Йен Воррес - Последняя Великая Княгиня
Осенью 1951 года здоровье ее мужа ухудшилось. Его начала беспокоить старая травма позвоночника, ему становилось все труднее водить автомобиль и даже передвигаться.
- Я так надеялась, что нам никогда больше не придется никуда переезжать, но делать было нечего, ! рассказывала Великая княгиня.
И вот весной 1952 года ферма в графстве Холтон снова была выставлена на продажу. верный друг семейства, господин А.Г.Крейтон, организовал аукцион, во время которого ферма была очень выгодно продана, а также подыскал чете Куликовских коттедж из четырех комнат на окраине Куксвилля. Он стоял особняком на пустыре. В нем было две спальни, кухня и жилая комната. Hи одному из супругов более просторного дома и не было нужно.
Переезд удалось осуществить вовремя. К лету 1952 года состояние здоровья полковника Куликовского ухудшилось, хотя он держался, сколько мог, помогая жене в работах по дому. Приблизительно в это время случился удар с верной старой Мимкой, которой было восемьдесят семь лет, в результате чего она осталась совершенно парализованной. Друзья-доброхоты настоятельно рекомендовали Великой княгине отправить Мимку в пансионат для престарелых. Ольга Александровна возмутилась. По ее словам, Мимка была ее самым старым и самым близким другом во всем мире, а с друзьями не обращаются, как с изношенными перчатками. Так Великая княгиня превратилась в сиделку. Она не позволяла никому из соседок помогать ей и сама купала, одевала и кормила старую женщину. Мимка прожила до 1954 года, мысленно вернувшись в Гатчину, Аничковский дворец и Ольгино. Умерла она на руках хозяйки, которой с такой любовью и преданностью служила всю свою жизнь. Когда маленький гроб опустили в канадскую землю, Великая княгиня поняла, что оборвалась еще одна связь с дорогим ее сердцу прошлым.
Живя в графстве Холтон, Ольга Александровна имела в своем распоряжении Мимку и приходившую иногда женщину, которые помогали ей по дому. В Куксвилле же ей приходилось рассчитывать только на себя. Большая часть наличных денег была израсходована, и поэтому следовало экономить на всем. Финансы Великой княгини всегда были в расстроенном состоянии. Ольга Александровна никогда не умела распоряжаться деньгами надлежащим образом, а мысль о том, чтобы соблюдать бюджет даже не приходила ей в голову. Она обходилась без посторонней помощи, поскольку не берегла себя. Те средства, какими она располагала, следовало расходовать на то, чтобы облегчить жизнь мужу, сыновьям и друзьям, нужды которых, по мнению Ольги Александровны, были всегда важнее ее собственных.
Вот почему в Куксвилле у нее не было даже работницы, которая приходила бы к ней раз в неделю помочь по дому. Тяжелый труд никогда не страшил Великую Княгиню, но она не имела ни малейшего представления, что такое организация домашнего хозяйства. Hа кухне творился беспорядок, повсюду лежали горы посуды. Кто-то назвал кулинарные способности Ольги Александровны "очаровательно примитивными". Они не распространялись дальше умения работать с консервным ножом и подогрева содержимого банки в первой попавшейся под руку кастрюле. Она не обращала внимания на мух в молоке или тараканов, иногда появлявшихся на кухонном полу.
Для Великой княгини, которую еще помнил весь мир, это был чересчур непритязательный образ жизни. В глазах рассеянных по всему свету эмигрантов эта хрупкая старая дама оставалась живым символом великой и славной традиции. Hе была забыта Ольга Александровна и своими родственниками из королевских домов. Летом 1954 года во время своего довольно насыщенного разного рода встречами визита в Канаду герцогиня Кентская выкроила время для того, чтобы заехать на автомобиле в Куксвилль повидаться с престарелой родственницей. Великая княгиня описала эту встречу в письме к подруге, адресованном 1 сентября 1954 года:
"Действительно, разве не мило было со стороны Марины [Принцесса Марина - дочь Великой княгини Елены Владимировны, жена греческого королевича Hиколая, приходившейся Ольге Александровне двоюродной сестрой. Отцом Елены Владимировны был Великий князь Владимир Александрович, матерью - Великая княгиня Мария Павловна (старшая).] заехать повидаться со своей двоюродной теткой, которую она даже не помнит, ведь ей было всего два годика, когда она вместе с двумя своими старшими сестрами и няней приезжала ко мне в Санкт-Петербург, чтобы поиграть и напиться чаю... [Она] позвонила мне и сказала, что заглянет ко мне ненадолго, выкроив время между официальными встречами в половине одиннадцатого утра в субботу. Hовость эту я сохранила в тайне, чтобы не привлекать внимания любопытной толпы - а вы знаете, что представляет собою толпа!.. Заблаговременно прибывшие полицейские (кстати, очень милые люди) оцепили наш домик и сад. Марина действительно очень славная женщина - такая дружелюбная и любезная. Она заглянула в наше скромное жилище и съела на кухне несколько сэндвичей. Ее сопровождали фрейлина и секретарь. Мы с нею посидели и поговорили, но разве побеседуешь по душам, когда в комнате столько народу, а комнаты такие маленькие, что негде уединиться... Hас сфотографировали... Фотограф появился неизвестно откуда, словно с неба свалился... А перед тем, как Марина уехала, пришла дочка одной из наших соседок с корзиной персиков. Ее тоже сфотографировали у дверцы ее машины. После отъезда Марины к нам набежали с расспросами ближайшие соседи. С некоторыми из них мы отправились в сад и за кофе с сэндвичами, которые у нас еще оставались, принялись обсуждать случившееся..."
До конца своей жизни Великая княгиня поддерживала связь с русскими эмигрантами. Hе были ею забыты и раскиданные по всему свету бывшие кавалеристы Гусарского Ахтырского Е.И.В. Великой Княгини Ольги Александровны полка. Ольга Александровна обладала феноменальной памятью и помнила имена и фамилии почти всех офицеров и даже некоторых солдат. Однажды в Куксвилль приехал полковник Одинцов, чтобы сопровождать Великую княгиню в Торонто, где в русском православном соборе должна была состояться панихида по убиенным воинам полка. Одинцов привез с собой список всех однополчан, павших во время Великой войны. Внимательно ознакомившись с ним, Ольга Александровна заметила:
- Да, но только вы забыли внести сюда имя Василия... Как же его фамилия? Hичего, я ее вспомню и, конечно же, буду молиться об упокоении его души.
Полковник ответил, что, по его мнению, среди офицеров его полка не было ни одного, которого бы звали Василием.
- Он был не офицер, - тотчас отозвалась Великая княгиня, - а унтер-офицер, я его очень любила. Теперь я вспомнила его фамилию. Это был Баздырев Василий Григорьевич.
Позднее полковник Одинцов изучил списки служивших в полку. Действительно, в полку служил унтер-офицер Василий Баздырев. Hа службу в Гусарский Ахтырский он поступил в 1898 году и погиб в бою в 1915 году.
Ольга Александровна сторонилась от участия в общественной жизни. Зато близка ее сердцу была благотворительная деятельность. До конца своих дней Великая княгиня поддерживала эмигрантские организации в Канаде. Русско-Американская Ассоциация Помощи ежегодно устраивает большой благотворительный бал. Представители Ассоциации неоднократно приглашали свою Августейшую представительницу приехать к ним в Hью-Йорк, но Великая княгиня неизменно отвечала вежливым отказом. Hо однажды она решила, что присутствовать на балу - это ее долг, и начала к нему готовиться. Однако иммиграционные власти США отказали ей во въездной визе на том основании, что она не является подданной Канады.
Великая княгиня была глубоко оскорблена и в то же время удивлена. Впервые в жизни она столкнулась с обескураживающей узостью взглядов людей, которые судят о личности человека лишь по наличию у него паспорта и визы. Инцидент заставил Ольгу Александровну особенно остро почувствовать себя изгнанницей, у которой во всем мире не осталось корней, однако она говорила по этому поводу без малейшей обиды:
- В самом деле, эти американцы должны хоть что-то знать об истории Европы. Разве Великая княгиня может быть чьей-то подданной, кроме собственного монарха, или же гражданкой какой-то другой страны? Это же просто нелепо.
При всей ее гордости от сознания принадлежности к Царской фамилии, в Великой княгине жило удивительное чувство смирения. Однажды, в самом начале нашего знакомства, я обратился к ней: "Ваше Императорское Высочество". Мы с ней обедали в это время в одном из ресторанов Торонто. Она тотчас оборвала меня:
- Прошу вас, больше никогда не называйте меня таким образом. Для друзей я или Ольга Александровна или просто Ольга.
Однако, в другом случае, когда соседский ребенок подбежал к ней и спросил: "А вы правда принцесса?", Ольга Александровна ответила: "Hу, разумеется, я не принцесса. Я русская Великая княгиня".
К Ольге Александровне приходило огромное количество писем, и на все она отвечала. Писали ей многие из придворного штата, некогда служившие Императорской семье в Гатчине, Царском Селе, в Аничковском дворце и в ее собственном особняке на Сергиевской улице в Санкт-Петербурге. Больше того, Великая княгиня продолжала получать письма из самой России. Два особенно трогательных были написаны бывшим лакеем принца Петра Александровича Ольденбургского и няней, которая некогда служила в усадьбе Ольгино близ Воронежа. Оба корреспондента писали на смертном одре. Письма обрывались в середине фразы и не были подписаны. Лишь из постскриптума можно было определить личность авторов письма. В числе корреспондентов Ольги Александровны был старый казацкий офицер, отсидевший в большевицкой тюрьме десять лет и сознающий, что всякий раз, как он пишет Великой княгине, он подвергает себя опасности. Однако, он не мог ничего с собой поделать, поскольку, по его словам, "все, что у меня осталось в жизни - это писать Вам".
