Дмитрий Хмельницкий - Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945
В бараке на 400 – 500 человек 3 – 4 маленьких тусклых окошечка и две небольшие железные печки, которые зимой топятся всю ночь. Никаких столов и приспособлений для сиденья в бараке нет. Кружки, ложки, чайники, сундучки с тряпками – все это лежит там же, где заключенный спит: или под головой, или, если есть место, на гвоздях на стене, над его головой. Грязь, неимоверная вонь, вши, клопы, холод... Вонь в бараках так сильна, что чекисты-надзиратели никогда в барак не заходят. В бараке на 400 – 500 человек горит не более двух маленьких лампочек. Стекол к ним на командировках обычно нет, и лампочки горят без стекол. Дневальные то и дело выкручивают фитиль, так как иначе огонь тухнет. Когда заключенный утром встает, у него в носу копоть, как в дымовой трубе. Чтобы умыться, надо взять свою кружку и идти во двор и там где-нибудь на пне умываться изо рта. Мыло заключенный должен иметь собственное, так как СЛОН его не выдает. Не выдаются и постельные принадлежности; заключенные спят в одежде, настелив на нары еловых ветвей. Во сне их холодит пробивающийся в щели стен ледяной полярный ветер, вши немилосердно едят их измученные в работе тела. Пробуждаясь от холода, они соскакивают с нар, бегут к топящейся железной печке, немного греются и опять идут «спать»...
Если заключенному ночью понадобится выйти оправиться, он должен прежде всего попросить для того разрешения у дневального, а тот доложит об этом стоящему на часах у дверей барака чекисту-надзирателю; потом он должен обязательно раздеться до белья, и только тогда он может выйти на трескучий мороз и побежать в лес. Раздеваться его заставляют в предупреждение побега.
Так проходит ночь. А наутро он сквозь сон слышит зычное дневальское: «Вылетай пулей на работу. Что? Отдельного приглашения ждешь? За дрыном соскучился?»... Заключенный вылетает «пулей» из барака, умывается снегом, хватает свой грязный котелок и бежит стать в очередь за пшеном.
Поев на нарах с колен слоновского пшена и выпив кружку горячей воды, заключенный становится в строй. Выстроившихся сначала дрессирует командир роты, затем он идет к дежурному по командировке чекисту и докладывает, что строй готов. Вот идет к строю хозяин командировки.
– Командиррровка, смирррно. Равнение на середину, – командует комроты.
– Здорово, шакалы.
– Здрррааа.
Командир роты подлетает к чекисту с рапортом о численном составе строя.
– К ррразвооодууу, – дает распоряжение дежурный чекист-надзиратель после рапорта командира роты. К заключенным подходят десятники, и каждый из них берет в лес своих заключенных.
Десятники – уголовный элемент, главным образом убийцы. Ссылая их в СЛОН, спецотдел пишет управлению СЛОНа: «Использовать в качестве десятника». Десятники не хуже чекистов-надзирателей знают дело строя и своих заключенных строят в «четверки». Они так же командуют: «Чище разберись в четверках», «Справа по порядку номеров рассчитайсь».
К построенным десятниками заключенным выходят чекисты-надзиратели, чтобы конвоировать партию лесорубов в лес. Эти, в свою очередь, начинают: «Справа по порядку номеров рассчитайсь», «Первая четверка, три шага вперед, шагом марррш» и т. д. А потом старое, издергавшее заключенным все нервы: «Шаг вправо, шаг влево, будет применено оружие». И наконец: «Партия, на работу в лес шагом марррш».
На работу заключенные идут до десяти километров. И чем дольше они работают, тем дальше и дальше им приходится ходить: вырубая лес, они с каждым днем отодвигаются от места расположения командировки.
В лес заключенные приходят совершенно затемно. Десятники выдают им спички: ими они просвечивают сосны, чтобы узнать, есть ли на сосне клеймо и можно ли рубить ее. Снегу по пояс, и заключенный должен сперва вытоптать вокруг дерева снег. Тридцать пять деревьев он должен срубить, обрубить с них сучья и окорить (т.е. очистить от коры). А после работы, возвращаясь на командировку, он должен пройти пять – десять километров.
Срубить и очистить 35 деревьев – это только основной урок заключенного. Кроме этого у него есть еще много видов добавочной работы, о чем скажу дальше. Сейчас укажу только на добавочную работу, которую здоровые заключенные должны выполнять за своих заболевших или обессилевших товарищей до тех пор, пока на их место не будут присланы новые. По директиве санитарного отдела УСЛОНа лекпомы (лекарские помощники) на командировках «законно» могут признать больными не больше 2% всего списочного состава заключенных данной командировки. Если на командировке окажется больных, скажем, 3% (больными признаются только те, кто имеет повышенную температуру, иначе он «симулянт» и «филон»), – то урок этих «излишних» больных должны выполнять остальные.
Каторжная работа доводит заключенных до того, что он кладет на пень левую руку, а правой отрубает топором пальцы, а то и всю кисть. Таких саморубов надзиратели банят что есть сил прикладами винтовок, потом отправляют к лекпому на командировку. При этом чекист-надзиратель дает ему «пропуск»: он берет толстое, пуда в два весом, полено и на нем пишет: «Предъявитель сего «филон», «паразит симулянтович», направляется мною в командировку для перевязки отрубленной топором руки. После перевязки прошу направить его обратно в лес для окончания урока». Саморуб идет с таким пропуском километры. На командировке дежурный чекист снова банит его, потом пошлет к лепкому; тот помажет йодом порубленное место, перевяжет бинтом из плохо выстиранных рваных рубашек, полных гнид, и направит в распоряжение дежурного по командировке; этот наряжает дневального, который ведет саморуба обратно в лес, на работу. «Ты думаешь, шакал, мы тебе не найдем работы? Не можешь рубить, так будешь пилить. Для этого одной руки тебе хватит», – говорят чекисты-надзиратели и десятники. И саморуб пилит. Пилит одной рукой, пилит каждый день, пилит до тех пор, пока или от заражения крови умрет, или попросит товарища отрубить ему кисть и правой руки... Если он после этого, уже не работая, выживет, то весной его отправят на Конд-остров, а там уже конец ему. С Конд-острова никто живым не возвращается.
В отношении саморубов в СЛОНе есть специальный приказ: «Саморубов от работы не освобождать и требовать выполнения урока». Приказ подписан начальником СЛОНа Ногтевым, и такая же директива была получена из спецотдела при коллегии ОГПУ за подписью Глеба Бокия, начальника спецотдела. Иначе нельзя! Не будь в СЛОНЕ таких жестоких мер в отношении саморубов – все заключенные будут рубить себе пальцы и кисти рук. Кто же тогда будет выполнять слоновские лесозаготовительные программы? Что тогда получилось бы с пятилеткой? Разве можно было выполнять ее в четыре года?.. Как большевики пополнят недобор в иностранной валюте?
Многие заключенные, видя, что саморубство спасти их не может, а в перспективе их ждет неминуемая смерть с предварительными долгими страданиями, поступают решительнее: они вешаются на обледенелых деревьях или ложатся под подрубленную сосну в тот момент, когда она падает – тогда их страдания оканчиваются наверняка.
Сплошь и рядом случается, что заключенный, проработав часов десять и вымотав все силы, заявляет десятнику и чекисту-надзирателю, что он не в состоянии выполнить урока. Тогда его бьют. Если это не помогает и чекист убеждается, что он действительно выполнить урока не может, остаток урока такого заключенного переносится на всех работающих, а виновник ставится на высокий пень и обязывается кричать «я филон! я филон! я паразит советской власти!». Эту фразу он у одних чекистов кричит 500 раз, у других больше. Ванька Потапов (о нем мы услышим впоследствии) заставлял кричать до 5000 раз... Кричит заключенный, а сам плачет. Когда заключенный, прокричав «я филон» менее урока, вместо 500 раз только 300, замолкает, чекист-надзиратель, поджаривающий что-нибудь себе у костра или пьющий чай, орет: «Ты что же, филон! И тут начинаешь филонить!.. Что же ты думаешь, я не считаю?»
На пенек становятся только лишь те «филоны», которые, заявляя, что не могут выполнить урока, плачут. Есть другие: вымотав на работе все силы, они не плачут и не просят застрелить их, а категорически заявляют, что у них уже нет больше сил. С ними чекисты поступают суровей. Шаблонных мер борьбы с ними нет, и каждый чекист руководствуется собственной изобретательностью. Расскажу о наиболее частых. Первый, он же, как правило, первоочередной – «дрыновка»: чекист банит изо всех сил прикладом винтовки, а десятники «дрыном», то есть толстой крепкой палкой, иногда с сучками. Второй – занятие военным строем: «Становись! Каблуки вместе, носки врозь! Грудь вперед! Голову выше! Слушай мою команду: напрраво! Налево! Крррууугом! На месте бегом марррш!» Третий прием – «ходьба по восьмерке»: чекист-надзиратель приказывает десятнику пройти с километр по снегу так, чтобы получилась цифра 8. По этой восьмерке филон должен потом ходить до окончания всеми заключенными их работы. Четвертый прием – раздевание: заключенному приказывают раздеться и стоять, прислонившись носом к сосне, причем зимой ствол сосны иногда поливается водой, и нос примерзает к дереву. Пятый – «стойка на комарах»: заключенный раздевается и привязывается к дереву так, чтобы своими движениями не мог сгонять сосущих его кровь комаров. Шестой – ходьба по лесу с просунутой в рукава бушлата длинной палкой. С заключенного десятник снимает бушлат, продевает в рукава длинную, метра в четыре, палку, надевает потом этот распятый бушлат на заключенного так, что палка проходит позади шеи, застегивает бушлат и подпоясывает его поясом. Распятый таким образом на палке заключенный должен ходить по лесу. Палка, задевая за деревья, мешает ему ходить, и он должен то и дело поворачиваться и проходить между деревьями боком. А урок «этих паразитов советской власти» все-таки выполняется: его делают те, кто еще на ногах.
