Шапи Казиев - Имам Шамиль
Но многие с беспокойством ожидали, что разбойник Хаджи-Мурад вот-вот подаст тайный знак и каким-то одному ему известным способом ввергнет Воздвиженскую в руки своих сподвижников. Если бы такое удалось, а бывшему наибу удавалось и не такое, то он вполне мог рассчитывать на милость Шамиля и возвращение своего семейства.
Но надеть на Хаджи-Мурада кандалы тоже не решались, чтобы не произвести превратного впечатления на горцев, которые могли пожелать последовать примеру своего героя.
На счастье воздвиженцев, прибыл адъютант М. Воронцова с приказом немедленно доставить Хаджи-Мурада в Тифлис "не так, как пленника, а как человека знаменитого, со всею подобающей честью".
В ТИФЛИСЕ
Тифлис ждал прибытия знаменитого джигита с тревогой и любопытством.
Его появление на балу во дворце Воронцова произвело необычайный эффект. Кавказский лев был увешан дорогим оружием, окружен свирепыми мюридами, а тяжелый взгляд его не производил впечатления обреченности.
Ему отвели дом, в котором он мог принимать гостей, предаваться молитвам и размышлять над средствами для вызволения своей семьи. Воронцов обещал приложить все старания для осуществления его заветной мечты. Но время шло, а результатов не было. Неизвестно было даже то, где именно содержится семья Хаджи-Мурада. Тогда Хаджи-Мурад сам послал Шамилю письмо, прося отпустить его семью. Шамиль ответил, что Хаджи-Мурад стал отступником и что он не позволит впасть в такой грех его жене и детям.
Хаджи-Мурад неузнаваемо переменился. Он истощал себя постом, беспрерывно молился, отказывался кого-либо принимать, если визиты не были сопряжены с его заветной целью.
В редкие выезды из дома его сопровождал казачий конвой. Обычно он направлялся в мечеть, где страстно молился и снабжал деньгами содержавшихся в Тифлисе пленных горцев, а затем делал визиты к Воронцову, чтобы справиться, нет ли вестей о семье.
Среди военных заведений его более всего заинтересовало военно-топографическое училище, где он внимательно разглядывал карты Кавказа. Он с удовольствием указывал маршруты своих походов, а в ответ на просьбу указать дороги и сообщить другие сведения о местах, еще недоступных картографам, только покачивал головой и обещал сделать это, как только семья его будет в безопасности.
Одни горожане шарахались от него, как от молнии, другие старались проявить участие. Газеты наполнили удивительные истории из жизни кавказского героя, где факты переплетались с небылицами, а в местном театре даже показывали сцены на тему "Пророк Шамиль и разбойник Хаджи-Мурад".
Единственным утешением, способным отвлечь от тяжелых раздумий, стали для Хаджи-Мурада шахматы, играть в которые он выучился у начальника своего конвоя. В фигурах он видел вполне реальных персонажей и яростно сражался со своим визави.
Тягостное ожидание в Тифлисе наконец сделалось для него невыносимым. Хаджи-Мурад добился разрешения поехать в крепость Грозную, чтобы попытаться самому организовать вызволение семейства.
Прибыв под конвоем на место, он перепробовал самые фантастические средства для осуществления своей цели. Однако ничего сделать было невозможно. К тому же стояла зима, а в Дагестане и Чечне развернулись новые бои. Воронцов прокладывал новые просеки, его отряды усмиряли восстания, а Шамиль отбивался и делал новые попытки вырвать из царского владычества Кайтаг, Табасаран и Кази-Кумух.
Напрасно взволновав местное население и доставив начальству массу хлопот, Хаджи-Мурад вынужден был вернуться в Тифлис.
Дожидаясь вестей из Дагестана, Хаджи-Мурад сообщил ротмистру Лорис-Меликову подробности своей удивительной жизни. Ротмистр все записал, прочел Хаджи-Мураду через переводчика, получил одобрение и представил свой труд начальству. Воронцов, в свою очередь, адресовал жизнеописание своего подопечного Генеральному штабу и государю императору.
А самого Хаджи-Мурада решил до поры удалить из Тифлиса. Местожительством ему была назначена Нуха в одноименном уезде за Лезгинской кордонной линией.
ГОЛОВА ХАДЖИ-МУРАДА
В апреле 1852 года Хаджи-Мурад прибыл в Нуху в сопровождении сильного конвоя и под надзором капитана Бучкиева.
Поначалу Хаджи-Мурад с интересом осматривал местные достопримечательности, наведывался на базары и в караван-сараи, посещал мечети, где знать держалась от него подальше, а простой люд старался стать ближе.
Бездействие властей порождало в Хаджи-Мураде мрачную задумчивость, которая сменялась лихорадочным блеском глаз, когда он обращал их к горной гряде, отделявшей Нуху от Дагестана.
Начальник Нухинского уезда подполковник Карганов старался развлечь Хаджи-Мурада, обещая скорые перемены в его деле. А пока разрешал ему ездить по Нухе и окрестностям в сопровождении своих нукеров и небольшого конвоя. Несколько раз они вместе отправлялись на охоту, где Хаджи-Мурад вновь превращался в лихого наездника и меткого стрелка.
Карганов подозревал, что от Хаджи-Мурада можно ожидать всякого. Что если не удастся выручить его семью, то он попробует сделать это сам или даже перейдет обратно к Шамилю, учинив в Нухе шумное происшествие в надежде на примирение с имамом. Вместе с тем Карганов полагал достаточным выставлять секретные караулы и полагался на самих нухинцев, которые помнили недавний набег Хаджи-Мурада и готовы были при случае ему отомстить.
Не дождавшись решения своего дела от Воронцова, Хаджи-Мурад начал приходить в отчаяние, дерзил начальству и часто уходил от своего конвоя. А когда начальник нухинской милиции Хаджи-ага прилюдно насмехался над положением Хаджи-Мурада, то он едва сдерживал свою гордую натуру, чтобы не разорвать наглеца.
Во время одной из загородных прогулок случилось то, чего многие и ожидали.
В тот день, после очередной бессонной ночи, Хаджи-Мурад был не в духе. Не отвечая на расспросы, он отказался от завтрака и начал седлать своего коня. Конвойные решили, что он, по своему обыкновению, собирается за город на прогулку.
Отъехав версты две, Хаджи-Мурад спешился у родника, чтобы совершить омовение и помолиться со своими нукерами. Закончив намаз, он вскочил на коня и вдруг спросил начальника конвоя, мусульманина: почему тот не молился вместе с ними?
Урядник не нашелся что ответить и попробовал отшутиться. Хаджи-Мурад переменился в лице, и глаза его вспыхнули тем особенным огнем, наводившим ужас на его врагов. "Не грех убить такого неверного, как ты!" - крикнул Хаджи-Мурад и выстрелил в него из пистолета. Урядник упал замертво. Другой конвойный был убит нукером Хаджи-Мурада. Затем, не дав опомниться остальным конвойным, горцы пустили коней в галоп. Казаки бросились следом, но беглецы, отстреливаясь, оторвались уже далеко и во весь опор мчались в горы.
Когда о бегстве Хаджи-Мурада стало известно в Нухе, растерянный Бучкиев помчался в Тифлис, а Карганов спешно организовал погоню.
На поимку беглецов были брошены все силы, по уезду разосланы тревожные караулы, а из окрестных владений была мобилизована милиция.
Хаджи-Мурад, застрявший в болотистом месте, был настигнут на следующий день шушинской и нухинской милицией.
После перестрелки Хаджи-Мурад и его нукеры укрылись в небольшой роще, залегли в вырытой кинжалами яме и отгородились убитыми лошадьми.
Тем временем рощу окружали все новые толпы преследователей. Среди них был и Хаджи-ага, горевший желанием отомстить Хаджи-Мураду, который однажды разбил его отряд и вынудил бежать из Элису, которым Хаджи-ага правил после Даниял-бека.
Окружением руководил майор Туманов. На его предложение сдаться Хаджи-Мурад ответил бранью и пулями
Туманов пошел на приступ, но был отбит. Бой продолжался более пяти часов, осажденные затыкали раны лоскутами и продолжали отстреливаться, пока оставались пули и порох. Наконец пальба смолкла. Чтобы убедиться, что беглецы мертвы, в их сторону погнали стадо коров. Когда стадо спокойно прошло небольшой лес, милиционеры решили, что все кончено, и с радостными криками ринулись к последнему укреплению мюридов. Но вдруг навстречу им выпрыгнул окровавленный Хаджи-Мурад с саблей в руке. Храбрец был ранен четырьмя пулями, но успел нанести несколько страшных ударов, пока не был изрублен сам. Та же участь постигла еще двух мюридов. Остальные двое были сильно изранены и попали в плен.
Перед смертью отважный мюрид усмехнулся в лицо врагам: "Вы смогли меня убить, но не смогли победить".
Сообщение Бучкиева о бегстве Хаджи-Мурада изумило Воронцова до крайности. Выговаривая капитану за преступную халатность, наместник мысленно представлял себе, как будет разгневан государь, доверивший Хаджи-Мурада его попечению.
Но вскоре явился Аргутинский, который объявил о поимке и гибели Хаджи-Мурада и обещал, что скоро голова его будет доставлена в Тифлис.
Когда тела Хаджи-Мурада и его мюридов привезли в Нуху, почти все население явилось к дому уездного начальника, чтобы увидеть конец великого человека. Многие были опечалены, но большинство ликовало. В духанах до утра били в барабаны, звучала зурна и слышались крики "ура!".
