Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь
Уже было отмечено, что отношение киевлян к Святославу было двойственным. С одной стороны, он князь, герой, а с другой… Вот несколько цитат из летописей: «Чюжих желая, своя погуби» (Уваровская летопись); «Чюжих ища, своя погуби» (Ермолинская); «Чюжим паче силы жалая, и своя си погуби за премногую его несытость» (Львовская); и наконец, упрек, брошенный Святославу киевлянами: «Ты, княже, чужея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабив».[471] Вот где были истинные враги Святослава, а не в Константинополе, как хочется думать поздним поклонникам этого импозантного князя.[472]
И надо сказать, что у многих киевлян, благоденствовавших при мудрой княгине Ольге, было достаточно оснований для отрицательного отношения к ее сыну. Они его знали слишком хорошо.
64. Взрыв мрака
В последние дни боев у стен Доростола, после того как пал смертью храбрых витязь Икмор и надежда на победу была утрачена, русы вышли в полночь при полной луне на берег Дуная. Сначала они собрали тела павших бойцов и сожгли их на кострах, а потом, свершая тризну, предали смерти множество пленников и пленниц. Но самое оригинальное было то, что они топили в водах Дуная грудных младенцев и петухов.[473] Так совершались жертвоприношения злым богам.
Еще более страшные сцены происходили в Белобережье (остров Березань) после возвращения из Болгарии. Князь и его языческие вельможи приписали русским христианам, сражавшимся в том же войске, вину за поражение, нанесенное их единоверцам, объяснив его гневом богов на христиан. Святослав замучил насмерть своего брата Улеба (Глеба), а его воины так же поступили со своими боевыми товарищами, страдавшими от ран и нуждавшимися во враче, а не в палаче. Особенно плохо пришлось священникам, которые были в русском войске для напутствия православных русов.
До 971 г. Святослав был веротерпим и великодушен. После поражения благородный характер князя изменился полярно, может быть, вследствие психического шока, вызванного разочарованием и сожалением об ошибках, которые были непоправимы. Ему изменил даже интеллект: он послал в Киев приказ сжечь церкви и обещал по возвращении «изгубить» всех русских христиан.[474]
Этим заявлением Святослав подписал себе приговор. Уцелевшие христиане и воевода Свенельд бежали степью в Киев. Их печенеги пропустили. Но когда весной 972 г. Святослав с верными языческими воинами пошел речным путем, печенеги напали на него у порогов и истребили весь русский отряд.
Предлагаемая здесь версия предпочтительнее той, которая содержится в «Повести временных лет». Нестор не объясняет, почему войску Святослава, страдавшему в Белобережье от голода, не помогли киевляне, хотя степной путь по Бугу был открыт. Печенегов кто-то должен был известить о времени прохода Святослава через пороги, иначе они не смогли бы собраться туда в достаточном числе. И это не могли быть «переяславцы», т. е. болгары из Преславы, так как у них таких сведений не могло быть, ибо их страна была оккупирована греками. Зато киевляне были крайне заинтересованы, чтобы к ним не явился обезумевший князь с озверелой солдатней. И уж им-то было легко снестись с печенегами, тем более что воевода Претич обменялся оружием с печенежским вождем, может быть, с самим Курей или с кем-то из его подручных.
Затем Нестор сообщает, что русы в Белобережье покупали конину по «полугривне за конскую голову». Кто мог продавать им конину, кроме печенегов? А если так, то конфликт Святослава с Курей возник не сразу, а после чего-то, о чем Нестор умалчивает. Короче говоря, версия «Повести временных лет» полна неразрешимых противоречий, которых лишена версия Иоакима, объяснявшая к тому же дальнейшие коллизии. С гибелью Святослава и его дружины связан и конец надежд древнеславянского язычества. Это кажется странным: языческой осталась вся страна и большая часть киевлян; так почему же можно сделать такой вывод? Потому, что вокруг Святослава сплотилась наиболее пассионарная часть ревнителей древней веры. Гибель их означала потерю инициативы, перехваченной киевскими христианами — окружением князя Ярополка. Славянское язычество еще несколько раз пыталось вернуть утраченные позиции, но тщетно. В рудиментарной форме оно дожило до XX в. — блины на Масленицу, гадания, страх перед темными помещениями и т. д., но для этногенеза это уже не имело значения.
А теперь подумаем, что могло бы случиться, если бы Святослав победил киевлян. Видимо, Киев из богатого и культурного города превратился бы в замок рыцаря-разбойника вроде Бранного Бора (ныне — Бранденбург) или базу пиратов с культом Святовита, как было на острове Руге. Но тогда бы русов постигла судьба лютичей, бодричей и поморян, истративших свой пассионарный фонд в постоянных войнах с соседями. Для этих храбрых славян не только немцы и датчане, но и все соседи были врагами, а без друзей жить нельзя.
Конечно, друзей надо уметь выбирать, но и тут для Святослава был выбор только между православием и исламом, ибо католичество киевляне отвергали прочно, а надежда на Перуна привела к поражению. Однако страны ислама в 970—972 гг. переживали жестокий кризис. В 969 г. багдадский халиф потерял Египет, захваченный Фатимидами,[475] а вслед за тем Сирию и Северную Месопотамию, возвращенные Византией. Халиф сам нуждался в помощи и в союзники не годился.
Вместе с тем Русь нуждалась в объединении. Фаза надлома пассионарного напряжения оказалась сопряжена с иноземным вторжением, что унесло больше жизней, чем могло бы быть при иных обстоятельствах. Но Русь имела достаточно жизненных сил для восстановления. Надо было только решить, каким способом это следует осуществить. Здесь, как часто бывало на Руси, единого мнения не было.
65. Создание империи
Попав в тупик, самое разумное — вернуться к развилке и двинуться другой дорогой. Здесь тупиком оказался конфликт с Византией, а последствием его — поляризация православия и воинствующего язычества, вытесняемого победоносным католицизмом из Швеции и Дании на восток. Поэтому не было на Руси ни мира, ни целеустремленности, ни общего идеала грядущего.
С 977 по 980 г. Русская земля, от Ладоги до Киева, не знала покоя. И не в личностях князей была причина неустройства. Князья были юноши, за спиной которых стояли опытные мужи, воины и политики. Те, кто клялся именем Ярополка, были сторонниками мира с Византией, союза с печенегами и распространения православия. Эту партию поддержали киевляне; на ее сторону склонялись суровые пограничники, закаленные в войнах с ятвягами, — жители Полоцка и Турова.
Против них выступили новгородцы, использовавшие для своих целей молодого Владимира, сына Святослава и древлянки Малуши. Денег в Новгороде было много, а значит, можно было нанять варягов. Плохо было то, что вместе с варягами приходили на Русь очень злые боги, например литовский Перун (Перкунас), и требовали человеческих жертв, обещая за это победу. Злые боги обещание выполнили, организовав предательство в крепости Родне в 980 г. Князь Ярополк был заколот во время переговоров с Владимиром, и последний стал князем в Киеве. Но предательство — занятие увлекательное. Владимир предал варягов, не уплатил им за службу и выгнал их в греческую землю, послав туда предупреждение о том, что этих разбойников следует рассредоточить по отрядам, иначе они и там наделают бед.
Поступок Владимира был в отношении варягов вероломством, но только после него киевляне согласились признавать Владимира князем и оказали ему помощь в повторном (в который раз!) покорении славянских племен: червенских городов — в 981 г., вятичей — в 981—982 гг., ятвягов — в 983 г., радимичей — в 984 г. А в 985 г. началась большая война с камскими болгарами и хазарами.[476]
Война с камскими болгарами, несмотря на поддержку конного отряда гузов (торков), была неудачна. После «победы» глава похода, дядя Владимира по матери — Добрыня, принял странное решение: обутые в сапоги болгары дань давать не будут; надо искать лапотников. С Булгаром был заключен вечный мир, т. е. правительство Владимира признало самостоятельность Камской Болгарии.
Зато война с Хазарией окончилась победой. Иаков Мних (упомянутый в летописи под 1074 г.) писал: «И на козары шед, победи, а и дань на них положи».[477] Об этом же событии сообщает Мукадасси, закончивший свой труд в 988—989 гг. В этот год Волжская Хазария была оккупирована войсками хорезмшаха Мамуна, а поскольку столкновения хорезмийцев с русскими не было, то следует считать, что жертвой Владимира стал остаток былой иудео-хазарской державы, после чего Тьмутаракань в 988 г. превратилась в русский город — резиденцию князя Мстислава Владимировича.[478] При вступлении на княжение Мстиславу было менее шести лет, но возраст князя не имел значения. Князь в эту эпоху — это только представитель, а истинные правители были всегда, только имена их остались неизвестны истории.
