Валентин Янин - Я послал тебе бересту
И вот что еще интересно. Вся группа поименованных в грамоте лиц тесно связана друг с другом. В грамоте обсуждаются вклады куда-то, которые должны совершить все участники дела. Матейкову «пи», если Спирок еще не взял ее у него, нужно взять и «вложить» к автору письма.
Прорись берестяной грамоты № 439 — документ из переписки купцов-складников XIII века.
Еще три «пи» воску куплены этим автором, вероятно, для себя, Спирока и Пруса. Кроме того, Спирок должен еще «вложить» олово и сурик. Вся эта система взаимных услуг демонстрирует, по-видимому, организацию купеческого товарищества «складников», ведущих совместные торговые операции. А собирание «вклада», как можно предполагать, говорит о том, что все они были членами купеческой «сотни», куда кроме вступительного взноса требовалась также уплата ежегодного лая. Знаменитая новгородская купеческая гильдия «Иваньское сто» объединяла купцов-вощников. Не принадлежали ли к этому объединению и наши «складники»?
Мы должны отметить также большое разнообразие деятельности купца, над усадьбой которого ныне возвышается телевизионная башня. Он продавал металлы и покупал воск. Но он также торговал кожами и гребнями. На его дворе работал ювелир, резавший и шлифовавший янтарь. Будь раскоп побольше, мы смогли бы ближе познакомиться с этим человеком. Отложим это на будущее, до новых возможностей побывать на его усадьбе.
Еще к одному торговому комплексу экспедиция буквально прикоснулась летом 1971 года, когда небольшой раскоп был заложен на окраине новгородского торга, впервые освоенной на рубеже XII и XIII веков. Здесь найдены лишь четыре берестяные грамоты. Все они сохранились в обрывках. Некоторые из них, вероятно, были брошены прохожими или покупателями. Но одну — № 490 — следует процитировать целиком:
«…продажи. С три дни, в городи ако бихо, дало у дворо и ко складнику товоему. А ты ко мни нь явишися куни шити ношю».
Здесь прямо упоминается «складник», компаньон адресата грамоты. Но самое ее интересное место — в заключительной части письма: «А ты ко мне не явишься куны шить ночью?»
Что это за странное занятие — шить куны да еще ночью? Если речь идет о помощи скорняку, то шить куньи шкурки или кунью шубу из них, наверное, гораздо удобнее днем. Думается, что грамота имеет в виду совсем иное занятие. Документ относится к концу XIII или началу XIV века, а в это время кунами называли не только куньи меха как таковые, но и деньги. Зачем же нужно было шить деньги? Попробуем разобраться по порядку.
В одной из глав этой книжки рассказывалось, что чеканка серебряных монет в Новгороде началась только в 1420 году. За десять лет до этого нововведения в обращение были временно приняты иноземные, прибалтийские монеты, «а куны отложиша», — сообщает летописец. Иноземные серебряные монеты обращались в Новгороде и в раннее время — в X — начале XII века. А на протяжении всего XII, XIII и XIV веков роль монеты выполняли разного рода ее заменители — «товаро-деньги». Какие именно — этот вопрос волнует историков и нумизматов очень давно, но убедительного решения он не получил до сих пор.
Можно предположить, например, что в XII и первой половине XIII века роль монеты выполняли веретенные грузики, пряслица, сделанные из розового шифера. Такой шифер добывался только на Волыни, откуда пряслица распространялись по всей Руси. Цена их была стандартна и хорошо известна любому русскому человеку. Эта цена не менялась с течением времени, поскольку каменные пряслица не теряют с годами своего качества. С разрушением волы неких мастерских во время монгольского нашествия производство шиферных пряслиц навсегда прекратилось, и вместо них стали делать пряслица из глины и местных пород камня. Так вот, например, на Неревском раскопе в слоях X — первой: половины XIII века найдено свыше 2000 шиферных пряслиц, а в слоях второй половины XIII–XV века всего лишь около 300 глиняных и каменных пряслиц. Там на триста лет приходится 2000 находок, а здесь на 200 лет только 300. Поскольку прясть шерсть продолжали с неменьшей интенсивностью и в это более позднее время, нужно думать, что у шиферных пряслиц действительно кроме их прямой производственной была и еще одна, дополнительная функция.
Ну а чем же пользовались взамен монеты во второй половине XIII и в XIV веке? Почитаем, что пишет по этому поводу арабский путешественник Абу Хамид аль-Гарнати, побывавший, правда, не в Новгороде, а в Рязанской земле в XII веке: «Между собой они производят операции на старые шкуры белок… И каждые 18 шкурок в счете их идут за один дирхем. Они их укрепляют в пачку… Они везут их в полувьюках в разрезанном виде, направляясь к некоему известному рынку, где есть люди, а перед ними ремесленники. Они передают им шкурки, и ремесленники приводят их в порядок на крепких веревках, каждые 18 шкурок в одну пачку. Сбоку веревки приделывается кусок черного свинца с изображением царя. За каждую печать берут по шкурке из этих шкурок, пока не припечатают всех. И никто не может отвергнуть их. На них продают и покупают».
Не свидетельствует ли наша грамота о существовании в Новгороде порядка, подобного тому, какой в другом месте Руси и в другое время наблюдал арабский путешественник. Если это так, тогда понятна и необходимость ночной работы. Ведь утром начинался торг, и надо было подготовить для него деньги.
Глава 20
На усадьбе судьи
Экспедиция 1970 — года началась с предыдущей осени. Когда очередной сезон завершился и экспедиция готовилась к отъезду, было получено сообщение о начавшемся строительстве нового здания медицинского училища. Сообщение было неожиданным. На Суворовской улице, вблизи центра города, по согласованным графикам строительства и раскопок не предполагалось земляных работ. И проще всего было бы остановить эти работы и настоять на полной их отмене. К такому решению склоняло и состояние застраиваемого участка. Древний культурный слой начинался здесь буквально в метре от современной поверхности. Участок котлована пересекала мостовая древней улицы, а мощность слоя, как показала предпринятая тут же шурфовка, произвела впечатление даже на видавших виды давних сотрудников экспедиции: она превосходила восемь метров. Подсчет наших возможностей показывал, что с участком можно справиться не меньше, чем за два года, если какие-либо неожиданности не замедлят работу. А в графике на следующие годы предусмотрен немалый объем работ и в других местах. Завязнув здесь, мы рискуем невосполнимыми потерями в других районах города. Иное дело, если бы с участком на Суворовской улице можно было справиться за год. Но разве можно за один год сдвинуть и переворошить такие горы земли?
И тогда-то выяснилось, что горы может двигать такая великая сила, как взаимный интерес. Эту важную мысль высказал Иван Иванович Баранов, директор медицинского училища. Хорошо понимая нужды науки, не очень близкой к медицине, он предложил экспедиции провести раскопки за один сезон с помощью будущих медицинских сестер, заинтересованных в расширении своего училища.
Высоты, достигнутой ими на раскопках, еще не знала мировая археология. Шестьдесят девушек за три месяца прошли культурный слой мощностью в восемь с половиной метров на площади в 400 квадратных метров. Это значит, что они руками перебрали почти шесть с половиной тысяч кубометров земли, наполненной ценнейшими самородками отечественной истории. И опустившись до материка, мы знали, что ни один из этих самородков не потерян.
Каждые три-четыре дня сменялся план раскопа. За неделю счетчик нашей машины времени отсчитывал пятьдесят лет. Положив в понедельник на полки экспедиционного хранилища предметы, принадлежавшие внукам, мы в субботу отмывали от вековой грязи пожитки дедов. Счетчик машины времени работал тем летом особенно четко. Впервые за всю историю экспедиции дендрохронологические даты получали прямо в поле, через несколько дней после того, как образцы древесины поступали в экспедиционную лабораторию, отлично организованную Борисом Александровичем Колчиным.
Дерева было много — сменяющие один другой настилы уличных мостовых, нижние венцы срубов двух усадеб, попавших в раскоп значительными своими частями. И, как всегда, первый вопрос: чьи это усадьбы? До 1951 года такой вопрос требовал лишь общего ответа: усадьба купца, усадьба феодала-землевладельца. С момента находки берестяных грамот самый вопрос приобретал иной характер. Нас интересовало теперь, как звали человека, владевшего усадьбой. Знают ли его летописцы?
И вот прямая связь с XV веком установлена: «Поклон от Игнатья и от Григорьи от Матфьевича ко…». Принимаем ваш поклон, Игнатий и Григорий Матвеевич! Жаль только, что адресат грамоты № 464 оторвал свое имя. Ну что же, подождем следующей грамоты.
Ждать пришлось недолго. На другой день получено сразу два письма. Начнем с маленького обрывка, приберегая удовольствие от чтения большой грамоты. В обрывке № 465 три строки. Первая: «Челобитье от…». Вторая: «…ну к осподар…». Третья: «…кому Констан…». Жалкие обломки слов, не правда ли? И, однако, именно этот фрагмент дает основание понять характер раскапываемых усадеб. В нем нет имени автора письма, но зато есть возможность реконструировать имя адресата. В самом деле, что значит «…ну к осподар…»? Пышный титул: «к господину к осподарю». Соединение в титуле этих двух слов могло относиться лишь к одному из двух юридических лиц — к великому князю и к Великому Новгороду. Письмо, следовательно, адресовано в очень высокую инстанцию, но в какую? В третьей строке «…кому Констан…» может быть прочитано только как «великому Константину». И действительно, князь с таким именем был принят новгородцами в 1418–1420 годы. Это Константин Дмитриевич, сын Дмитрия Донского, а слой, в котором обнаружен обрывок грамоты № 465, датируется двадцатыми годами XV века.
