит вряд ли мог получить исключительно ценные сведения, ибо американское посольство в Токио внимательно изучало политику Японии и постоянно информировало Вашингтон о развитии японо-советских отношений. Посол Грю, находившийся несколько лет там послом, имел обширные связи и контакты с государственными и общественными деятелями. После того как Буллит оставил Москву, поверенный в делах США Джон Уайли продолжал встречаться с Литвиновым и Трояновским, проявляя интерес к проблеме долгов и кредитов. Что касается советской дипломатии, то она решила временно отложить переговоры и постараться выяснить важные внешнеполитические вопросы в Европе, а также ситуацию и расстановку сил на Дальнем Востоке, позицию США в этом регионе. Переговоры могли возобновиться только после прибытия Трояновского в Вашингтон — в начале 1935 г. Вероятно, в Москве принимался во внимание и тот факт, что осенью в США проходили промежуточные выборы в конгресс. Президент Рузвельт был занят ими, а вопросы внешней политики временно отошли на второй план. Для Рузвельта важно было знать, как народ относился к его политике, удастся ли демократам сохранить большинство в палате представителей и сенате. Республиканцы подвергли критике Новый курс, стремились показать его несостоятельность и привлечь на свою сторону избирателей. 120 промышленников собрались в одной из резиденций на Лонг-Айленде и выработали программу требований к президенту. Банкиры выступили с заявлением о том, что "оздоровление" экономики невозможно без возвращения к золотому стандарту и сбалансированному бюджету. Председатель Ассоциации банкиров Лоу накануне съезда банкиров посетил Рузвельта, между ними состоялась беседа и было найдено взаимопонимание. Лоу сделал заявление, что "нет в мире лучшего помещения денег, нежели американские государственные бумаги". Для президента такое заявление было ценно. Это означало примирение. Банки пообещали ему поддержку в проведении Нового курса. Торговая палата потребовала расширения торговли, создания большей уверенности деловым людям и повышения уровня занятости. Президент Рузвельт, как политик, изучавший настроения делового мира, немедленно реагировал. Он встречался с влиятельными банкирами, убеждая их в том, что страна вступает в стадию здорового экономического восстановления. "Деловой мир, — заявил он, — может смотреть в будущее уверенно; администрация постарается обеспечить получение прибылей. Худшее позади". Газета "Нью-Йорк Тайме" опубликовала статью о намерении президента уменьшить конфликты между предпринимателями и рабочими. Одним словом, глава Белого дома маневрировал, делал жесты в сторону крупного капитала, шел ему навстречу. "Стремление Рузвельта, — отмечалось в обзоре поверенного в делах СССР в США А.Ф. Неймана, — улучшить отношения с деловым миром тесно связано с крайне неудовлетворительными показателями хозяйственной конъюнктуры". Признаки оживления были незначительными. Идея оздоровления промышленности не в полной мере оправдала себя. Глава администрации генерал Джонсон ушел в отставку. Вопросы внешней политики и внешней торговли в избирательной кампании никакой роли не играли. Основное внимание было сосредоточено на внутренних проблемах. И это не случайно. Летом 1934 г. наблюдалось резкое падение хозяйственной активности. Это особенно заметно было в сталелитейной отрасли промышленности. Крайне неблагополучно обстояло дело на железнодорожном транспорте. Все эти явления вызывали беспокойство у делового мира. Как улучшить экономику, избежать дальнейшей инфляции и роста радикализма у населения — вот что занимало президента Рузвельта. Учитывая расстановку сил в стране, он пошел на сближение с представителями крупных компаний и банкирами. Для него важно было обеспечить благоприятный исход выборов в конгресс. Характерно, что он возлагал малые надежды на увеличение внешней торговли и оживление в этой связи хозяйственной жизни. Американо-советские отношения в избирательной кампании не затрагивались, они не стали предметом дискуссии, и вопрос о долгах и кредитах в прессе не обсуждался. Рузвельту и Хэллу политически невыгодно было заключать соглашение о кредитах накануне промежуточных выборов в конгресс. К тому же Рузвельт потерял интерес к торговле с СССР в сравнении с прошлым годом и особенно после принятия конгрессом закона Джонсона. Он, как реалист, сосредоточил внимание на проведение в жизнь реформ, которые атаковались правым крылом в конгрессе и в деловом мире. Характерно, что в период выборной кампании вопрос о советско-американских отношениях ни демократами, ни республиканцами не затрагивался. Поверенный в делах СССР в США АФ. Нейман сообщал Литвинову, что "никакой роли в этой избирательной кампании русская политика Рузвельта и вопрос о долгах и кредитах не играет". 23 октября в своем обзоре о положении в стране он писал: "После прекращения переговоров о долгах печать почти совершенно перестала заниматься советско-американскими отношениями и даже сообщение о соглашении на счет цены КВЖД... вызвало сравнительно мало откликов". А некоторые экстремисты выражали даже недовольство перспективой исчезновения советско-японского напряжения. Рузвельт возлагал большие надежды в избирательной кампании не только на заигрывание с банкирами и промышленниками. Его политика пособий и помощи фермерам, субсидий на общественные работы завоевывала широкий круг избирателей, которые поддерживали Новый курс. И этот расчет оказался правильным. Промежуточные выборы в конгресс завершились победой демократов. Их позиции укрепились. Они получили дополнительные места в сенате и палате представителей, на их стороне оказалось2/з голосов. Такого не было в течение истекших 75 лет. У президента появились условия для проведения реформ. 12 декабря поверенный в делах СССР в США А. Нейман в письме Литвинову писал, что победа Рузвельта на выборах укрепила его позиции. Он этого не ожидал. Его возможности маневрирования при проведении Нового курса и намеченной политики возросли, хотя впереди его ждут немалые трудности, так как настоящего оживления в экономике еще не наступило. Касаясь внешней политики США, он отмечал: Рузвельт не думает о вступлении США в Лигу наций. Изменений в этом направлении не предвидится, так же как и в отношении Советского Союза. Надеяться на сотрудничество не приходится, несмотря на провал лондонской конференции по морским вооружениям. В Вашингтоне высоко ценят сближение с Англией. К Японии относятся осторожно5. После победы на выборах Рузвельт стал уделять больше внимания вопросам внешней политики, в частности Дальнему Востоку. С повышенным интересом он читал донесения посла Грю из Токио. 1 ноября в докладе о развитии японо-советских отношений посол отмечал, что раньше японское командование высокомерно относилось к русской армии, недооценивало ее потенциальные возможности к сопротивлению. Экстремистские элементы требовали нанесения немедленного удара по СССР и захвата КВЖД, много писали о "советской угрозе". Это был их главный пропагандистский лозунг, получивший широкое распространение в печати под влиянием и непосредственным воздействием бывшего военного министра генерала Садао Араки. Однако министр иностранных дел Хирота не разделял подобных экстремистских взглядов, выступая за урегулирование спорных вопросов с советским правительством путем переговоров, поиска компромиссов. Это нашло выражение в переговорах о покупке КВЖД, в стремлении к продлению конвенции о рыболовстве на Камчатке, урегулированию назревших проблем, связанных с эксплуатацией нефтяных ресурсов на Северном Сахалине и определением в некоторых местах советско-маньчжурской границы. Тем не менее в Токио заинтересованы в поддержании напряженности японо-советских отношений в надежде получить больше уступок от Советов. Посол отмечал, что 11 октября генерал-майор Изозаи опубликовал статью, в которой подчеркивалась международная изолированность Японии, что может неблагоприятно отразиться на положении страны в случае войны. Поэтому генерал предлагал сосредоточить внимание на использовании богатых природных ресурсов Маньчжурии и Внутренней Монголии. Посол Грю заканчивал свой доклад мыслью о том, что внешнеполитические акции Японии труднопредсказуемы. Идеологии Японии и СССР — непримиримы. Сближению препятствуют многие факторы. Японская армия поэтому иногда одерживает верх при определении внешней политики государства6. При разработке дальневосточной стратегии многие американские политики рассчитывали на вероятность вооруженного конфликта между Японией и СССР. В беседе с поверенным в делах СССР в США А.Ф. Нейманом помощник госсекретаря Уолтер Мур сделал 22 ноября 1934 г. откровенное признание, что в Вашингтоне некоторые надеялись на столкновение Японии с СССР. Но этого, как показала жизнь, не произошло. Прогнозы не подтвердились. Американские аналитики увидели, что советская дипломатия активно и целенаправленно действует, дабы предотвратить военный конфликт с Японией. Принимая это во внимание, равно и рост изоляционистских тенденций в стране, правительство США воздерживалось от сотрудничества с СССР в области политики. Но оно не могло не учитывать, что только Советский Союз мог противостоять Японии. И это необходимо было принимать во внимание в дальневосточной политике США в условиях обострения отношений с Японией. Дело в том, что во второй половине 1934 г. между США, Англией и Японией шли морские переговоры. Они показали серьезные разногласия между их участниками. Япония поставила вопрос о паритете в целях повышения своего авторитета в Азии. США отстаивали прежнее соотношение флотов (5:5:3) между Америкой, Англией и Японией. В Токио некоторые высказывались за расторжение Вашингтонского договора от 1922 г. Развернулись споры по поводу статьи договора, запрещавшей укрепление островов на Тихом океане. Японцы выступали за создание укрепленных военных баз вблизи британских владений в Восточной Азии и в Тихом океане. Англичане были против, а американцы решительно требовали укрепления морских и воздушных баз на Аляске, Алеутских островах, на Филиппинах, на о. Гуам. Они уверенно и твердо вели себя в отношении японцев. Норман Дэвис говорил, что если не удастся договориться с Токио, тогда начнется гонка вооружений. "На каждое новое японское судно мы будем отвечать новым американским судном, на этот счет не может быть ни малейшего сомнения"7. Американо-японские разногласия с большой силой обозначились после ухода летом в отставку кабинета Миято Сайто и прихода к власти адмирала Окада. Наблюдая за внутриполитической борьбой вокруг формирования нового кабинета германский военный атташе в Токио полковник Отт отмечал: "Позиция флота имела бесспорно огромное влияние на падение старого кабинета и образование нового". Морские круги учитывали, что бывший премьер Макато Сайто не смог взять на себя пересмотр известного договора о соотношении флотов между пятью державами: США, Англии, Франции, Японии и Италии. Как только адмирал Окада возглавил кабинет, морской министр вручил ему меморандум с требованием пересмотра существовавших договоров с другими державами на паритетной основе и выполнения намеченной программы строительства флота. На этом настаивали 60 высших офицеров флота. Они указывали на важность сохранения контроля над подмандатными островами Южного моря. Командование флота рекомендовало также обратить внимание на урегулирование вопроса о покупке КВЖД, продлении соглашения о нефтяных концессиях на Сахалине8. Проблема обеспечения флота топливом для Японии приобретала первостепенное значение. В создавшейся дальневосточной ситуации Япония и США обменивались в 1934 г. многочисленными "дружественными" жестами, стремясь найти компромисс. Большую заинтересованность в этом проявляли японцы. Старый друг Рузвельта Отохико Мацуката посетил США. Но их встреча прошла незаметно. Затем председатель Верхней палаты парламента, известный политический деятель принц Коноэ побывал в США. Он имел беседы со многими американскими официальными лицами, но они были осторожны. Слушали, но не больше. Его миссию постигло фиаско. Он представил правительству меморандум, полный пессимизма, так как увидел множество нерешенных проблем в японо-американских отношениях, особенно в связи с соперничеством в области морских вооружений. США были непримиримы, решительно отвергали предложения японцев о равенстве флотов. Американское правительство укрепляло Гавайи, Гуам на Тихом океане, создавали авиабазы на Аляске и Алеутских островах. В августе президент Рузвельт посетил Гавайи, где проявил повышенный интерес к созданию там мощной военной базы. На Гавайях президент встретился с председателем исполнительного юаня Китая Кун Сяньси, но уклонился от встречи с кем-либо из японцев. Симпатии США к Китаю были налицо. Американские предприниматели были заинтересованы в торговле с ним и в капиталовложениях в китайскую промышленность. Равно как и Великобритания.