Теодор Гладков - Легенда советской разведки - Н Кузнецов
"Гид" имел тесные связи с группой польских патриотов, в их числе были Жорж (Ежи) Жукотинский, Владек Пилипчук и его шестнадцатилетняя сестра Ванда. В их доме на Длугой улице Гнидюк иногда останавливался. Придя однажды к Пилипчукам, Николай неожиданно застал там человека лет сорока пяти в эсэсовском мундире. Не растерявшись, Гнидюк отрекомендовался двоюродным братом Пилипчуков Яном Богинским. Неизвестный назвался Генеком Ясневским, сотрудником... отдела СД по охране железнодорожных объектов!
По случаю знакомства Гнидюк напоил эсэсовца и установил, что того снедают две страсти: влюбленность в Ванду (они были соседями) и ненасытная жадность к деньгам. В то же время Ясневский, поляк по национальности, разбирался в сложившейся обстановке на фронте и уже сильно сомневался в непобедимости армии фюрера, на которого до сих пор добросовестно работал.
В штабе Гнидюку выработали линию поведения по отношению к Ясневскому. В пьяном откровении охранник неоднократно упоминал, что в глубине души он предан Речи Посполитой - видимо, он принял Богинского за эмиссара лондонского эмигрантского правительства. Что ж, пускай так думает и дальше. Очень точно дозируя последующие разговоры с Ясневским, подкармливая его денежными подачками, Гнидюк стал выуживать из Генека даты облав, схемы охраны железнодорожных объектов, расположение секретных постов, клички, имена и адреса осведомителей. Когда Ясневский увяз в своей "бескорыстной откровенности", Гнидюк потребовал от него помочь взорвать мост через Горынь.
Ясневский согласился и сообщил, что один из его секретных осведомителей, проводник Михаль Ходаковский из фольксдойче, горький пьяница, готов за деньги пойти на что угодно. По поручению Гнидюка Ясневский переговорил с Ходаковским, и тот за две тысячи рейхсмарок (что равнялось двадцати тысячам оккупационных марок, в которых выплачивалось немцам жалованье на оккупированной территории) согласился при переезде через мост сбросить мину из тамбура своего вагона на полотно. Командование дало согласие на проведение операции, выдало в качестве задатка десять тысяч оккупационных марок, однако указало, чтобы за Ясневским и Ходаковским установили наблюдение - не ведут ли они двойной игры. Ничего подозрительного установлено не было, правда, выяснилось, что "честный и бескорыстный патриот" Ясневский отдал Ходаковскому лишь половину полученной суммы, впрочем, командование предполагало что-то подобное с самого начала.
По плану перенести взрывчатку из тайника в доме Шмерег на квартиру своего кузена Жоржа Жукотинского должна была Ванда.
Утром 11 августа девушка отправилась к Шмерегам на улицу Франко. В гостиной с окнами, задернутыми шторами, уже находились братья Шмереги и Дмитрий Красноголовец. Девушке указали на стоявший возле стола большой коричневый чемодан.
- Донесешь?
- Донесу, - уверенно сказала девушка, взялась за ручку и... тут же пожалела о своей запальчивости. Чемодан словно прирос к полу.
- Надо донести, Ванда, - негромко сказал Красноголовец.
И он и братья прекрасно понимали, что чемодан со взрывчаткой слишком тяжелый груз даже для такой крепкой дивчины, как Ванда Пилипчук. Однако другого выхода не было. Им, троим сильным мужчинам, было стыдно перед ней, но перенести смертоносный груз должна была именно она. И мужчины молчали.
Девушка с усилием оторвала чемодан от пола и, не сказав ни слова, шагнула к двери. Все облегченно вздохнули: эта донесет.
Путь на Длугу улицу оказался для Ванды действительно долгим. Тяжеленный чемодан оттягивал плечо. То и дело девушка была вынуждена менять руку. Она шла одна, но одинокой себя не чувствовала, так как знала, что боковыми улицами сзади, справа, слева идут незнакомые ей люди, готовые в соответствии с приказом командования защитить ее в случае необходимости с оружием в руках.
- Могу я просить панну об услуге? - Резкий мужской голос с немецким акцентом словно толкнул ее в грудь.
Девушка охнула и невольно опустила чемодан на землю. Перед ней, широко расставив ноги, стоял пехотный обер-лейтенант с Железным крестом на груди. Из-под козырька низко надвинутой фуражки на Ванду не мигая смотрели бесцветные, как ей показалось, и холодные глаза. Ванда почувствовала, как у нее пересохло горло, словно комок застрял в груди, который ни протолкнуть, ни выдохнуть.
Офицер небрежно бросил к козырьку два пальца и спросил на том уродливом немецко-польско-русском жаргоне, который употребляли оккупанты при общении с местными жителями:
- Битте... не будет ли панна столь любезна, чтобы указать, как пройти на Длугу улицу?
Ванда указала дорогу. Офицер поблагодарил кивком головы, повернулся и зашагал какой-то деревянной походкой, какой ходят только кадровые прусские офицеры. Взглянув на мерно покачивающуюся, обтянутую узким серым френчем спину немца, девушка вздохнула с облегчением и смахнула со лба капельку пота. И снова взялась за ручку чемодана.
Так Ванда Пилипчук в первый и последний раз в своей жизни встретилась с Николаем Кузнецовым. Обер-лейтенант Зиберт появился в Здолбунове, разумеется, не случайно: чтобы выручить Ванду, если другая охрана не сумеет отвести беду. Впрочем, то, что этот немец был Николаем Кузнецовым, Ванда узнала лишь после войны от своего мужа - разведчика Владимира Ступина.
...Чемодан со взрывчаткой был благополучно доставлен на квартиру Жукотинских, где Николай Гнидюк и Жорж окончательно снарядили мину. Не обошлось без казуса: в разгар работы в комнату вошла жена Жоржа. Завидев разложенные на столе бруски взрывчатки, женщина учинила мужу скандал: дескать, в доме уже который месяц нет ни кусочка мыла, а тут целый чемодан готовят на продажу...
В конце дня мина была передана Генеку Ясневскому, и тот ранним утром в присутствии Ванды отдал ее Михалю Ходаковскому. Несмотря на все опасения, Ходаковский выполнил свое обещание: 12 августа 1943 года, в два часа дня, когда эшелон проходил сквозь гулкий пролет железнодорожного моста через Горынь, он сбросил чемодан с миной ударного действия. Оглушительный взрыв расколол воздух... Имеющий стратегическое значение мост был полностью разрушен. Хвостовые вагоны поезда с грохотом полетели в реку вместе с гитлеровскими солдатами, офицерами, танками и орудиями, спешно отправляемыми на Восточный фронт.
Две недели у немцев ушло только на то, чтобы растащить обломки моста и вагонов.
СД вышло на следы участников операции из-за пьяной болтовни в госпитале Михаля Ходаковского, но все они были своевременно выведены в отряд.
...А теперь вернемся назад, в май того же сорок третьего года.
Глава 12
Круг знакомств обер-лейтенанта Зиберта в Ровно расширялся, и каждое новое лицо в нем оказывалось чем-то полезно: иногда оно само по себе было источником информации, иногда помогало приобрести ценную связь или оказывало важную услугу. Среди такого рода приятелей Зиберта был и некий Лео, сотрудник строительной немецкой фирмы "Гуго Парпарт". Медведев и Лукин подозревали, что Лео связан с чьими-то разведками, поэтому Кузнецов держался с ним крайне осторожно, но встреч не избегал - это могло бы (в случае, если его руководители были правы) навлечь на него самого подобное подозрение. Как-то Лео, человек молодой и компанейский, пригласил Зиберта зайти с ним к его знакомой - пани Леле, у которой, по его словам, иногда собирается интересное общество. Когда Лео назвал полное имя этой знакомой Лидия Лисовская, Николай Иванович пришел в некоторое замешательство.
Дело в том, что об этой женщине в отряде уже слышали. Впервые о ней рассказал связанный с партизанами бывший военнопленный Владимир Грязных.
В Ровно было несколько лагерей военнопленных. Тот, в который попал Грязных, находился в конце улицы, что при немцах называлась Постштрассе1, потому что на пересечении ее с центральной улицей города Дойчештрассе действительно находился почтамт.
Если идти от почты по правой стороне Постштрассе (по левой на значительное расстояние тянется центральный парк города), то первой выходящей на нее улицей будет Сенаторская - при немцах Шлоссштрассе, а второй - Любомирских, она же Млынарская, при немцах Ульменвег. Лидия Лисовская с матерью, сестрой Леной и братом Володей жили на Млынарской в доме номер 7. Почти напротив пересечения Млынарской с Постштрассе находилась столовая, обслуживающая офицеров и сотрудников лагеря. Лисовская работала в этой столовой подавальщицей и помощником повара, а Владимир Грязных - разнорабочим на кухне.
Потом Лисовская перешла в лучший ровенский ресторан - "Дойчегофф", расположенный в центре города на Дойчештрассе. Грязных, к этому времени освобожденный из лагеря, тоже устроился сюда, и снова "кухонным мужиком". Постепенно Лисовская "выросла" до престижной должности старшей официантки.
В ресторане ходили слухи, что она вдова польского офицера, чуть ли не графа, что она закончила в Варшаве то ли балетное училище, то ли консерваторию, что до войны ее приглашали в Голливуд сниматься в кино, что из-за нее дрались на дуэли и тому подобное. Эти слухи льстили постоянным посетителям ресторана, в основном офицерам вермахта и чиновникам немецких учреждений, потому у нее была тьма поклонников.
