Маргарита Альбедиль - Индия: беспредельная мудрость
Второй путь предназначен для людей высокоразумных, он предполагает развитие интеллектуальных способностей и сверхчувственной интуиции, глубокое размышление и обретение знания единого абсолюта, а также постижение на личном опыте тождества атмана и брахмана. Систематизацией особенностей этого пути занималась веданта, одна из ортодоксальных даршан. Священными же текстами, в которых они изложены, традиционно считаются упанишады. Джняна-марга предполагает глубокую обращенность внутрь себя в соответствии с тем пониманием истинного знания, о котором говорилось выше. Идущий этим путем может позволить себе асоциальное поведение, не боясь осуждений окружающих, а также вести монашеский образ жизни.
Что же касается третьего пути, то это – путь непосредственного сердечного приобщения к подлинному бытию, нескончаемый путь «разумного сердца», и здесь требуется неоглядная и безраздельная преданность божеству, которая очищает сердце и направляет мысль к высшему знанию и истинному просветлению. Таким образом, индуистская традиция предлагала разные пути для постижения основ мироздания и проникновения в средоточие собственной души, в зависимости от особенностей и притязаний верующих.
Примером человека, идущего первым путем, был Мохандас Карамчанд Ганди (1869–1948), вошедший в историю как лидер индийского народа в борьбе за национальную независимость, причем эта борьба была неотделима от его приверженности религиозным традициям. Сам Ганди подчеркивал, что для него дороже его страны его религия, «и, следовательно, я прежде всего индус, а уж затем националист… Интересы моей страны прежде всего совпадают с интересами моей религии».
Англичане презрительно называли его «нагим факиром», но индийский народ наделил его высоким титулом Махатмы, то есть «Великой души», и считал «отцом нации». День рождения Ганди ежегодно отмечается как национальный праздник Индии, а день его смерти объявлен Днем мучеников. Его считали высоким авторитетом даже те, кто не разделял его взглядов. Так, Джавахарлал Неру писал: «Какой удивительный человек Гандиджи с его поразительным и почти неотразимым обаянием и духовной властью над людьми!.. Как личность он гораздо более велик, чем это можно думать на основании его высказываний. А сколь огромны были его заслуги перед Индией! Он вдохнул мужество и храбрость в ее народ… Он – ярчайший представитель всей Индии и выразитель самого духа этой древней многострадальной страны».
В этом качестве он привлекал и многие западные умы. В 20-е гг. прошлого века на нескольких европейских языках была опубликована книга Ромена Роллана «Махатма Ганди», в которой были прозорливые слова: «Народ обладает плохой памятью; и я боялся бы, что индусы недолго сохранят воспоминание об уроках Махатмы, если бы они уже давно не были вписаны в глубины народного сознания… Учение его… было начертано в сердце Индии уже две тысячи лет… Ганди в него лишь перелил свою геройскую кровь. Он будил гигантские тени и силы прошлого, уснувшие и заглохшие в смертельной летаргии. Они поднялись при звуке его голоса. Ибо они узнали в нем себя. Он был больше проповеди, он был примером».
В самом деле, вся жизнь Ганди, вся его религия – непрерывное самоотверженное служение людям. Получив юридическое образование в Англии, он более 20 лет прожил в Южной Африке, где было много выходцев из Индии и где он поначалу в качестве адвоката вел дела индийской торговой фирмы, а потом выступил как политический деятель, встав во главе движения индийцев против расовой дискриминации и других позорных ограничений. Он организовывал демонстрации, забастовки и другие выступления, которые предполагали организованное неподчинение дискриминационным законам, но без применения какого бы то ни было насилия со стороны участников движения, несмотря на провокации и жестокую расправу. «Для меня ненасилие – самая большая гордость индуизма… Я считаю, что ненасилие – это образ жизни, и Индия должна показать это миру», – говорил он. Ненасильственное сопротивление стало главным методом его борьбы, причем оно понималось не как пассивное сопротивление, а как «ненасилие сильных» и основывалось на жертвенной готовности религиозного долга.
Это была особая форма политической борьбы, которую Ганди назвал «упорством в истине», сатьяграха, облек в форму религиозной проповеди и положил в основу своего философского и этического учения. В этом смысле он подошел к индуизму реформаторски, различая в нем два аспекта, «один – исторический индуизм, с его неприкасаемостью, суевериями, поклонением деревьям и камням, жертвоприношением животных и т. д. С другой стороны… индуизм Гиты, упанишад, „Йога-сутры" Патанджали, который представляет собой акмэ ахимсы и единства всего существующего, чистое поклонение одному имманентному, лишенному форм и неуничтожимому богу». Истинным Ганди считал этот последний, «вечный» индуизм, противопоставляя его историческому и сделав отправным пунктом во всех своих теоретических построениях.
Илл. 69. Махатма Ганди
В 1914 г. Ганди вернулся в Индию уже известным политическим деятелем и около года путешествовал по стране, прежде чем принял непосредственное участие в местной политической жизни. Похожий на традиционного индийского подвижника своим обликом, он вел в быту самую непритязательную жизнь и располагал к себе простых людей, с которыми постоянно общался. В следующем году при поддержке богатых людей штата Гуджарат, где он жил, Ганди основал поселение своих последователей, так называемую «обитель сатьяграхи», Сатьяграхашрам, а позже организовывал кампании против колониальных властей. В конце концов, он стал самым влиятельным лидером национально-освободительного движения и оставался им до дня своей трагической гибели в январе 1948 г.: его убил индус-фанатик, связанный с коммуналистской организацией «Хинду Маха Сабха».
Жизнь Ганди – это постоянная борьба, и не только с английскими колонизаторами, но и со всем, что порабощает божественный свет в человеческой душе, и потому самую яростную борьбу он вел с самим собой, своими страстями и желаниями. В политике же он выдвинул тактику массового неподчинения колонизаторам при строгом соблюдении ненасилия – сатьяграхи, апеллируя к религиозным чувствам народа. Это был совершенно правильный ход, потому что именно религия воспринималась в Индии многими как символ былой независимости и самобытности культуры. «Может быть, в любой другой стране он был бы сейчас не на месте, – писал Дж. Неру, – но Индия, видимо, все еще понимает или, по крайней мере, ценит людей пророчески-религиозного склада, говорящих о грехе, спасении и ненасилии… и с ее стороны было вполне естественно сделать этого своего сына, столь похожего и в то же время столь непохожего на нее, кумиром и обожаемым вождем».
Собственно, участие в политической борьбе было для него средством совершенствования и постижения бога, а сама национально-освободительная борьба воспринималась им как религиозное подвижничество, и потому он называл ее дхармаюддха, то есть «праведная борьба»: «В праведной борьбе сам бог составляет план кампании и руководит сражениями. Дхармаюддха может вестись только именем божьим», – писал он. Ганди был убежден, что только религия составляет нравственную основу всей человеческой деятельности, что «человек без религии, как корабль без руля», и что «ни один народ не может двигаться без нее по пути прогресса», и из такого понимания религии как активной всепроникающей силы вытекал вывод о неразрывной связи ее с политикой. «Я не верю, – писал он, – что духовный закон распространяется исключительно на духовную сферу. Напротив, он выражается именно через обычную повседневную практику. Таким образом он воздействует на экономику, на общественную и политическую жизнь».
На завершающей стадии национально-освободительного движения, когда перед Ганди встала задача объединить всех его участников и устранить конфессиональную конфронтацию, он выступил с идеей духовной общности всех религий и их равенства в смысле одинаковой истинности вероучений: «Мое чутье индуса подсказывает мне, – писал он, – что все религии более или менее истинны. Все они порождены одним богом, и все они несовершенны, поскольку дошли до нас через несовершенное человеческое восприятие». Истину он считал единой духовной основой всего мира и братства всего живого и в индуизме, и в исламе, и в буддизме, и в христианстве и верил, что для этого не требуется никаких доказательств. «В божьем здании много помещений, и все они равно святы. Все великие религии мира внушают нам принцип равенства и братства человечества и добродетель терпимости».
Илл. 70. Рамана МахаришиПуть джняны, истинного знания, воплотил всей своей жизнью Рамана Махариши (Венкатарамана Аияр, 18791950), в конечном итоге создав оригинальное философское учение на основе веданты. Его не без оснований считают последним истинным духовным учителем нашего времени: он учил простому пути, ведущему к просветлению, не основанному на какой-либо одной специфической традиции, но вмещающему в себя основы их всех.
В детстве он посещал школу при американской миссии и выделялся среди своих сверстников только двумя особенностями: интересом к спорту и способностью погружаться в такой глубокий сон, что разбудить его было невозможно, как ни тормошили его друзья. В 16 лет, напуганный кончиной родственника, он пережил опыт страха перед смертью. Он разделся, лег на пол и представил себя мертвым. Позже он так описал свои переживания: «Я почувствовал, что я умру, и начал думать, что мне делать. Я не подумал о том, что можно обратиться к доктору, к старшим или друзьям. Я чувствовал, что должен сам справиться с этой ситуацией и сам найти ответ… Страх смерти обратил мой ум в глубину меня самого. И я сказал, обращаясь к самому себе практически без слов: „Вот пришла смерть. Что это значит? Что значит умереть? Умирает тело. Но является ли мое тело мною? Оно безмолвно и инертно. Я же чувствую всю силу моей личности. А также голод «Я» во мне самом, которое отлично от него. Таким образом, я являюсь духом, который больше, чем тело. Тело умирает, но дух, который выше тела, не может быть тронут смертью. Это значит, что «Я» есть бессмертный дух". Это было не просто мыслью, это было открытие, которое хлынуло в меня, как живая истина, и которое я воспринял непосредственно, без размышления… С этого момента „Я" привлекало к себе мое внимание и стало объектом моих непрерывных размышлений, моего постоянного удивления. Страх смерти исчез раз и навсегда. „Я" поглотило все мое внимание, вся моя жизнь была теперь посвящена этому „Я"».
