Тайные безумцы Российской империи XVIII века - Александр Борисович Каменский
В 1701 году Григорий Волков приехал к отцу в Голландию, и тот отправил его вместе с Борисом для продолжения образования во Францию, где они находились до 1704 года. Третий сын И. М. Волкова, Петр, также получил образование, некоторое время состоял при старшем брате Григории, а в 1714 году также стал переводчиком с немецкого в Посольском приказе. Борис же Волков был переводчиком с французского, но, судя по тому, что в изъятых у него бумагах встречаются записи на немецком, он владел и этим языком[403].
Сведения о переводческой деятельности Бориса Волкова были впервые введены в научный оборот П. П. Пекарским в его книге «Наука и литература в России при Петре Великом». Ученый цитирует письмо царевича Алексея отцу 1708 года, в котором он сообщает, что велел переводить некие книги трем переводчикам, в том числе Волкову. Пекарский опубликовал и прошение Волкова царю 1720 года, из которого были почерпнуты основные биографические сведения о нем, попавшие в различные справочные издания:
Державнейший царь, государь всемилостивейший! Вашему царскому величеству служу я в переводчиках с 1704 года и, кроме канцелярской работы, перевел я с французскаго языка на российский по именному вашего величества указу осмь книг: 1) о географии, 2) о войнах греческих и римских[404], 3) о ординах кавалерских, 4) о корабельном плавании на реках[405], 5) о морском учреждении, 6) и 7) об артиллерии, 8) о садовничестве часть 1‑я. От которых книг 2, 3 и 4‑я уже и давно напечатаны, а 6 и 7‑ю велено печатать. Еще же писал с г. бароном Гюйсеном гисторию вашего величества полтора года и, кроме всех оных трудов, был я у дел вашего величества в Берлине три года при тайном советнике Александре Гавриловиче Головкине.
Далее следовала просьба о прибавке жалованья и жалоба на невозможность оплачивать квартиру в Петербурге. Пекарский обращает внимание и на упоминание Волкова (правда, без имени) в сочинении Ф.‑Х. Вебера, написавшего о человеке, «который был посланником в Константинополе, Париже и Венеции» и которому царь поручил обширный переводческий труд, от сложности которого он впал в отчаяние и, «перерезав себе артерию, прекратил таким образом жизнь». «По этому случаю, — иронизирует Пекарский, — Вебер глубокомысленно рассуждает, что Волков от того посягнул на жизнь, что не владел в достаточной степени стоическим хладнокровием. Само собою разумеется, что легко так рассуждать посланнику, занятому пирами и визитами, а бедный русский переводчик решился лучше умереть, нежели не выполнить приказания»[406].
Сразу заметим, что Вебер покинул Россию в 1719 году, и утверждения о том, что он провел еще несколько лет в России после смерти Петра I, ничем не подтверждаются. Скорее всего, он получал из России какие-то не вполне точные известия, в которых Бориса Волкова перепутали с его братом Григорием, а эпизод с покушением на собственную жизнь охарактеризовали как смертельный. В действительности Волков порезал себе живот в 1733 году, когда уже был в отставке и переводами не занимался.
На службу в Посольский приказ Борис Волков поступил в 1710 году, прослужив до этого несколько лет в Ижорской канцелярии А. Д. Меншикова. В приказе, а затем в Коллегии иностранных дел он проработал в общей сложности двадцать лет, активно, как мы видели, занимаясь переводческой деятельностью.
Ил. 13. Церковь Фрола и Лавра у Мясницких ворот. 1882 год. Из кн.: Москва. Соборы, монастыри и церкви. М.: Типо-лит. И. Н. Кушнерева и К°, 1882–1883. С. 68
После увольнения в 1729 году по болезни он жил с матерью, Анной Ивановной, в Москве у Мясницких ворот в приходе снесенной в 1934 году церкви Фрола и Лавра. Жили они на доходы с поместья в Верейском уезде, которым успел обзавестись отец Волкова, но, прося об определении сына в монастырь, Анна Ивановна утверждала, что он поместье совсем разорил, а значит, братьев его уже не было в живых и он был единственным наследником. В их доме жила также сестра Анны Ивановны и крестная мать Бориса Дарья, которая в документах обозначена как вдова тяглеца Сретенской сотни Федора Иванова. По-видимому, это был ее второй муж, а от первого брака у нее был сын — Яков Варфоломеевич Полков, также служивший секретарем в Коллегии иностранных дел. Здесь же жила со своим мужем Иваном Позняковым, служителем князя А. М. Черкасского, и дочь Дарьи Ивановны Прасковья.
Если не считать того, что в 1733 году Борис Волков в припадке безумия вспорол себе живот, основным проявлением его психического расстройства, как можно понять по документам дела, было как раз безудержное стремление к фиксации своих мыслей на бумаге. Волков постоянно делал какие-то записи и писал разным людям письма, посылая с ними на почту своего дворового, которому Анна Ивановна запрещала выполнять распоряжения хозяина. Также Борис писал и выбрасывал записки в окно, а его мать посылала дворовых их подбирать и уничтожать. Опрошенные в конторе свидетели рассказывали также, что Волков с матерью постоянно ссорились и он неподобающе ее ругал. Между тем именно мать, как явствует из его писаний, была своего рода отправной точкой буйных фантазий бывшего переводчика Коллегии иностранных дел.
Бумага, с которой Волков явился в Полицмейстерскую канцелярию, гласила:
Я, переводчик француского письма Борис Иванов сын Волков ведения Колегии иностранных дел, доношу, что мать моя — великая государыня благоверная царевна и великая княжна София Алексеевна всероссийская самодержица с братьями с царем Иоанном Алексеевичем и с царем Петром Алексеевичем, а титло им всем величество. А ныне зовется она Анна Ивановна Волкова государственного Посольского приказу дьяка Ивана Михайловича Волкова, сына царя Михаила Феодоровича, жена отца моего. А я родился еще в то время, как ее указы ходили, а имянно по старому щету 7196 году июля в 17 день. Еще ж с почтением доношу, что на меня наслан бурной дух, псалом 47, с последних чисел месяца марта 1729 году, и потом стал он у нас жить в доме, а имянно подле дверей в большой полате у моей полаты, и непрестанно шумит и кричит, и вопит, и меня ругает и мысли мои, и слова мои, и
